Боги Абердина - Михей Натан

Хауи замолчал и уставился на меня.

— Почему ты это говоришь? — спросил он.

Последовала неловкая пауза. Дэн бросил кости и смотрел только на доску.

— Я просто имел в виду, что у него, как кажется, все в порядке без какого-то диплома.

Хауи выглядел ошарашенным, словно я дал ему пощечину.

— Кучу денег? — повторил он. — Мы не Рокфеллеры, черт побери!

Он все еще неотрывно глядел на меня; вдоль линии волос выступил пот.

— Бедный ублюдок вроде тебя никогда не видел денег и не знает разницу между напряженно работающим бизнесменом и султаном чертова Брунея, — произнес Хауи тихим голосом с нехорошей, злой улыбкой.

Дэн замер на месте, держа шашку между большим и указательным пальцами. Хауи смотрел неотрывно, фокусируясь на мне, как часто делают пьяные. В камине треснули дрова.

— Бедный ублюдок, — снова повторил он, на этот раз так, словно разговаривал сам с собой. Потом Хауи горько фыркнул и содрогнулся, медленно моргнул, встал, распрямил спину и вышел. Затем, громко топая, он отправился вверх по лестнице. Мгновение спустя я услышал, как с грохотом захлопнулась дверь.

Мы с Дэном молчали несколько минут, продолжая играть. Естественно, Дэнни проигрывал. Я пытался сконцентрироваться, но не мог. У меня раскраснелось и вспотело от смущения лицо.

— Он просто пьян, — сказал Дэн, беря в руки шашку. — Ты же знаешь, как он слетает с катушек, когда звонит отец…

— Не волнуйся. Со мной все в порядке, — ответил я.

— На самом деле, Эрик… ты нравишься Хауи.

Его попытки меня успокоить унижали еще больше, чем оскорбления художника. Я молчал и вел игру до конца, снова с легкостью выиграв у Дэна.

Ноябрь быстро закончился, часто шел снег. Зима вступила в свои права — вторглась, словно видение в гипнотическом сне.

Я обнаружил мотель на окраине города, где мне позволят пожить четыре недели каникул за небольшую плату в комнате, расположенной в подвале. Но телевизор там почти не работал, телефон отсутствовал, отопление оставляло желать лучшего, вода или текла тонкой струйкой, или просто капала. Эта комната предназначалась для людей, перемещающихся в поисках работы, и для безработных бродяг. Это был жест доброй воли со стороны владельца, Генри Хоббса. Он сам заявлял, что раньше был «лоботрясом» и поднялся в этом мире. Теперь он считал своей кармической обязанностью вернуть часть удачи, которая ему благоволила. Но комнатой редко пользовались, поскольку в Фэрвич в поисках работы приезжали нечасто, даже в пригороды, особенно — после наступления зимы. По ночам было холодно, ледяной воздух загонял домой всех жителей Новой Англии, кроме самых стойких. Если оглянуться назад, то моя идея жить в этой комнате была глупой, поскольку у меня накопилось больше денег, чем я мог потратить. Я не знал, куда их девать, получая стипендию и зарплату у доктора Ланга. Можно было позволить себе приличный номер в одной из хороших гостиниц Фэрнича. Но я так долго жил в бедности, что привык экономить на всем. У меня оставалось сильно неразвитым понимание практической пользы денег; с моей точки зрения, самое дешевое было и самым лучшим.

Последнюю неделю перед каникулами я провел, гуляя по городу. Мы с Дэном ходили в кино, в единственный кинотеатр в городе, который заодно служил и театром. После этого мы вдвоем обычно ужинали в кафе «У Эдны» и были единственными студентами в зале, полном рабочих бумажной фабрики. Мы с Дэнни стали большими друзьями после того, как я рассказал ему, что Арт посвятил меня в алхимические эксперименты и опыты с кошками. Правда, мой приятель настаивал, что в последних участия не принимал.

Дэн заявил, что чувствует облегчение, поскольку ему очень не нравилось мне врать. Однако он знал, насколько серьезно Арт относится к проекту и как хочет сохранить тайну. Дэнни сказал, что участвует во всем этом скорее из научного любопытства, чем по какой-то другой причине.

— Значит, считаешь, что никакого рецепта нет? — спросил я его.

— Этого я не говорил, — ответил он. — Арт верит в это, а я верю в Арта. Вот так обстоят дела.

— Но ты подвергал свою жизнь опасности, — заметил я. — Однажды ночью я помогал Артуру заносить тебя в дом… Ты тогда съел эти грибы и отключился в саду.

— Мы допустили ошибку, — проговорил Дэн. — Этого больше не повторится.

В праздничном ужине участвовали доктор Кейд, Хауи, Арт, Дэн и я. Мы ели корнуэльских цыплят, фаршированных грибами, а также тыквенный пирог, который я принес из кафе «У Эдны».

«Это моя новая семья, — решил я. — Это мое новое прошлое».

У всех моих товарищей, с которыми я жил в доме, на зимние каникулы были запланированы какие-то дела. Арт уезжал в Лондон к друзьям перед тем, как встретиться с Эллен. С ней они собирались одну неделю провести в Праге. Дэн собирался домой, в Бостон, а Хауи — в Новый Орлеан к какому-то из многочисленных кузенов. Тот жил в «поразительной хате» над самым большим джаз-клубом на Бейзин-стрит. Я как только мог уходил от их вопросов насчет того, что собираюсь делать в этом месяце. И Дэн, и Хауи предлагали взять меня с собой.

— Одно я точно могу тебе обещать, — заявил Хауи, хлопая меня по спине. — Если поедешь со мной, трахаться будешь каждый день.

Дэн сказал, что я смогу жить в гостевой комнате в доме его матери. Однажды вечером я так напился, что чуть не принял предложение Дэна, побуждаемый его описаниями цивилизованного Бостона с мистическими брахманами на каждом перекрестке.

— Мы сходим в библиотеку Гарварда, — сказал я, возбужденно разлив часть выпивки. Джин с тоником впитались в манжету моей рубашки. — Будем плевать в студентов шариками из жеваной бумаги и болтаться по факультету.

— Пускают только студентов Гарварда, — вставил Артур.

Арт гладил рубашку. Она была расправлена на полотенце, на обеденном столе. Он собирался на свидание с Эллен. Какая-то русская танцевальная труппа выступала в «Мортенсенс», местном театре. Позднее в тот вечер девушка пришла за ним, и у меня просто перехватило дыхание. На ней было маленькое черное платье, ноги окружала шуршащая ткань, темные складки словно пели вокруг ее бедер.

— Мы сможем пройти в библиотеку, — заявил Дэн. — Мой отец завещал половину своей коллекции их отделу редкой книги.

— Или нужно просто попросить доктора Кейда позвонить, — Арт поднял рубашку, чтобы осмотреть. — В моем случае это сработало.

Хауи уехал первым, в пятницу вечером. Он бросил два чемодана в багажник «ягуара», а бутылку белого калифорнийского зинфанделя — на переднее сиденье рядом с собой. На художнике были футболка, шорты и сандалии. Он сказал, что поедет без остановок — все тридцать часов.

— Говорю тебе: трахаться будешь без перерыва, — сказал он, ныряя под капот.

Хауи проверял масло, пока я держал для него фонарик. Подмораживало, было слишком холодно для снегопада. Но, казалось, он не чувствовал холода в летней одежде, насухо вытирая указатель уровня.

— Там — просто гедонический рай. Ты когда-нибудь бывал в Новом Орлеане?

Он и раньше меня об этом спрашивал. Я, дрожа, покачал головой и пытался ровно держать фонарик.

«Почему бы не поехать?» — мелькнула мысль.

Предложение искушало, и, как в случае со многими предложениями, искушение было главным. Я не хотел проводить целый месяц с Хауи, зная, что если поеду с ним, то буду пить каждый день. Я устал от алкоголя и немного — от дома доктора Кейда. Хотелось провести месяц в одиночестве, вместе со своими книгами, а может — и несколько вечеров с Николь перед ее отъездом.

Мы распрощались с Хауи, и я смотрел, как красные габаритные огни его «ягуара» исчезают вдали.

На следующее утро уехал Дэн. Когда я спустился вниз, для всех нас была оставлена записка с телефоном его матери.

Я повел Нила на прогулку. Стоял яркий зимний день, солнечные лучи отражались от покрытой снегом поверхности пруда. После моего возвращения выяснилось, что домой только что приехал доктор Кейд с новыми чемоданами.

— Когда вы отправляетесь в Чикаго? — спросил он меня, когда я помогал ему донести чемоданы.

Вопрос меня шокировал. Я забыл, что врал ему в тот день в «Горошине». Меня удивило и то, что он не слышал правды ни от кого в доме.

— Уезжаю в понедельник, — сказал я.

«Признайся сейчас, — промелькнула в голове мысль. — Он знает. Конечно, знает».

Последовало молчание. Наверное, доктор Кейд сделал эту паузу, предоставляя мне возможность для признания. Но я смолчал.

Он снял шляпу и пригладил седые волосы.

— Отлично. Я улетаю завтра утром, а Томас не прибудет до понедельника. Не знаю точно, когда Артур отправляется в Лондон.

Я понял, что он не знает правды. Похоже, никто ничего не говорил профессору.

Доктор Кейд уехал на следующий день. Он пожелал мне «благополучного и прекрасного Нового года». Его рождественским подарком стал красивый синий кашемировый шарф. Затем профессор сел на такси и уехал. Нил оставался рядом со мной с высунутым языком, махал хвостом, но от присутствия пса я чувствовал себя еще более одиноким. У меня пропало все желание отправляться на долгую прогулку, которую планировал раньше. Вместо этого я поднялся к себе в комнату и читал за столом. Нил спал около моей постели. Нанесенные ветром сугробы на лужайке у дома доктора Кейда темнели вместе со спускающимися сумерками. Вначале они стали синими, как море, потом почернели под безлунным небом. Батареи начали нагреваться, металл потрескивал и пощелкивал.