Журнал «Вокруг Света» №10 за 1991 год - Вокруг Света

И действительно, когда днем позже, пролежав ночь в дрейфе, они достигли нового острова, индейцы облепили их, наперебой предлагая фрукты, печеный картофель, лепешки из маниоки. На этом острове они заметили первые элементы примитивной цивилизации. Хотя все мужчины и большинство женщин ходили обнаженными, среди последних уже существовало понятие одежды, ибо некоторые носили фартуки, сотканные из хлопка. Жилища их напоминали шалаши, со стенами из ветвей и крышами из пальмовых листьев. Спали они на нитяных сетках, которые испанцы нашли весьма удобными и позволяющими экономить немало места, и в дальнейшем использовали для себя, сохранив индейское название — гамак. Здесь же они увидели первых животных — прирученных собак, кроликов, ящериц длиной до шести футов, которых индейцы называли игуанами. Мясо последних оказалось весьма приятным на вкус.

На этом острове, названном Колоном Фернандина, и на соседнем, которому он дал имя Изабелла, они провели несколько дней, наслаждаясь красотой здешней природы и не переставая удивляться плодородию земли. На каждом из островов, закрепляя владычество Испании, Колон установил по кресту.

Он собирал образцы местной растительности — травы и пряности, но золота не находил, за исключением украшений, которые охотно предлагали ему индейцы.

Лукаянцы уже настолько хорошо освоили испанский, что смогли ответить на вопрос, откуда берется этот желтый металл. Как выяснилось, его привозили с юга, с острова, называемого Куба, и другого, расположенного восточнее. Как понял Колон из разговора с лукаянцами, золото и пряности привозились оттуда. Возможно, толкование было слишком вольным, но Колон тем не менее решил, что Куба и есть желанный Сипангу, а потому направил каравеллы на юг.

Останавливаясь по пути у различных островов, каждый из которых казался им прекрасней предыдущего, 28 октября, через полмесяца после высадки на Сан-Сальвадоре, перед испанцами во всем великолепии предстала Куба с ее высокими горами, густыми лесами, побережьем, протянувшимся до горизонта с запада на восток.

Бросив якорь в устье полноводной реки, Колон объявил остров собственностью Испании и назвал его Хуаной, в честь принца Хуана, пажом которого служил теперь маленький Диего.

Красота и плодородие нового приобретения превзошли все их ожидания. И обитатели острова перешагнули стадию примитивной невинности, с которой испанцы встретились ранее, поскольку все они прикрывали тело подобием одежды. Поняли они, что кубинцам знакомо и чувство страха, так как при приближении незнакомцев все они убежали в леса, оставив свои хижины. Хижины эти строились посолиднев, чем шалаши на Фернандине. В них испанцы нашли грубо вырезанные статуэтки и маски, а также крючки, гарпуны, сети, сотканные из пальмовых нитей. Из этого испанцы вделали вывод, что питались туземцы главным образом рыбой.

На каждом шагу испанцев поджидали новые чудеса. Одни деревья цвели, на других наливались соком фрукты, у третьих ветви гнулись под тяжестью спелых плодов. Попугаи зеленые дятлы сидели среди густой листвы, колибри вились над цветами, а уж совсем поразила их стая розовых фламинго, пролетевших над головой.

Они плыли на запад вдоль побережья острова, длиною превосходящего Англию и лишь немного уступающего Англии и Шотландии, вместе взятых. Но не достигли западной оконечности острова, потому что Пинсон со слов двух лукаянцев, находящихся на борту «Пинты», понял, что перед ними — материк.

Колона это не убедило, поскольку он полагал, что его люди никак не могут находиться на побережье Китая. И он и дальше плыл бы на запад, но лукаянцы уверили Колона, что золота больше всего в Богио, на востоке. В то же время, если они все-таки достигли Азии, где-то в глубине материка должно было находиться государство Великого Хана, о котором писал Марко Поло. Чтобы ответить на этот вопрос, Колон отправил на берег экспедицию, в состав которой вошли Торрес, знаток языков, и два индейца, один с Сан-Сальвадора, лучше всех освоивший испанский, и второй — из кубинской деревеньки. К тому времени испанцы уже наладили отношения с местными жителями.

Пока экспедиция шла в глубь острова, Колон продолжал плыть на запад вдоль дивной красоты берега, но до его оконечности так и не добрался. В итоге он повернул назад и вновь бросил якорь в устье реки, на месте своей первой стоянки на Кубе, где и стал дожидаться возвращения своих людей. Государства Великого Хана те не нашли. Им встретилась большая деревня, окруженная обширными полями маиса. Их встретили очень тепло, хорошо приняли, и среди увиденных чудес они упомянули о привычке индейцев сворачивать листья какого-то растения, называемого табаком, поджигать их с одного конца и вдыхать дым, который, по их словам, снимал усталость. Никаких богатств испанцы не обнаружили, за исключением удивительного плодородия почвы, что само по себе, естественно, могло послужить источником богатства. Но золота не было, и им также сказали, что источник желтого металла сосредоточен на большом острове, называемом Богио.

Так что Колон поднял якорь и взял курс на северо-восток. Вместе с испанцами в плавание отправились полдюжины кубинских юношей и столько же женщин.

Глава 32. Мартин Алонсо

Помимо того, что Мартин Алонсо сбил с толку Колона, утверждая, что они достигли материка, он скорее всего вызнал у своих лукаянцев что-то очень важное, заставившее его выбрать иной, отличный от эскадры, путь.

Случилось это в конце ноября, когда Колон, встретившись со встречным ветром и бурным морем, решил вернуться на Кубу. Сделав крутой разворот, он отдал приказ выстрелом бомбарды подать сигнал двум другим каравеллам следовать за ним. Висенте Пинсон тут же повиновался. Но «Пинта», не обращая внимания на последующие выстрелы, продолжала следовать прежним курсом. Даже после наступления ночи, положив «Санта-Марию» в дрейф, адмирал продолжал подавать сигналы фонарем на верхушке мачты. Тем не менее, когда взошло солнце, «Пинту» они не увидели.

Столь подчеркнутое неповиновение отданной команде встревожило Колона. Вновь пробудилось в нем недоверие к Мартину Алонсо. В богатом, многоопытном купце при всех его несомненных достоинствах чувствовалось необузданное честолюбие. Поэтому, собственно, с такой неохотой Колон согласился на участие Мартина Алонсо в экспедиции. Он подозревал, что тот, представься удобный случай, попытается присвоить себе лавры первооткрывателя. Может, размышлял Колон, именно этим и обусловлено поведение Алонсо. Неужели он сам отправился на поиски Сипангу, чтобы обогатиться найденными там сокровищами, а затем, вернувшись в Испанию, оттеснить Колона на второй план? Предположение это представлялось адмиралу весьма логичным, учитывая те интриги, которые плел Алонсо в Палосе, стремясь убедить Колона взять его в долю.

Но, какими бы ни были истинные цели Алонсо, предпринять Колон ничего не мог, поскольку по скорости «Пинта» значительно превосходила «Санта-Марию». Поэтому, несмотря на негодование и дурные предчувствия, с которыми адмирал не замедлил поделиться с Висенте Пинсоном, оба оставшихся корабля двинулись на восток, нанося на карту очертания береговой линии Кубы. В первую неделю декабря они достигли восточной оконечности острова, являющейся, если верить утверждению Мартина Алонсо, и восточной оконечностью Азии.

Колон, однако, рискнул поплыть дальше, и вскоре на юго-востоке они увидели вздымающиеся к небу горы. Великолепие нового острова потрясло испанцев. Да и в наши дни Гаити по праву считается одним из красивейших уголков Земли.

Колон сошел на берег, как обычно, объявил остров собственностью Испании, нарек его Эспаньола, а затем воздвиг крест на высоком холме над бухтой, где бросила якорь его эскадра.

На Гаити они увидели не только деревни, но связывающие их дороги и другие признаки пусть рудиментарной, но более развитой, чем на той же Кубе, цивилизации. И здесь индейцам оказалось знакомо чувство страха, поэтому все они покинули жилища при появлении кораблей, ища спасения в лесах.

Испанцы провели на острове почти неделю, прежде чем им удалось захватить одну индианку, которую тут же доставили к адмиралу.

Цивилизация на Гаити еще не достигла стадии, требующей обязательного ношения одежды, и девушка, прекрасно сложенная, загорелая, была совершенно обнаженной.

В ужасе она боролась изо всех сил, пытаясь вырваться, и двое дюжих испанцев с трудом втащили ее на корабль и бросили перед адмиралом. Без сил застыла она у его ног.

Колон подозвал к себе одного из лукаянцев и попросил объяснить девушке, что они пришли с миром и никому не желают зла.

Немного успокоившись присутствием человека ее племени, убедившись, что и другие индейцы, похоже, ладят с этими бледнолицыми, бородатыми незнакомцами, она решилась глянуть на высокого, разодетого мужчину, что стоял перед ней. Колон ободряюще улыбнулся, что-то ласково сказал, хотя она не поняла ни слова. Постепенно страх покинул ее, она села, огляделась. Теперь ее не пугали даже стоящие вокруг улыбающиеся, заросшие черным волосом мужчины. Ее уговорили пройти с Колоном и лукаянцем-переводчиком в адмиральскую каюту. Там Колон угостил ее хлебом и медом. Пока девушка ела, ее большие темные глаза изумленно оглядывали каюту. Лукаянец, сидя на сундучке, заверил ее, что адмирал позволит ей незамедлительно вернуться на берег.