У подножия Копетдага - Ата Каушутов

Подпасок налил им и приезжим собакам остатки вчерашнего супа, накрошив предварительно туда немного чурека, и вся четвероногая свора принялась за еду.

Подошли и ослы. Их тоже накормили, и они стали медленно бродить вокруг шатра, не удаляясь, впрочем, от него дальше, чем на десять — пятнадцать шагов. Таково уж свойство ослов — в степи после захода солнца они жмутся к человеку. Из всех домашних животных они, пожалуй, самые хитрые и самые трусливые.

А в шатре дела шли своим чередом. Молодые люди осматривали оружие. Когда был готов чурек, подпасок накрошил его в три большие миски, налил в них супу, и все сели за еду. Так как людей собралось много, а посуды не хватало, суп пришлось дважды добавлять.

После обеда молодежь развеселилась. Чай пили, пересмеиваясь и подшучивая друг над Другом. Только Дурды-чабан сидел серьезный, внимательно прислушиваясь к тому, что делалось снаружи.

После захода солнца прекратился доносившийся с окрестных бугров шорох промерзших ветвей кустарника — ветер как-то сразу перестал дуть. Но не надолго. Вскоре он возобновился, только теперь уж подул с другой стороны.

— Так я и думал, — бормотал старик. — Сама погода это предвещала. Может, и тучи уйдут…

Между тем оба осла внезапно повернули к шатру и, быстро перебирая ногами, скрылись, позади него. Никто не обратил на это внимания, кроме Дурды-чабана. Но он тоже пока ничего не сказал, желая проверить свою догадку на поведении собак.

И в самом деле, одна из четырех овчарок стала недоверчиво подымать нос, словно принюхиваясь к чему-то. Затем и остальные последовали ее примеру. Вдруг они все вскочили и рысцой побежали к ятаку. Дурды-чабан поднялся и с волнением смотрел им вслед, пока они не скрылись в темноте.

— Ну, ребята, — сказал он, — не знаю, сколько их там: двадцать или один-два, но только теперь ясно — волки поблизости.

Вюши первым схватил свое ружье и засуетился:

— Где они, Дурды-ага?.. В какой стороне?..

— Пока трудно сказать, но животные уже почуяли врага. Видите, и ваши собаки волнуются… И ослы, хоть и спрятались, а на месте устоять не смогли.

Ослы действительно проявляли беспокойство. Сперва они попытались даже проникнуть в шатер, но потом побежали к стаду, чтобы забраться в самую гущу и укрыться там в тепле и безопасности среди лежащих баранов.

— Да, теперь, кажется, пора, — продолжал старик. — Сейчас выясним, с какой стороны ждать нападения, расставим капканы и распределим места — кому где стоять.

— Может, подать весть соседям? — высказал предположение Хошгельды.

— Нет, не торопись. Давайте еще поглядим, как себя собаки поведут… Правда, то, что ослы вошли в середину стада, уже само по себе говорит об опасности. Иногда они так делают к сильному морозу, но сейчас на холод не похоже. Видно, вокруг нас уже бродят волки…

Молодые люди закинули за спину ружья, прицепили к поясам ножи, разобрали собак и двинулись за Дурды-ага. К великому огорчению Вюши, ему было приказано остаться возле пастушьего стана вместе с подпаском и шофером.

Шофёру, как и Вюши, не сиделось на месте. Он забрался в кабину и медленно подогнал полуторку к самому краю ятака, где поравнялся с уходящими товарищами. У него, оказывается, был свой замысел, который Дурды-чабан хоть и нерешительно, но одобрил. За все сорок лет, что он пас стада в пустыне, ему не доводилось слышать о чем-либо подобном.

А шофер придумал простую вещь. Он поставил свою машину так, чтобы ее легко можно было повернуть в любую сторону, и включил фары. Два сильных луча прорезали мглу, на всю длину осветив ятак, усеянный бесчисленными бараньими спинами, и уперлись в далекие заснеженные холмы по ту сторону стада. Бараны продолжали лежать, мирно пережевывая свою жвачку, и только лениво повернули головы в сторону машины. Непонятный свет был не лунным и не солнечным, но он не сулил им никакого вреда, и они не двинулись с места.

Довольный своим опытом, шофер выключил фары, и снова все погрузилось во мрак.

— И волков напугает, и не позволит баранам разбежаться, — похлопал его по плечу старый чабан и, сопровождаемый молодежью, двинулся дальше.

ВОЛКИ

Дурды-чабан шел, всматриваясь в тьму, прислушиваясь к малейшему шороху. Иногда он внезапно замирал на месте, и тогда шедшие за ним юноши останавливались и тоже прислушивались. Но им не дано было ничего услышать, кроме унылого свиста ветра в оледенелых ветвях саксаула, да однообразного хруста снега под ногами. Казалось, что в пустыне только и могут быть эти назойливые звуки, которые возникали каждый раз, как только старик делал остановку и вопрошающе поглядывал на приезжих собак. А он поглядывал на них не зря. Их легкий бег, их задранные к небу морды, словно они обнюхивали воздух, даже их позевывание, — все это говорило ему о многом.

Когда их группа, обходя вокруг ятака, достигла противоположной его стороны, перед стариком неожиданно, будто выросла из-под земли, появилась одна из четырех овчарок. Она преданно смотрела на Дурды-чабана, ласкалась к нему и приветливо махала хвостом. В этом месте бугры расступались, открывая подход к ятаку.

Дурды-чабан глянул в ту сторону и двинулся дальше, а собака осталась стоять на том же месте. Немного погодя из темноты появилась вторая овчарка, а еще дальше — третья. Все они жались к старику, а он только ласково произносил: "Мой Акбай…", "Мой Каймаз…", "Мой Гоплан…" — и проходил мимо.

И четвертая овчарка внезапно вышла откуда-то из темноты. Когда она приблизилась, Дурды-чабан резко остановился и сказал:

— Волки недалеко. Видите, мои псы уже караулят их путь.

По его указаниям расставили капканы, с приманкой из вяленого мяса, а потом, отойдя немного поближе к ятаку, он сам указал каждому охотнику его место.

— Волки будут подползать на животе и прятаться за любой бугорок, — предупреждал старик. — Перед тем как спустить собак, снимите с них веревки, чтобы не мешали драться. Да не подстрелите, случаем, пса — цельтесь осторожнее…

Все разошлись по местам и развели возле своих постов маленькие костры, а Овеза послали к шатру, чтобы условными сигналами оповестить соседей о появлении врага.

Только Овез тронулся в путь, как далеко на востоке, в той стороне, где располагалось правое стадо, к небу взметнулось пламя. Оно прорезало холодную мглу тревожным багровым отблеском, и вскоре ухо уловило — или это лишь так казалось — протяжные автомобильные гудки. Очевидно, заглушенные расстоянием, они еле-еле доносились сюда, с трудом преодолевая дующий им навстречу ветер. Эти сигналы, возникшие