Ненасыть - Ирина Сон

все равно расслабленность и легкость не уходят до конца, а от хозяйских улыбок мир становится ярче и лучше.

– Да-да, конечно… – бормочет Олеся.

В последний раз оглянувшись на нее и Серого, Тимур уходит вместе с близнецами. Серому почему-то даже не хочется проследить за ними, хотя в животе ворочается нехорошее предчувствие. Прапор же разнимает Михася с Васильком и ведет всех домой, словно бы не замечая, что Тимура нет.

Василек капризничает и дуется ровно до ворот. А потом замолкает, и вид у него становится предобморочный. Михась с Серым подхватывают его под руки и усаживают на низенькую лавочку. Пепельно-бледный Василек хватает воздух ртом, словно выброшенная на берег рыба, трясет головой, проводит по лицу дрожащими руками, стирая остатки морока. Сгибается и, чуть отдышавшись, выдыхает в шоке:

– Это что такое было?!

– Хозяева, – отвечает Серый и нервно смеется – тон выходит таким, словно одно-единственное слово способно все объяснить.

Василек смотрит. Губы у него скачут, в темных глазах загораются огоньки подступающей истерики.

– А где Руслан? Где остальные?!

– Отправились на Кудыкины горы воровать помидоры, – продолжает Серый с каким-то нехорошим, темным весельем. Ему почему-то хочется довести Василька до слез, увидеть, что не ему одному здесь непонятно и страшно. Ведь Прапор, Олеся и Михась до сих пор спокойны, слишком спокойны для тех, у кого прямо из-под носа исчезла целая группа людей! И Олеся! Олеся! Само ее присутствие заставляет нечто внутри выть в первобытном ужасе! – В Липецкую область. Скажи спасибо, что туда, а не на Луну.

– Но это же невозможно! – Василек обводит диким взглядом Прапора, Олесю и хватает Михася за руки. – Миша?!

– Тихо, не кричи. Олеся, пулей в дом, принеси воды, – велит Михась.

Олеся исчезает стремительно, только мелькает длинный подол ее светлого платья. В ту же секунду открывается окно, и мама подает Прапору чашку.

– А Юрий исчез, – говорит она спокойно, как бы между прочим. – Прямо из кладовки. Следы крови остались, а тела нет. Как сбежал, непонятно. Мы с Верочкой уже головы сломали.

Серый смотрит на нее, но мама только облегченно улыбается ему и всё, даже не выходит встречать. Но хозяев нет рядом с ней и не было уже давно! Как это, черт возьми, работает?

– Это я пожелала! – слышит Серый из глубины дома радостный голос Олеси. – У близнецов! Они любые желания могут исполнить, представляете?

– А-а… – тянет мама флегматично. – Ну, что-то такое я и предполагала. Сережа, с тобой все хорошо? Где Тимур?

– Хорошо, – вздыхает Серый. – А Тимур остался у хозяев.

Мама напряженно сводит брови, в глазах отображается мучительная работа мысли, и Серому даже кажется, что еще секунда – и она сбросит наваждение, но тут ее лицо разглаживается:

– А, крышу, наверное, чинить.

И на этом интерес к судьбе Тимура у нее пропадает. Она поднимает руку, и пистолет Юрия масляно блестит на солнце.

– Прапор, я оставлю его себе?

А тот даже бровью не ведет. Наоборот, смотрит с неподдельным уважением.

– Ты умеешь? – вопрос звучит так, что становится ясно – он задан лишь для галочки.

– Ага, – мама щелкает предохранителем, вытаскивает магазин и любуется аккуратным рядом патронов. – Муж научил. Он у меня в полиции служил. Да и вообще… Доводилось отстреливаться.

– Ну раз умеешь, то бери, – пожимает плечами Прапор. – Времена вон какие… неспокойные…

– Да вы тут что, все чокнулись?! – кричит Василек.

– Это не мы. Это мир, – серьезно отвечает Серый. – А все просто приспособились. Ты тоже таким станешь, не переживай.

– Не переживай?! – Василек заходится смехом, воем, из его глаз брызжут слезы.

Михась прижимает его голову к своей груди, гладит по грязным волосам и что-то шепчет, отчего тот затихает. Вой сменяется всхлипами. Прапор настойчиво уводит Серого в дом.

В коридоре на них чуть не налетает Верочка. В руках у нее большое полотенце.

– Ой, извините! Я там ванну для Василия набираю. Он, наверное, очень хочет помыться! Олеся опять в платье пришла, вы заметили? А Марина – железная женщина! Даже бровью не повела, когда этот из кладовки исчез!

У нее радостная, веселая улыбка на губах, словно ничего не случилось. Только в глазах бьется смесь страха и настороженности, показывая, что на самом деле Верочке вовсе не до смеха.

– Ванна – это хорошо, – говорит Прапор и уходит на кухню. – У нас тут коньяка не осталось? Страсть как выпить хочется!

– Да! Там, на столе! – отвечает Верочка, все так же натянуто улыбаясь.

– Вера, – осторожно зовет ее Серый. – Я тоже не понимаю, что тут происходит. Зет и Юфим… Они тут вроде как джинны, насколько мы с Тимуром поняли. Исполняют любые желания.

Верочка втягивает воздух в грудь. Улыбка намертво приклеивается к ее лицу, руки накрывают живот.

– Но не настолько же любые, как говорит Олеся! – шипит она.

– Именно что настолько, – вздыхает Серый и добавляет: – Ты не переживай. Они добрые и без просьбы ничего не делают. Вроде как… ангелы, что ли? Видишь, мы все целые, ни с кем ничего не случилось.

– Ангелы, значит… – недоверчиво повторяет Верочка и вздыхает. – Да, на самом деле мне в них чудилось что-то такое… неземное… Но почему все такие спокойные? И где Тимур?

– Гипноз, чтобы не паниковали. К завтрашнему дню, думаю, все пройдет, – отвечает Серый. – А Тимур придет утром. Он… крышу в усадьбе починит. Ну, в качестве благодарности.

Верочка на мгновение зависает, видимо, пытается сопоставить Тимура и работу с крышей. Судя по недоверчивому выражению, музыкант и крыша друг другу параллельны и, как прямые, никогда не пересекаются.

– Тимур. Крышу. Ага. Ясно, – наконец, кивает девушка и вздыхает. – Тогда иди на кухню, там пироги еще остались и салаты. Поешь, а то ведь всё голодный…

Ее лицо снова озаряет улыбка. На этот раз настоящая, теплая, искренняя, хоть и уставшая. Серый улыбается в ответ, хотя не чувствует и доли той уверенности, которую показывает.

Василек успокаивается лишь через полчаса, когда Михась вливает в него остатки коньяка, а потом уходит в ванную, где долго-долго отмывается. Уже ближе к вечеру, когда жара спадает, а солнце начинает клониться ближе к закату, уже спокойный Василек выходит. Он благоухает мылом и шампунем и с наслаждением вертит головой. Роскошная темная коса обрезана под самый корень, затылок выбрит машинкой почти под ноль, только пряди спереди обрамляют лицо и опускаются до ушей. Выглядит непривычно. С такой стрижкой Василий кажется моложе. Если бы Серый не знал, что они с Михасем одноклассники, то решил бы, что Васильку не больше двадцати пяти.

– Как легко-то! – с наслаждением вздыхает Василек, ероша затылок. – Миш, косу не выбрасывай, пожалуйста.

На фоне темно-синего просторного халата его болезненная худоба видна особенно сильно. Жилистые руки болтаются