Месть – блюдо горячее - Николай Свечин

– Тридцатого января.

– А сегодня десятое февраля. Они в моем городе уже десять дней?

– Весьма вероятно, – ответил Алексей Николаевич.

– И один из них доказанно совершил три убийства… – Дьяконов со значением посмотрел на подчиненных.

Те, в свою очередь, переглянулись между собой, и Побединский отрицательно мотнул головой:

– Нам ничего об этом не известно. Егор Савватеев Князев по кличке Князь и с ним еще какой-то Самодуров? В первый раз слышу.

– У него была еще одна кличка – Сапрыга, – уточнил статский советник. – Он может значиться в фартовом мире вашего города под ней.

– И про Сапрыгу не слышал. Надо смотреть картотеку, нацелить осведомителей, старых приставов расспросить. Понадобится несколько дней.

– Поможем, – резко встал полицмейстер. – Мы вам поможем в поиске этих… как бы без матерщины обойтись? Нам в городе они не нужны.

Все остальные тоже поднялись. Лыков завершил разговор так:

– Вы ищите покуда концы насчет рязанских гостей. Сергея Маноловича отдаю вам в ассистенты. Мы с ним сейчас заселимся, перекусим и придем в отделение. Пусть роется в картотеке под вашим надзором. А я займусь Болмосовой и похищенным билетом.

Оказалось, что по распоряжению полицмейстера командированным были задержаны[65] номера в гостинице «Россия» на углу Немецкой и Александровской улиц. Питерцы бросили вещи, приняли ванну и побрились. Затем спустились в ресторан и плотно позавтракали. Азвестопуло откинулся на спинку стула, блаженно икнул и констатировал:

– Годится. А наши сейчас там к параду готовятся, шею моют, Брюна принимают…

– Идем в сыскное. Я бегло просмотрю акт дознания и нагряну к Болмосовой, хлебать дерьмо полной ложкой. А ты перешерсти все, что у них есть.

Лыков явился на квартиру вдовы, заранее настроенный на неприятный разговор. Так оно и вышло.

Скандалистка жила в доходном доме на Московской улице, близ шикарного здания управления Рязанско-Уральской железной дороги. Дворник на вопрос, где найти Евгению Аркадьевну, некоторое время молча разглядывал незнакомца. Потом пояснил:

– Второе парадное, второй этаж, квартера нумер три. Только стучите погромче, а то она глухая, не слышит.

– Что, вдова предводителя дворянства живет без прислуги? Сама дверь открывает?

Мужик крякнул:

– Дык никто с ней не уживается! Через месяц уже расчет берут. Самая стойкая два продержалась, великомученица…

– Понятно.

Статский советник вручил дядьке двугривенный, отыскал нужную дверь и постучал, сначала не очень громко. Никто ему не открыл. Пришлось наяривать кулаком от души. Наконец замок изнутри щелкнул, дверь открылась на вершок, и раздался голос:

– Кто таков?

– Здравствуйте, госпожа Болмосова. Я статский советник Лыков из Петербурга, из Департамента полиции. Прислан по распоряжению действительного статского советника Белецкого.

– Просуньте сюда чем удостоверить личность.

Старуха принялась рассматривать полицейский билет, делая это в темноте. Что она могла так увидеть? Алексей Николаевич переминался с ноги на ногу. Наконец дверь распахнулась.

– Заходите, чего встали?

Питерец протиснулся в шинельную, снял пальто с током, пристроил на вешалку и прошел в комнаты. Хозяйка села за круглый стол и ядовито заговорила:

– Что, Степан Петрович вспомнил о бедной вдове? Когда тычка получил от министра.

– Господин Белецкий передает вам поклон. Да, он вспомнил о вашем вопросе, пусть и накануне ухода в Сенат. И вот я здесь. Буду пытаться разыскать вашу облигацию, разумеется, с помощью местной полиции.

– Как уж вас там?

– Лыков Алексей Николаевич.

– Статский советник?

– Да.

Болмосова чуть-чуть смягчилась:

– А мой муж Полуэкт Петрович был коллежский советник. Лучший предводитель уездных дворян, два срока прослужил, шел на губернского предводителя! Да вот… И теперь я одна. И все норовят обидеть несчастную вдову… Что же ваша полиция, господин статский советник? Где она, почему не ищет мою покражу? Пятьдесят тысяч рублей не фунт изюму!

– Номинальная стоимость облигации сто рублей, – напомнил сыщик.

Болмосова сразу взорвалась:

– Вы все этим прикрываетесь! Что сто рублей! Не сто, а полста тыщ! Спросите биржевых дельцов, если сами ни уха ни рыла!

Лыков поднялся:

– Если вы еще раз позволите себе в разговоре со мной такой аррогантный[66] тон, искать пропавшую бумагу будете сами. А я уйду. Белецкий мне больше не начальник. Да ему, говоря по правде, наплевать на вас. Так же, как и мне. Я ваша последняя надежда, остальных вы уже разогнали своим невыносимым характером.

– Но… а…

– Повторяю: немедленно уйду. И никто никогда к вам больше не придет, можете быть уверены. Прислуга-то разбежалась? Полиция не помогает? А чего вам помогать, если вы всех оскорбляете? Ишь, царица Савская…

– Да как вы…

– Смею, Евгения Аркадьевна. А вот как вы смеете хамить чину пятого класса из Департамента полиции? Давно не были в камере мирового судьи? Мигом окажетесь.

Сыщик всем видом показывал, что готов удалиться. И вдова отступила:

– Прошу меня извинить… Возраст, нервы…

– Вот так-то лучше.

Алексей Николаевич сел:

– Я изучил акт дознания кражи в вашей квартире. Как же это вы не записали номер облигации?

– Денежные дела вел мой муж, – смиренным голосом ответила старая ведьма. – Я, когда осталась одна, так страдала, что и не подумала о том, чтобы записать…

И ненатурально всхлипнула.

– Понятно. Тем самым вы, Евгения Аркадьевна, сильно затруднили поиск похищенной бумаги. Лотерея выигрышей производится дважды в год. Последний раз барабан крутили второго января. Ваш билет воры могли уже погасить.

– Ну… я верю, что Господь Бог не оставит бедную вдову своим попечением…

– За Бога не скажу, мы с ним незнакомы, а вот похитители стараются быстро избавиться от такого рода бумаг. И продают их с большим дисконтом всяким дельцам, мы называем их барыги, то есть скупщики краденого.

– И что из этого следует? – опять стала повышать тон коллежская советница.

– А то, что билет пошел по рукам, сменил несколько владельцев, и потому отыскать его сейчас очень трудно. Вы заявили полиции, что среди прочих вещей у вас также похитили терракотовую статуэтку Венеры Милосской, серебряный порт-папир мужа и его же серебряную визитницу. Так?

– Еще шаль со стеклярусом и шесть пар чулок! – оживилась Болмосова.

– Чулки давно кто-то износил. А вот порт-папир с визитницей… В описи похищенных вещей указано, что на них не было надписей или монограмм. И опознать, например, их в ломбарде невозможно. Верно? Вспомните, пожалуйста: может быть, имелись какие-то отличия? Нацарапанная фраза на внутренней крышке портсигара или приметная вмятина…

– Странно, – пробормотала вдова, – он тоже об этом спрашивал…

– Кто, Азар-Храпов?

– Да. Простолюдин, а туда же: двойная фамилия, как у благородных. Вот когда я была молода, за мной ухаживал корнет Филоненко-Бородич. Это же совсем другое дело!..

– Евгения Аркадьевна, не отвлекайтесь. Мы наконец-то подошли к важному. Значит, была какая-то примета, какая-то особенность у похищенных вещей?

– Была.