Таня Гроттер и пенсне Ноя - Дмитрий Емец

– Да, не герой оказался. А такой мужчина был обходительный. Рыцарь, ручки целовал… Каждый пальчик, бывало, обмусолит и что-нибудь приятненькое скажет… Фисташковый там, шоколадный, мармеладный, сахарный… – грустно сказала Великая Зуби.

Готфрид Бульонский ревниво чихнул в гречневую кашу. Копье, не знающее промаха, само собой запрыгало, стуча по полу древком.

– Утихни, Готфричка! Я же тебя люблю! Ты у меня единственный, – утешила его Зуби и, честно задумавшись, добавила: – В своем роде…

– Да, жаль, что Кощеев бессмертен! Я б его… – протянул Тарарах. – Иглу-то свою так запрятал, что и не отыщешь! Еще когда лукоморский дуб молнией не спалило – проверяли наши ребята: нету там сундука. Ни под дубом, ни на дубу, ни под алатырь-камнем – нет и не было. Дезинформацию, гадина, пустил, чтоб в сказки просочилось. Всех одурачил!

– Бессмертие – отличный способ сделать из дурака подлеца. Никакого тебе ограничения во времени, ничего… Год за годом, месяц за месяцем – совершенствуйся, пока совсем не оподлеешь! – буркнул академик Черноморов.

После ужина Таня, Пипа и Гробыня вместе возвращались в комнату. Несчастье, случившееся с Ванькой, если не примирило их, то на время сгладило все разногласия. С ними шел еще Баб-Ягун.

– Не, Ваньку надо освобождать, это точно! Если за неделю он будет стареть на год, то что же это получается? Через полгода он будет уже как дядя Герман! Из него же труха посыплется!

– Из папули труха не сыплется! – недовольно сказала Пипа.

– Это я для наглядности! – пояснил Ягун и принялся строить прожекты, как освободить Ваньку.

Его планы были столь же глобальны, сколь и невыполнимы. Вначале он предлагал взорвать Дубодам, затем сровнять с землей Магфорд и, наконец, потребовал у Пипы, чтобы она уговорила папулю объявить Магществу войну и бросить на Бессмертника Кощеева легионы вампиров.

– Не-а, какая там война! – отмахнулась Пипа. – Папуля говорит: вампиры обленились. Сидят у себя в Трансильвании, пьют консервированную кровь и строят козни против комаров. Эти кровососы, мол, претендуют на их пищевую базу… От силы удастся собрать вампиров с сотню, да и те сдадутся, не успеет Кощеев произнести Абордажис экз заолис…

Ягун кинулся затыкать Пипе рот рукой:

– Ты что, заболела? Зачем ты это вслух произносишь? Хорошо еще, с долгими гласными напутала!

– А что такое?

– Это же заклинание глобального уничтожения! Ты еще атомную боеголовку попроси в песочнице поиграть!

– Не дергайся, Ягунчик. Пускай говорит что хочет. Это заклинание высшего уровня посвящения. У нее магии не хватит! – небрежно отмахнулась Гробыня.

– У меня? Ха! У меня-то как раз хватит, если меня взбесить хорошенько! Кто-нибудь хочет попытаться? – самодовольно заявила Пипа.

Тане невыносимо было слушать, как Пипа и Гробыня болтают как ни в чем не бывало. Как они вообще могут притворяться, что ничего не происходит, когда Ванька, ее Ванька, там, в Дубодаме, где стены из магического камня и красные глаза де ментов капля за каплей высасывают из него жизнь и молодость?

Она убежала и, опередив всех, первой оказалась у дверей. Еще из коридора она услышала внутри озабоченную возню и пыхтение. В комнате явно что-то происходило. Решив, что магнетизеры с Хадсоном вновь нагрянули с обыском, Таня энергично дернула на себя дверь. Ну сейчас она им покажет!

– Quod licet Jovi, non licet bovi![7] – успокаивающе забубнил перстень Феофила Гроттера. Прозорливый прадед явно знал что-то наперед.

Таня ворвалась в комнату и изумленно замерла на пороге. Футляр ее контрабаса был выдвинут на середину комнаты. Возле футляра, лежа на животе, обреченно брыкался кто-то долговязый, кто-то, кто никак не мог высвободить из футляра голову.

– Хадсон? – с сомнением спросила Таня, поднимая руку с перстенем, чтобы выбросить боевую искру.

Туловище перестало брыкаться.

– Какой, к Чуме, Хадсон? Это же я, Жикин! Сделай что-нибудь со своим чертовым футляром: он меня не отпускает! – жалобно просопели из футляра.

– Жикин? Как ты здесь оказался?

– Крышка меня защемила! Вот свинья такая, на людей кидается!

– Э, нет! Это люди на него кидаются! – сказала Таня.

Она начинала осознавать комизм ситуации. Жикин не только не мог освободиться, но не способен был даже причинить футляру хоть какой-то вред. Драконья кожа футляра поглощала любые боевые искры. Когда же Жикин пытался применять кулаки и ногти, футляр слегка прижимал крышкой его шею, заставляя Жору притихнуть.

– Вот оно – мастерство! Надо ж было так сделать! Ай, я, ай, умница! – с пафосом сказал перстень. В минуты крайнего самодовольства прадед всегда прибегал к русскому языку.

В комнату зашли Баб-Ягун, Гробыня и Пипа.

– Ого, полный футляр воришек! Чьи это хорошенькие ножки? – насмешливо поинтересовался Баб-Ягун.

Жикин злобно взбрыкнул, пытаясь попасть ему пяткой в нос. Баб-Ягун наклонился и, взяв Жикина за шиворот, выволок его из футляра. Футляр был не против. Местный красавчик ему порядком наскучил.

– Да это же дядя Жора! Что ты делал в футляре, дядя Жора? Решил тайком обучиться игре на контрабасе? Швабры с пропеллером уже вышли из моды? – спрашивал Баб-Ягун.

– Не скажу я ничего! Отстаньте от меня! – огрызнулся Жикин и тотчас, тревожно косясь на разгневанную Гроттершу и кулаки Ягуна, выложил все. Он и без вещего стеклышка усек, что дело запахло керосином. Его будут бить, и, возможно, даже по классическому носу…

– Значит, ты считал, что пенсне Ноя в контрабасе старого Фео? Его там нет. Можешь не сомневаться, я бы знала, – сказала Таня, когда он закончил.

– Поправка – не само пенсне, а разгадка! Не думаю, что «Первомагия Ноя» могла солгать. Скорее уж соглал этот типчик! – поправил Ягун.

– Клянусь седьмой женой моего папы, я сказал правду! Мне можно идти? У меня свидание с Пупсиковой! Э-э… сугубо деловое! – заявил Жикин, с тревогой глядя на Пипу.

– Ишь ты какой! Прям изменщик коварный! Топай, топай давай! – возмутилась Дурнева-младшая.

Жикин неопределенно передернул плечиками, показывая, что да, он такой, какой есть, и едва ли будет другим.

– Ладно, брысь отсюда! – разрешил Баб-Ягун.

Жикин торопливо побежал, высоко вскидывая худые коленки.

– Стой! – крикнула ему вслед Таня. – Ты кое-что забыл! Отдай стеклышко!

Жора остановился:

– Не отдам! Зачем вам?

– На спрос! А кто спросит – тому в нос! – твердо сказал Ягун.

Жикин засомневался, но все же слово «нос» перевесило.

– Да нате, нате! – крикнул он, и Таня, вскинув руку, поймала блеснувшее стеклышко. Для пробы она посмотрела сквозь него на Жикина, но не увидела ничего интересного – одного только надутого павлина на фоне расплывающегося серого пятна.

– Он подлец, ка-акой подлец! А я-то, дура, думала… – разочарованно сказала Пипа, глядя в спину улепетывающему Жикину.

– Подлец? Жорик-то! Не, подруга, ты хватила. Какой Жорик подлец? Просто он нравственно приспособленный человек, – с иронией поправила Гробыня.

Вскоре Пипа и Гробыня куда-то ушли, а оставшийся в комнате Ягун принялся фонтанировать идеями.

– Помнишь, Тарарах как-то рассказывал, что в Средневековье существовал рог «Повелитель погибших легионов». Если б нам его раздобыть! Вообрази, мы трубим в рог, и немедленно восставшие из праха римские легионы идут маршем на Дубодам. Гремят трубы, летят стрелы, в стены ударяют тараны… Воображаю себе грустных де ментов, пекущих картофелины в углях на месте своего главного каземата! – Ягун радостно фыркнул.

– А Ванька?

– Ваньку мы заберем с собой, ясное дело. Узнать бы только, в какой он башне! – крикнул Ягун и умчался к Тарараху советоваться.

Таня только головой покачала. Она заранее знала, что план невыполним. Древние артефакты весьма своенравны. Знаменитый рог в последние пятьсот лет никто не видел, и не факт, что кто-нибудь увидит его в последующие пятьсот. И уж точно он не отыщется в пыльной берлоге Тарараха.

Внезапно Таня вспомнила про пенсне и в смутной надежде, что оно как-то поможет Ваньке, посмотрела сквозь него на футляр с контрабасом. И – чудо… Точнее, чудом было именно отсутствие чуда. Если остальные предметы, увиденные в стекле, преображались, перетекали из одного в другое, то контрабас оставался неизменным – сам собой. Зато футляр… Таня увидела свернувшегося дракона. Он был огромен. Не так массивен, как Гоярын, но очень ладный и, вероятно, стремительный. У него была длинная шея с зазубринами и узкая голова, защищенная пластинами и наростами. Кожистые крылья имели розоватый оттенок – сквозь них видны были узлы связок. От нижней челюсти отходили несколько коротких усов. Пораженная, каким образом дракон может поместиться в комнате, ведь он был размером с добрую башню, Таня опустила руку с осколком. И вновь на полу лежал лишь контрабас в футляре.

«Вот и ломай себе голову – то ли это память драконьей кожи, то ли дед сильно не мудрил и просто заколдовал дракона. Широкая была натура, творческая. В мелочовке не увязал. Нужен футляр – даешь дракона. Нужен контрабас – даешь Ноев ковчег», – подумала она.