Наше дело правое - Сергей Раткевич

Отчаяние, свеча, развязанные руки и несколько ночных часов — это много. Бывшая королева-чародейка Алаириэн выбралась на волю, упала на улице и провалилась в забытье. Вот когда надо было умереть! Не случилось. Ее подобрали контрабандисты, взяли к себе на корабль, отплывавший на рассвете за Большой лабиринт — пояс рифов, путь через который знал далеко не каждый капитан. Очнулась Лэйри уже в море.

Высадили в первом же порту — женщина на корабле, может, и к счастью, но только здоровая, веселая и красивая. Платье подарили и денежек немножко — сами не процветали. Отказываться было глупо.

Красоту и корону у нее отняли, магию… Магия королевского дома обретала силу через любовь. После свадьбы был тайный ритуал, когда место родительской любви в качестве источника силы занимала любовь супружеская. Лэйри успела вовремя — родители умерли через год. А потом любовь иссякла, и королева оказалась не в силах защитить от злых чар даже себя саму, не то что подданных. Правда, был у нее на такой случай министр-чародей. Лучше бы не было…

«Если убить короля или королеву, цветы на Королевской площади сгорят в черном пламени — тайно убить не выйдет. Если король или королева умрет своей смертью или отречется от престола, цветы увянут. Наследника нет, соберутся нотабли… есть перспективы. Сама она не умрет — значит, добьемся отречения. Правда, король или королева клянутся не отрекаться, иначе как добровольно и имея достойного преемника, но нет клятвы, которой не нарушит запуганная и замученная женщина…»

Подкараулили прямо во дворце — она не почувствовала. Схватили —. а защитные заклятья не сработали. Знала бы — хоть нож бы носила с собой, чай, не напрасно училась с ним обращаться… Связали не веревками — чарами. Не пискнешь, куда там кричать!

Она бы не отреклась, даже не сумей бежать.

Но кто посмеет сказать, что теперь, когда все потеряно, нельзя умереть? Красота, корона, магия, любовь… Нет, любви просто не было. У него сначала, видимо, была, — ведь удавалась ей магия до поры до времени. А вот у нее самой — нет.

Не криви душой, Лэйри, все у тебя было, только любила ты не того. Ветреник, сорвиголова, лучший наездник и фехтовальщик, задира, очень знатного рода, сын помилованного ее отцом мятежника… Любил ли он принцессу? Не меньше, чем других хорошеньких женщин, которые всегда гроздьями висли у него на шее. Она его? И никого больше. Но как доверить такому человеку свою магическую силу и судьбу королевства? Лучше выбрать нелюбимого влюбленного, чем увидеть, как любимый предаст тебя и погубит этим все и всех! А вышло вот как: кому суждено быть преданным, тот… не умрет? Чушь, все умрут в свое время. А мое время сейчас!..

Как порозовело небо… «Глупо умирать на рассвете». Чье это? Ах, да, Ноэле.

Лэйри ужаснулась. Стоит ей умереть, мерзкой твари, бывшей ее министром, ничто не помешает сесть на трон. И Ноэле, и всем другим ее подданным, — а среди них столько людей, перед талантом, мудростью, благородством которых она преклонялась, нисколько не унижая этим свой королевский сан, — всем им придется терпеть на троне черного мага. Да, ее Наставница говорила, что нельзя, не задумываясь, делить мир на белое и черное, — так не в цвете и дело! Будь он хоть серо-буро-малиновый, шалишь!

Выходит, придется выжить и вернуться? Конечно, королевой ей уже не бывать, но можно найти достойного преемника — главное, разоблачить эту дрянь. А потом что — в отшельницы? Почему нет — в своем лесу, зная, что все в порядке, «жизнь и такая мила и желанна…». А это откуда? Аскельд!.. Как же там дальше — мелодия звучит в голове, а слов не вспомнить… если любишь их всех — будешь жить.

— …так что приказано всю вашу охрану снять. Мир у нас теперь с ними.

— Она в своем уме? Как допустила? У нас-то, может, с ними и мир, а вот у них с нами — да ни в жизнь не поверю!

— Кто это «она»? — не понял гонец.

— Да государыня, кто еще. Вот уж от кого бреда не ожидал!

— Эй, вы тут что, с луны свалились? Ведь ее два месяца как нет в живых! — Гонец так опешил, что тона на грани оскорбления величества даже не заметил, а в следующее мгновение вовсе утратил дар речи, и было от чего: давешний дерзослов схватил его за грудки, вздернул вверх и гаркнул:

— Что?

Прочие пограничные охотники тоже зашумели — верно, и вправду не знали. Вот ведь, живут в медвежьем углу! Гонец безуспешно попытался вырваться из стальной хватки.

— Говори! — не допускающим возражений тоном приказал бешеный.

— Да я уж все сказал. — Трудно все-таки сохранять собственное достоинство в столь неестественном положении — голова запрокинута, бедра спереди упираются в прежесткий край стола. — Два месяца как нет ее в живых. Его величество один правит, да господин первый министр ему помогает.

— Что с ней случилось? — А глазищи-то горят!

Но гонец попался не робкого десятка:

— Да ничего хорошего. Слушай, хватит меня держать! — Парень машинально разжал пальцы, и гонец тяжело рухнул обратно на лавку. — Увлеклась темной магией, накликала беду и погибла, хорошо, никто больше не пострадал.

— Да он свихнулся, ребята, — с невероятным облегчением воскликнул парень.

— Я? Да это уже все, кроме вас, давно знают!

— Слушай, если я тебе скажу: все знают, что у тебя за ушами рога выросли, — ты что делать будешь?

— Так это бред!

— А ты будто не бред несешь? Ладно, — он вскочил, — вот что. Этого умника я забираю к начальнику границы, у него же отпрошусь в отпуск — надо проверить, откуда такие враки приходят. И еще: если и правда есть приказ, кто бы там его ни отдал… ну, вы знаете, что делать! Бывайте! Пошли, — кивнул он гонцу.

Сколько-то лошадей у пограничной стражи всегда было оседлано, мало ли что. Взлетел в седло и пустился бешеным аллюром — догоняй. Смерч, а не человек — как еще его подначальные все не перемерли! Неблизкий путь проделали без остановки. «Смерч» соскочил наземь, бросил кому-то поводья. «Живо!» — влетел в дом, только что не волоком таща за собой беднягу гонца.

— Приветствую, Вэр. Что?

— Ты! Посмеешь повторить здесь то, что плел у нас?

— П… протестую п… против… самоуправства… и оскорблений! — задыхаясь, выговорил гонец.

— Этого человека, Вэр, послал к вам я, — произнес начальник границы. Будто окно в ветреный день закрыли — сразу тихо стало, никто не кричит, никуда не несется…

Выяснилось, что первое известие о гибели королевы привезли на стоянку пограничных охотников в момент очередной тревоги. Вестника слушать было некогда, ему велели либо ждать, либо сменить лошадь и мчаться со всеми в бой. Юноша выбрал второе и погиб, не успев выполнить печальной миссии. Писем же на тайные заставы не возили — чтоб не попали не в те руки. Охотники даже не поняли, что погибший был гонцом. Они с честью похоронили безымянного храбреца на своем кладбище и остались в неведении на целых два месяца.