Практически нормальная жизнь (ЛП) - Триш Доллер

– С той самой.

– Как Харпер узнала? – интересуется он.

Мое лицо вспыхивает, когда признаюсь, что сам ей рассказал.

– Соло… – Кевлар качает головой. – Ты, вроде, умный парень, но иногда капитально тупишь.  

Я не уточняю, что особого выбора у меня не было.

– Не слушай его, – говорит Мосс. – Мутить с бывшей, одновременно налаживая отношения с хорошей девушкой – глупый поступок, но рассказав ей правду, ты поступил благородно.    

– В задницу благородство. – Марв наклоняется вперед, тыча пальцем мне в грудь на каждом слове. – Это идиотизм, просто-напросто. Чем меньше она знает, тем спокойней спит. И все тут.    

– Значит, если бы твоя девушка тебе изменила, ты бы не хотел об этом узнать? – Лыжник всегда выступает адвокатом дьявола в спорах, особенно с Марвом, которого легко вывести из себя. 

Марв морщит лоб, сдвинув брови вместе.

– Ты знаешь что-то, чего я не знаю?

Лыжник смеется.

– Я гипотетическую ситуацию описываю.

– Гипо… чего?

– Выдуманную, дебил.

– А. Ну, это другое дело, – отвечает Марв. – Я бы хотел узнать, если она делала из меня дурака, пока я был на службе. И я бы избил того парня, с которым она трахалась.

– Тогда почему девушка Соло не заслуживает знать?   

– Так вот откуда у тебя свежий фингал? – интересуется Кевлар. – Харпер опять врезала?

– Нет, брат ударил, когда застал меня со своей девушкой, – признаюсь, отчего они все начинают ржать. Было бы смешно, если бы Харпер меня не возненавидела. Стоит только подумать о ней, как мои внутренности завязываются в узлы, из-за чего хочется оказаться в другом месте.  

– Стефенсон, можно тебя на секунду? – спрашивает Пералта, словно мысли мои прочитав. Его голос звучит тихо. Он редко орет, даже если мы его бесим. Я подхожу к нему. – Все в порядке?

– Просто страдаю от серьезного приступа глупости.

У него и смех тихий. На несколько мгновений между нами повисает тишина, пока мы идем вперед.

– Ты… уладил свои проблемы?

– Ага.

Пералта знает, что я лгу, но не комментирует.

– Послушай. Я просто хотел сказать, что Леонард предложил твою кандидатуру для тренировки со служебными собаками-миноискателями.

– Меня? – Я немного поникаю. Мой план с переходом в разведку не был окончательным, однако работу с собаками-миноискателями я вообще не рассматривал.

– Он попросил меня посоветовать кого-нибудь, – поясняет Пералта. – Я выбрал тебя, потому что знаю – ты отлично справишься… и, думаю, тебе это поможет.

– У меня нет выбора, не так ли?

Он улыбается, похлопывая меня по плечу.

– Считай, что назначен в добровольно-принудительном порядке, только поверь мне, такой вариант – наилучший, ладно? 

Харпер возвращается в банкетный зал в тот момент, когда мама Чарли и миниатюрная блондинка (Дженни, скорее всего), поднимаются на подиум с микрофоном.

– Добро пожаловать, друзья. Пожалуйста, занимайте свои места, мы начнем через несколько минут. 

Приглушенные разговоры стихают, пока все рассаживаются. Морпехи массово занимают стулья в первых рядах. Я оставляю одно крайнее место для Харпер. Ее бедро касается моего, когда она садится. Я ощущаю тепло даже после того, как Харпер отстраняется, словно наш контакт до сих пор сохраняется.

– Спасибо, – говорит Эллен, взяв блондинку за руку. – Мы с Дженни благодарны вам за то, что вы присоединились к нам сегодня, чтобы почтить жизнь нашего сына.

Кевлар оборачивается, у него буквально на лице написано "ты-об-этом-знал?". Я лишь пожимаю плечом, молча указывая ему смириться с этим.

Эллен рассказывает о детстве Чарли, как однажды в ресторане он с ужасом обнаружил фламинго в меню – на самом деле это оказалось филе-миньон. Я не знал того мальчика, но завидую ему, ведь, несмотря на то, что его мама немного странная, между ними существовала связь, какой у меня с родителями никогда не было. Они проводили время вместе. Посещали места, не связанные с футболом.

Пока мама Чарли говорит, я краем глаза замечаю Харпер. Она утирает нос тыльной стороной ладони. Снимаю свои перчатки и отдаю одну ей. Вполне вероятно, что я нарушаю какой-нибудь дурацкий устав об униформе морпехов, но у нее нет платка, а перчатка вполне сможет его заменить. Харпер сбивчиво шепчет: "Спасибо". 

Эллен не пытается изобразить Чарли патриотом, чья любовь к стране стояла превыше всего. Он был таким же, как мы – пытался понять, чего хотел от жизни, и каким способом лучше всего это получить. Его мать сильна духом. Выступает перед людьми со слезами на глазах, однако в истерику не впадает, рассказывая о сыне, которого у нее больше нет. 

Завершив рассказ, Эллен смотрит на меня.

– Перед смертью Чарли писал мне на электронную почту так часто, как только мог, и в его письмах постоянно мелькало "Соло – то, Трэвис – это". Поэтому я бы хотела пригласить к микрофону Трэвиса Стефенсона, чтобы он сказал несколько слов о Чарли.   

Я поднимаюсь и гляжу в сторону центрального прохода, пытаясь успокоить нервы, которые не были в таком раздрае с момента последней перестрелки в Афганистане. Сколько бы раз мы не сталкивались с талибами, всегда было чертовски страшно. Выдыхаю шумно. Хоть и не смотрю на Харпер, мне кажется, я чувствую, как она прикасается к моей ладони. Сжимаю пальцы, стараясь сохранить ощущение, после чего иду к подиуму. Эллен улыбается мне. Я жду, пока они с Дженни сядут, прежде чем начинаю свою речь.  

– В Афганистане мы часто играли в покер по ночам. Так как у нас было мало наличных при себе, мы использовали воображаемые деньги. По последним подсчетам, я должен Чарли восемь миллионов долларов… – Его мама, сидящая в первом ряду, хихикает, что посылает по залу волну тихих смешков. Мой страх, будто шутка окажется неуместной, рассеивается. Я улыбаюсь, глядя на Эллен. – Очень надеюсь, что вы не планируете взыскать этот долг.      

В ее глазах собрались слезы, она прикладывает пальцы к губам, улыбаясь. Я замолкаю на несколько секунд, окидывая взглядом многочисленных гостей. Такое впечатление, словно сюда пришли все жители Сент-Огастина. Родственники. Школьные друзья. Бывшие девушки, возможно. Кто-то из присутствующих наверняка имеет больше прав выступить с подобной речью, чем я.

– Я… эмм… Я долго пытался придумать, что же сказать, и сейчас, стоя здесь, по-прежнему не имею ни малейшего понятия. На ум приходят только не совсем приемлемые вещи, вроде его пристрастия к мисс Ноябрь, или того случая, когда он положил… Да уж, не берите в голову.

Прочищаю горло, смотрю в одну точку в противоположном конце зала, лишь бы не видеть платки и слезы. Вместо этого вижу Чарли. Он стоит, прислонившись спиной к стене, будто хочет услышать, что я о нем скажу. Как будто ждет, чтобы я рассказал его правду.