Журнал «Вокруг Света» №10 за 1991 год - Вокруг Света

В этот момент из леса появились люди, обнаженные, со смуглой, чуть темнее, чем у испанцев, кожей. Теперь уж у Колона отпали последние сомнения в том, что он открыл не просто новые земли, но новый мир.

Отдав Аранде короткий приказ касательно тех, кто отправится с ним на берег, Колон прошел в каюту. Надел панцирь из сверкающей стали, плащ из ярко-алого камлота — парадный наряд, приличествующий столь торжественному событию. И с королевским штандартом в руках сел в шлюпку, где уже ждала вооруженная охрана. Его сопровождали нотариус Эсковедо, Аранда, Коса, Хименес, Санчес. Братья Пинсоны прибыли с «Пинты» и «Ниньи» на своих шлюпках.

Первым ступив на берег, Колон опустился на колени и поцеловал землю. Не поднимаясь с колен, подождал, пока остальные последуют его примеру, а затем молитвой возблагодарил Бога. Тем временем шлюпки уже плыли к каравеллам, чтобы перевезти остальных матросов.

Когда на берегу собралось чуть более пятидесяти человек, адмирал объявил остров владением короля и королевы, правителей Испании, и вбил в песок древко королевского штандарта с зеленым крестом и инициалами «Ф» и «И». Затем, обнажив меч, нарек остров Сан-Сальвадором.

Этим днем, пятницей, 12 октября, и был датирован переход Сан-Сальвадора во владение правителей Испании, Фердинанда и Изабеллы. Составленный нотариусом Эсковедо акт первым засвидетельствовал Кристобаль Колон, адмирал.

А местных жителей все прибывало. Молча, в изумлении, появлялись они из леса и подходили поближе к странным существам, привезенным к берегу большими птицами, уже свернувшими свои огромные белые крылья. Некоторые из индейцев, так назвал их Колон, полагая, что приплыл в Индию, были вооружены дротиками, вернее, палками с заостренным концом, но никто из них не выказывал страха или враждебности. Ибо, как впоследствии узнали испанцы, страх и враждебность были чужды местным жителям, так же, как и право собственности, характерное для цивилизации и во многом вызывающее и страх, и враждебность. Индейцы же владели сообща тем малым, что имели, а плодородная земля удовлетворяла все их нужды.

Дружелюбие лукаянцев, так называли себя жители этого и ближайших островков, их мелодичные голоса и добрые глаза заставили Колона задуматься, а не попал ли он в рай, где не свершилось первородного греха и обитателям его не приходилось в поту добывать хлеб насущный. Толпа аборигенов состояла, за единственным исключением, из молодых мужчин, высоких, атлетически сложенных, с правильными чертами лица и с большими глазами под красиво изогнутыми бровями. Волосы прямые и грубые, с челкой на лбу, а сзади длинные, достигающие плеч. Подбородки и щеки без признаков бороды, тела расписаны разноцветными полосами — черными, красными, белыми. Кое-кто расписывал и лица: круги у глаз, полоски у носа. У некоторых в носу блестела пластинка желтого металла, в котором без труда узнавалось золото.

Приблизившись, туземцы распростерлись перед странными существами с белыми волосатыми лицами, с телами, Скрытыми от глаз кусками материи разнообразных цветов и формы, в панцирях, словно черепахи. Они достаточно быстро поняли, что главный среди прибывших к ним богов — высокий светлоглазый человек в ярко-алом плаще, ибо по завершении церемонии передачи земли во владение Фердинанда и Изабеллы остальные приветствовали его, а трое-четверо упали перед ним на колени.

Последние были зачинщиками мятежа, среди них и Ирес. Они боялись, что Колон, став вице-королем Индии, то есть приобретя право распоряжаться жизнью и смертью своих подданных, потребует у них ответа за мятеж. А уж деревьев, чтобы их повесить, вокруг хватало с лихвой. Поэтому мятежники смиренно стояли перед ним на коленях, признавая свои грехи и моля простить их.

Но адмирал Моря-Океана, вице-король новых земель в то утро пребывал в превосходном настроении и не собирался омрачать счастливый день сведением счетов. Мятежники отделались очень легко. В наказание Колон обязал их вылить морскую воду из бочек, заполненных во время урагана, и налить в них пресную воду.

Покончив с этим, Колон повернулся к туземцам и дружескими улыбкой и жестами предложил им подойти ближе. Слов они, разумеется, не поняли, но тон Колона не оставлял сомнения в его мирных намерениях.

В каждой руке он держал по два металлических колокольчика, и глаза дикарей раскрывались от восторга, когда они слышали мелодичное треньканье. Колон протянул колокольчики двум юношам, что стояли ближе других, и те тут же затренькали колокольцами сами.

Один из юношей, посмелее, коснулся рукой рукава камзола адмирала. Затем его меча. Колон же надел на жесткие волосы туземца свою шапочку из алой шерсти. Другому подарил стеклянные бусы. Потом знаком подозвал к себе единственную девушку, изумительно сложенную, загорелую, и подарил ей металлическое зеркальце. Она всмотрелась в свое отражение, сначала с благоговейным трепетом, затем — с радостной улыбкой. И далее, Колон и испанцы, выказывая свое дружелюбие, продолжали раздавать безделушки туземцам, пока их запас не подошел к концу.

Лишь один инцидент омрачил эту идиллию, и инициатором его стал Гомес, только что получивший прощение за участие в мятеже. Он решил показать свой меч индейцу, ощупывавшему ножны. Тот схватился за блестящее лезвие, и из глубокого пореза хлынула кровь.

Ужас охватил туземцев, впервые они увидели, сколь могучи пришельцы, как легко им ранить и даже убить любого из них.

Но адмирал тут же сурово отчитал испанца, который, поникнув головой, убрал меч в ножны.

А потом они пробовали странные, но очень вкусные фрукты и лепешки из маниоки, которыми угощали их лукаянцы. Получили они от туземцев и другие подарки, но как мало могли те предложить, кроме Своих дротиков да ручных попугаев, необычных птиц с ярким оперением, изумивших испанцев тем, что говорили совсем как люди, будто обладая человеческим разумом.

Более всего Колона заинтересовали пластинки из самородного золота, которые многие лукаянцы носили в носу. Пластинки эти указывали на то, что золота в этих местах в избытке, как и писал Марко Поло. Крутя в руках одну из пластинок, Колон знаками попытался спросить у туземцев, где они их взяли: Как он понял, пластинки приходили к ним откуда-то с юга, и Колон предположил, что речь идет о Сипангу. Тем временем, уловив интерес Колона, туземцы подарили ему несколько пластинок, еще более укрепив его в мысли, что уж в Сипангу-то золота этого хоть пруд пруди.

Они провели на Сан-Сальвадоре и следующий день. На шлюпках испанцы прошли вдоль берега, держа курс на северо-запад. Всюду их приветствовали туземцы. Некоторые даже подплывали к лодкам с легкостью, удивлявшей испанцев. Другие сопровождали испанцев на челнах, выдолбленных из стволов деревьев. Среди челнов встречались и такие, что могли вместить до пятидесяти человек.

Утверждая власть Испании над Сан-Сальвадором и скорое обретение местными жителями христианской веры, Колон воздвиг на берегу большой крест. А затем, наполнив бочки водой, взяв на борт дрова и фрукты, в тот же вечер испанцы подняли якорь и вышли в море, не отказываясь от намерения найти Сипангу. На «Санта-Марии» отплыли с ними и семь лукаянцев, или ганаани, как называли они себя, хотя желающих было гораздо больше»

Чтобы перейти от языка жестов к более удобным формам общения, лукаянцев начали незамедлительно обучать испанскому. Сначала им показывали какую-то часть тела и называли ее по-испански до тех пор, пока лукаянцы, поняв, что от них требуется, в точности не повторяли произнесенное слово. Затем пришел черед таких понятий, как небо, солнце, море, ветер, дождь, земля, деревья. После этого — предметов обихода. Лукаянцы учились на удивление быстро и уже через несколько дней могли вести простой разговор. Научились повторять две молитвы и креститься. Все это делали они с готовностью и радостью, и Колон увидел в этом их стремление стать верными христианами.

Через день после отплытия с Сан-Сальвадора бросили якорь у другого островка, с такой же буйной растительностью и туземцами, как две капли воды похожими на ганаани. Колон еще более утвердился во мнении, что они достигли тысячи островов, которые, по сведениям Марко Поло, окаймляли восточное побережье материка. Остров он назвал Санта-Мария де ла Консепсьон.

Следуя далее на запад, каравеллы догнали обнаженного индейца, в одиночку плывшего в челне. Его подняли на борт вместе с суденышком, в котором нашли тыкву с водой и лепешку из маниоки. По нитке бус на шее индейца Колон догадался, что того послали на другие острова, чтобы предупредить о пришествии необычных людей. Поскольку индеец мог поспособствовать их доброму приему на еще не открытых островах, Колон увлек его в каюту, где угостил медом, хлебом, вином и щедро одарил красной шапочкой, бусами, колокольчиками. После этого челн спустили на воду и дозволили индейцу продолжать плавание.