Рыжая из Освенцима. Она верила, что сможет выжить, и у нее получилось - Нехама Бирнбаум

свою руку огромными цифрами. Не раздумывая, я перебежала в другую шеренгу. Офицер что-то крикнул, но стрелять не стал.

Настала моя очередь. Я протянула руку заключенной. Она, не глядя мне в лицо, осторожно написала цифры и прижгла. Слезы подступили к глазам, но я не заплакала. Заключенная окунула свою тряпку в зеленые чернила и протерла мне руку. Я опустила глаза. А-13488. Маленькие, идеальные цифры. Лия тоже получила свою татуировку и подошла ко мне.

Я посмотрела на большие, кривые цифры на ее предплечье.

– Почему ты выбежала из шеренги, Рози?

– Я хотела, чтобы цифры были аккуратными.

Я показала ей свою руку.

– Аккуратными? Аккуратными? И ты можешь сейчас об этом думать? Тебя же могли за это убить! – голос Лии дрогнул от страха и гнева. – Неужели это стоило того? Ты сумасшедшая, Рози! Неужели это стоило того?!

Я посмотрела на свою руку, потом на тех, кто меня окружал. Люди шагали шаткой походкой, словно уже были мертвы. Нет, я не сумасшедшая, знала точно. Не эти призраки, что меня окружали.

– Да, Лия, – ответила я. – Это стоило того, потому что мы обязательно вернемся домой! Мы вырвемся отсюда! Мы вернемся. Это стоило того, потому что нам все еще есть до чего-то дело. Ты слышишь меня? Нам все еще есть дело, Лия!

Эйди привела нас в барак. Я вся чесалась от вшивого платья. Вши прыгали с платья и впивались в кожу, которая еле-еле прикрывала кости. Прежде чем заснуть, я поднесла руку к глазам. Кожа вокруг цифр покраснела, но я отчетливо видела маленькие черные цифры: А-13488. Цифры были аккуратными и ровными. «Ты вернешься домой», – твердили они мне.

Когда на следующее утро нас выстроили на поверку, нас стали выкликать по номерам. Это заняло еще больше времени, потому что приходилось назвать каждый номер. Когда дошла очередь до меня, я украдкой глянула на руку. А-13488. Число аккуратно отпечаталось на моей руке, и мне было даже как-то спокойнее от этого. Скоро я знала свой номер наизусть. Иногда нас заставляли называть свои номера. Если кто-то делал это недостаточно быстро, его избивали. Эсэсовцы делали это со смехом. Я запомнила свой номер. Даже если меня разбудят среди ночи и потребуют назвать его, я назову его мгновенно. Я выплюну его быстрее, чем меня спросят: А-13488.

Глава 26

Отец мой и мать моя оставили меня,

но Господь примет меня.

Псалтирь 26:10

Красна. 1940. Мне 14 лет.

После смерти зэйде жизнь наша покатилась под уклон. Мы не понимали, как сильно он помогал нам деньгами. Когда его не стало, жить стало гораздо труднее. Каждую неделю он давал нам деньги. Приходя, он всегда проверял наши шкафы и приносил муку, заметив, что она у нас кончается. Жизнь наша стала тяжелее. Мы чаще оставались голодными, чем сытыми, но все было хорошо – были вместе. Было все, что нужно.

Все вокруг тоже менялось, но происходило это очень медленно, а мы были слишком заняты, чтобы заметить. Так бывает, когда неожиданно замечаешь, как вырос твой брат. Ты и не замечала, потому что видела его каждый день. Но Ехезкель очень вырос, а город наш изменился. Что-то витало в воздухе.

А потом появились венгры. После долгих лет румынского правления мы снова оказались в Венгрии. Но мама сказала, что такое случалось и раньше и все будет нормально, как в старину. Мы вместе со всеми приветствовали появившихся венгров. Но первое, что они сделали, это закрыли иешиву. Все переживали из-за закрытия школы, где учились их сыновья, но мы потеряли больше – пищу на своем столе. Мама работала в иешиве, готовила еду для учеников. Теперь иешива закрылась, и она лишилась работы.

Через несколько дней после этого мы вернулись домой из школы и увидели, что мама сидит за столом, а в руке у нее письмо.

– От кого это? – спросила Лия.

– От тети Ханы, – ответила мама.

– Ну и как у нее дела? Мы так давно ее не видели! С тех пор как она переехала в город с мужем, она приезжала к нам лишь несколько раз.

– Последний раз на похороны зэйде, – добавила я.

– Я помню. Ей тяжело приезжать, все же трое маленьких детей, – сказала мама. – Но вот что она пишет. Ей нужна помощь с малышами.

– Мы поедем к ней? – спросила Лия. – Я люблю маленьких!

– Хана пишет, что ей нужны дополнительные руки, потому что Яков очень занят делами. – Мама посмотрела на меня. – Рози, она спрашивает, не хочешь ли ты пожить у нее какое-то время и помочь с детьми.

– Я с радостью, но как долго? Думаешь, я не буду скучать по тебе?

– Конечно, будешь, но тебе там будет хорошо. Поедешь на несколько месяцев, а потом мы заберем тебя оттуда. Надеюсь, к тому времени я найду новую работу и твердо встану на ноги.

– А можно и мне поехать? – спросила Лия.

– Да, можно Лии тоже поехать? – заныла я.

– Хана не сможет прокормить вас обеих, только одну. А дядя Липа на прошлой неделе написал мне, что будет рад принять у себя Лию.

– Почему я не могу поехать вместе с Рози к Хане? – спросила Лия.

– А почему я не могу поехать вместе с Лией к Липе? – спросила я.

– Потому что никому не нужны вы обе, – отрезала мама.

Мне хотелось плакать. Я не хотела покидать маму и свой дом. Но я сдержала слезы. Маме и без того тяжело было сказать, что мы должны уехать. Я не хотела причинять ей новую боль.

– Хане действительно нужна твоя помощь, Рози. Может быть, ты кое-что ей сошьешь. Уверена, тебе понравится у любимой тетушки. А тебе, Лия, понравится у дяди Липы. А со мною и Ехезкелем тебе будет страшно скучно, верно?

«Нет», – хотела сказать я.

– Да, там будет весело, – улыбнулась Лия. – Я рада.

– Я тоже, – сказала я. – И мы очень скоро вернемся.

К тете Хане я поехала в конной повозке. Когда я сошла на своей остановке, меня сразу же поразил страшный шум. Машины! Они проносились мимо меня, подавая сигналы и скрипя тормозами на поворотах, а люди быстро перебегали дорогу, чтобы не попасть под них. Матери подгоняли детей. Люди почти не смотрели друг на друга. Я смотрела на все это разинув рот.

– Рози! – раздался тоненький голосок.

– Вози! – произнес другой ребенок.

– Добро пожаловать, Рози! – сказала Хана, оттаскивая детей, которые уже набросились на меня. –