Тени Былого - Андрей Васильев

А на деле они расположились на зеленом бережке около пусть небольшого, но очень даже симпатичного озерца. Правда, вода в нем была ни разу не прозрачная, а напротив, почти черная, как видно, из-за торфа, которого тут хватало с избытком. Но никакой обреченностью здесь даже и не пахло. Комаров — и тех не сильно много было. А когда затрещал веселый костерок, Коле на мгновение показалось что он вернулся в золотое детство, и отправился с пацанами из своего двора рыбу удить, сначала на вечерней, а потом и на утренней зорьке.

— Не все на свете, приятель, можно измерить километрами и килограммами, — философски заметил Михеев, вороша палкой угли в костре. — Есть много, друг Горацио, на свете… Нет, все же старик Шекспир был гений.

— Картошечку пекете? — раздался глухой старческий голос из кустов козьей ивы, которыми поросли берега озерка.

— Ее, — не стал чиниться Михеев. — А что, отец, иди к огню, тут провизии на всех хватит.

— Да я тут вот, на бревнышке посижу, его прямо как для меня припасли, — сообщил дед, поднимаясь на небольшой, продуваемый легким ветерком бугорок, где оперативники разбили свой лагерь. — Возраст у меня такой, что уж и не понятно, от чего вреда больше — от сырости или от жара.

— Так вот, друг мой, возвращаясь к твоему вопросу что такое «Шат», могу сказать одно — точного ответа на этот счет нет, — веско произнес Пал Палыч, продолжив разговор, начатый еще в машине. — Разные языки — разные значения. Не забывай, эти места видели многое и многих, как и болота. И славяне не первые, кто близ этих мест начал дома строить, до них и другие народы здесь жили. Одно только остается неименным — слово «ур» из названия никуда не пропадает.

Старичок, сидящий на бревнышке, закхекал, то ли поперхнулся чем, то ли подпростыл.

— Нездоровится, дедушка? — осведомился у него Коля, всегда уважавший старших, пусть даже и не относящихся к роду человеческому. Он сразу понял, что на огонек непростой гость из кустов вылез, гадал только, кто это именно, и с добром или же злом он сюда пришел.

— Гады годы, — отозвался тот. — Песню такую слыхал как-то от приезжих. Так вот точнее не скажешь.

— Может, все же поближе к огню подсядете? — предложил Нифонтов. — Вон как кашляете?

— Ему несподручно, — чуть язвительно сообщил парню Михеев, лукаво глянув на старичка. — Зальет он нам костерок тогда. У него из правого рукава всегда вода сочится.

— Путаешь, парень, — без тени обиды возразил ему дед. — То у брательника моего, водяника, из рукава вода текет. А у меня с левой полы одежи, потому как я природный болотник есть.

Коля привстал и увидел, что бревнышко, на котором сидел ночной гость, с левой стороны потемнело от влаги.

— А я тебя, парень, признал. Заглядывал ты как-то раз ко мне в гости, — продолжил старик, обращаясь к старшему оперативнику. — Ты да дружки твои тогда бусурман обратно в Навь загнали, а вожаку их вылезти из каменного дома не дали вовсе. Правда, в прошлый раз ты помоложе был, а сейчас вон, гляжу, волос белым обметывать начало.

— Не молодею, — согласился с ним Пал Палыч и выкатил из костра несколько картофельных кругляшей. — Повечеряешь с нами?

— А чего ж нет? Если от души снедь предложена, от нее отказываться не дело.

Коля отрезал от кругляша «столичного» хлеба толстый ломоть и было потянулся за солью, но болотник его остановил:

— Этого мне не надь. У меня с нее после брюхо крутит и в ушах жужжит.

— Его племя соль не любит, — пояснил Пал Палыч, разламывая крупную обугленную картофелину. — Она им, как нам перец кайенский — съесть его съешь, конечно, но после может поплохеть. Ух, горячая!

— Моя пущай поостынет, — сразу же заявил болотник. — А вот хлебца пожую с удовольствием. Давай его, малой, сюда.

— Держите. — Коля подошел к гостю. — У нас еще колбаса есть, сыр и огурцы маринованные.

— Пустое, — отмахнулся старичок и впился неожиданно белыми молодыми зубами в ломоть. — И так славно!

Над берегом повисла тишина, в которой было слышно только сопение жующих людей и их гостя, да эхом доносился шум от лагеря МЧСников. Те, похоже, спать не собирались, и до сих пор лазали по болоту, плюнув на то, что это могло плохо для них закончиться.

— Славно, — произнес болотник вслед за тем, как смолотил второй кусок хлеба и пару остывших картофелин впридачу. — Людская еда для моего племени больно сытная, но иногда очень приятственно ее отведать.

— Дедушка, а как тебя зовут? — решив, что этому старичку можно и не «выкать», поинтересовался Коля.

— Зыбуном кличут, — отозвался тот. — Как родителя моего звали, и деда тоже. Наше семейство тут с давних пор обитает, за этими местами приглядывает. И чадо свое я тоже Зыбуном назвал. Только ты меня дедом не кличь, паря. Дядькой называй, так оно вернее будет.

И правда, не выглядел ночной гость теперь немощным стариком, разгладились у него на лице морщины, сгинули в никуда, будто не было их вовсе. Мало того — глаза его округлились, став чем-то похожими на лягушачьи, между пальцев на руках появились перепонки, да и борода теперь больше смахивала на пучок водорослей.

— Ох, как они шумят! — недовольно глянул болотник в сторону лагеря спасателей. — Пойти разве, притопить кого из них мальца, чтобы угомонились?

— Плохая идея, — подал голос Пал Палыч, который в этот момент томно развалился близ костра на подстеленном плаще, куря сигарету и глазея в небо.

— Хорошая, уж поверь. — Зыбун насупил зеленоватые брови. — Если они галдеть не перестанут, то беспременно мою старуху разбудят, а она разговоры разговаривать не станет, сразу парочку человеков под зелень ряски утянет, да и все.

— Да они скоро угомонятся, — успокоил его Пал Палыч. — Вертолеты летать перестали, значит, сейчас и эти перерыв до утра объявят.

— Интересно, а если бы не генеральские дети пропали, а обычные люди, то так же их искали бы? — заинтересовался Коля.

— Думаю, да, — ответил ему Михеев. — Ну, может, без вертолетов, но искали бы.

— Так что не лето, по моему болоту эти молодцы рыскают, — добавил Зыбун. — И не по разу. Вы, люди, дурные, лезете туда, куда не следует, причем сами не знаете зачем. Клюквы надо? Так вон ее по-над бережком полно, все по осени красное, собирай. Трав каких? Тоже все поблизости растут. Ты чего за ними в самую трясину прешься, откуда там чего возьмется, кроме смертушки твоей? Нет, лезут! А потом вон те приезжают, два-три дня живность