Каратель - Олег Приходько

— Погодите, Джек, — дождавшись, когда «Форд» выедет со стоянки, встал на пути. — Давайте поговорим.

Камай помедлил, но все же съехал на обочину и заглушил мотор.

Влад сел к нему в машину.

— Ситуация очень несложная, — поняв, что Влад не искушен в вопросах бизнеса и ведения деловых переговоров, объяснил Камай. — Вы продаете, а я покупаю. Я должен проверить качество товара и найти валюту в том количестве, о котором мы с вами договоримся. Вы же не приехали на встречу со мной, не зная реальной цены, правда?

Говорил Камай так, словно знал: именно приехал, не зная реальной стоимости, именно — олух, которого можно надуть, уговорить на треть или попросту «кинуть».

— Зачем. К вам. Приезжал. Кожухов? — жестко, чувствуя, что вот-вот сорвется, задал вопрос Влад. — Погодите! Выдумки ваши я уже слышал. Теперь послушайте вы. В пятницу после работы он, никому не говоря ни слова, не отмечая в гараже выезда, берет телохранителя, договаривается с шофером и едет к вам. Заметьте: он мог бы попросить Земцова сесть за руль и не посвящать водителя в то, куда едет. И даже поехать на своей машине. Но он берет и того, и другого. Он кого-то боялся, у телохранителя должны были быть свободные руки, он должен был выполнять свою работу. Это говорит о том, что поездка для него была очень важной. И вам он, безусловно, звонил. И наверняка просил о том, чтобы о его визите знало как можно меньше лиц. Именно поэтому ваши охранники встретили его у черного входа и проводили в офис. Утром в субботу Кожухов уехал. Его водителя уже поджидал полковник госбезопасности и заставил рассказать, куда он возил шефа и с кем тот встречался. Имейте в виду, что ваша контора — точнее, отель «Малахит» — под колпаком спецслужб. В понедельник Кожухов оформил доверенности на машину и дачу на имя жены — на всякий случай. Он еще надеется, вдруг пронесет и доверенность не понадобится. А еще через неделю понимает: все. Понимает, когда на него уже объявлена охота, когда нанятая кем-то бригада убийц — я уже наверняка знаю, кем, но это мое дело — объявляет на него охоту. Когда Земцов — мой друг Саша Земцов, — спасая его, погибает, оказывается, нет никого, кто мог бы его защитить. Человек стреляется тогда, когда его жизнь будет хуже смерти. Ни в милицию, ни в прокуратуру, ни в ФСБ он не обращается: они пытаются пришить ему дело, возможно, даже расправиться с ним. У вас, наверно, классная служба безопасности — не чета той, где работал я. Обо мне вы все знаете. Только в одном ошиблись ваши ребята: я ничьих интересов не представляю. Я один. Частное лицо, понимаете?

Камай выслушал его, глядя перед собой в пространство, и по его взгляду нельзя было понять, верит ли он Владу или дает выговориться из вежливости.

— В чем состоит ваш интерес? Отомстить за друга? — спросил он.

— Не угадали. В день его смерти я действительно поклялся найти его убийц и посчитаться с ними. Но я очень много грешил. Мне не простятся мои грехи. Вчера кинули Сашку, завтра таким же образом подставят меня. А может, сегодня. Я всю жизнь дрался, другой профессии у меня нет. Но и драка кое-чему учит.

— Тому, что после нее кулаками не машут, — заметил Камай.

— После — да. Только она еще не началась. Мой сэнсэй Палыч учил меня никогда не бить первым и всегда бить первым. Я теперь понимаю, что это означает: никогда не развязывай драку, но, когда ты видишь, что ее развязали другие, не зевай, наноси превентивный удар. Драка развязана. Я должен упредить свою смерть. И мой упреждающий удар будет расплатой за друга. — Влад поймал себя на том, что не апеллирует к Камаю, а рассуждает вслух, и замолчал. Потом посмотрел на Камая и добавил: — Еще осмий есть на Вдовьей балке. Но этого образца у меня нет. Вы правильно поняли, я действительно не знаю, сколько это дерьмо стоит, мне на это наплевать. Денег у меня достаточно, а не хватит — заработаю на тотализаторе, на торговле наркотиками, могу кого-нибудь замочить по сходной цене.

— Деньги не пахнут? — улыбнулся Камай. — Пойдем за стол, шашлыки сгорят.

Он первым вышел из машины. Они молча дошли до стола, Влад откупорил вино и наполнил стаканы. Выпил, ни слова не говоря, хотя Камай к своему стакану не притрагивался.

— Ладно, — чувствуя отчаянность его положения, сказал Камай. — Я расскажу то, что знаю. Кожухов соблазнился большими деньгами и властью. Он смолоду был талантливым инженером, но хотел большего, чем мог добиться своим трудом и талантом. Покажите мне инженера, который откажется от предложения стать во главе многотысячного коллектива, от зарплаты в несколько тысяч долларов, от реальной власти над людьми!.. Панич — опытный мафиози — вычислил его. Поставил на Толика, как на лошадь. Поначалу все складывалось — деньги, заграничные поездки по своему усмотрению, дача, дорогая машина. Мой деловой партнер Джек Руби — босс крупнейшей корпорации по редким металлам в США — не позволяет себе иметь такую машину. И его дом в Лос-Анджелесе не тянет на дачу Ко-жухова. Так что доверенности на жену — это передача ей миллиона долларов как минимум. Он не говорил, но, думаю, на его счетах, которые он не смог бы передать ей, даже если бы хотел, не меньше. Короче говоря, Панич дал ему увязнуть по самые уши, но при всем при этом он был человеком-подписью, человеком-функцией, никем. Все, что с подачи Панича он наобещал людям, оказалось фикцией. «Избран» он был липово, акции «Цветмета» ничего на самом деле не стоили. Голодные люди злы, обманутые — еще злее. Писали, жаловались, требовали. Прислали комиссию, стали его проверять с пристрастием. И, конечно, докопались до фактов, за которые его можно было сажать в тюрьму с полной конфискацией. Он висел на волоске, понимал, что нужен какой-то смелый, неординарный ход, который избавит его от Панича… или хотя бы отвлечет подозрение от его сотрудничества с мафией. Панич не рядовой бандит, за ним крупные теневики Европы, не говоря уж о столице-матушке. Им он нужен как управляющий нелегальным бизнесом, наместник — с одной стороны, и как козел отпущения в случае провала — с другой. Все его дела строго учитываются, отслеживаются—и продажными чиновниками, и прокуратурами всех мастей, и госбезопасностью, но он их всех кормит, и пока его не спешат убирать. Но уберут очень просто и быстро, как только запахнет жареным в кабинетах тех, кто на самом деле держит регион в подчинении. Уверен — его палач повсюду ходит за ним, не вынимая руки из кармана: курок уже взведен. Вы правы, у меня солидная служба безопасности, моей разведке известно, что жареным уже запахло. Панича уберут и на него спишут все, что он и его люди не успели списать на Толю Кожухова — чудовищные хищения металла, использование рабов, незаконные сделки, убийства, подлоги и так далее. Опять будут говорить о мафии, о происках организованных преступных группировок, о проникновении криминала в промышленность — о чем угодно и о ком угодно, но только не о тех, кого Панич на самом деле кормил, не о тех, кому делал огромные состояния, открывал счета в зарубежных банках. Вы, Владислав Михайлович, не обижайтесь, но вы для Панича просто никто; настолько никто, что вас могут попросту забыть в этой переделке. Но запах жареного вы почувствовали вовремя. Панич, как и все бандиты его ранга, держится на вероломстве, для него нет ни своих, ни чужих, нет людей вообще. Надо — убьет, надо — сдаст органам, пообещает заботу о семье, долю из «общака», райские условия отсидки, а захочет — организует «несчастный случай» в пенитенциарном учреждении любого режима. Видите, даже мне, бизнесмену, живущему в другом городе, дела которого не пересекаются с его интересами, известно о нем почти все. А уж компетентным органам и подавно! Но все не так просто. Во-первых, работают большие деньги. Во-вторых, большие люди. В-третьих, кто он такой? Живет себе старичок, пенсионер, никого не трогает. Таких Паничей по России — как грязи! Они очень удобны, ими прикрываются, их руками убирают неугодных…

Камай говорил неторопливо, зная, что Влад причастен к Паничу, что каждое слово бьет и по нему, говорил, воздвигая стену между собою и Паничем, а стало быть, и Владом, и Владу все время хотелось оглянуться — не стоит ли кто-нибудь за его спиной, кто придает ему уверенности и оправдывает его дерзость.

— И наступил момент, — продолжал Камай, — когда Толик Кожухов понял: его дача — замок на песке, его деньги — миф, он не успеет ими воспользоваться. О сыновьях и жене тоже никто не станет заботиться — с его информированностью ему не позволят дожить до первого допроса. Он приехал ко мне с интересным предложением. В верховьях реки Вишеры, в глухой тайге, в брошенном урановом поселке Уральск-12 нашли осмий и, более того, научились производить осмий-187 по уникальной технологии. Кто стоял за этими разработками, не знаю, думаю, люди серьезные, располагавшие данными о россыпных месторождениях платиновых руд задолго до того, как было принято решение свернуть разработки урана в этом районе по соображениям экономической целесообразности. Кожухова посвятил в свой бизнес Панич. За время общения с ним Толик оброс связями и знакомствами. Когда его приперли к стенке, он не испугался, потому что знал: его отстранение — не говоря о заключении или смерти — это крах Панича, шеф-покровитель не даст его в обиду. Но он ошибся. К власти пришла новая генерация, начиная с Минобороны и кончая правительством. На награбленное криминалитетом в первое десятилетие рынка государство решило наложить лапу. Благими намерениями, знаете, что вымощено?.. Не будем касаться внутри— и внешнеполитических мотивов. В конечном итоге эти мотивы им же и моделируются. Но факт, что ситуация стала выходить из-под контроля и грозить социальным взрывом — не все же имеют возможность торговать наркотиками или стать киллерами, — Камай усмехнулся. — Одним словом, после того как Минфин прибрал к рукам банк «Техэкспорт», созданный на «грязные» деньги Панича, на очереди был «Краснодольскцветмет», и Кожухов понял, что его попросту сдают. Возникла ситуация, при которой выигрывает тот, кто наносит превентивный удар, но при этом сохраняя хорошую мину. Руками того же государства, которое уже развязало драку. Мне сорок… хм… я — дитя Первого международного фестиваля в Москве… Волею судьбы, мой отец разыскал меня, будучи главой американской фирмы «Геникс энд трэйд» — очень мощной, способной организовать производство и сбыт редких металлов, но главное — очистить зараженные земли Уральска-12. Это очень дорого. Когда нечем платить зарплату, государство на это не пойдет — оно с этим не справится. Но при почти шестидесятипроцентной поддержке инофирмы — это шанс. Это выгодно. Кожухов изложил мне свой план. Мне он понравился, там хватит всем — и «Гениксу…», и «Редмету», и «Краснодольскцветмету». Но для того, чтобы выйти на высокий уровень с таким проектом, нужно доказать, что территория, которую предлагается рекультивировать, стоит затрат. Тогда эксперты фирмы «Геникс энд трэйд» смогут обратиться в конгресс или в торговое представительство России в Америке. Кожухов все продумал, в Уральске-12 у него был кто-то, кто взялся выкрасть и доставить образцы осмия. Он обещал мне через пару недель их представить. Трудно вообразить, чего это стоило и как рисковали те, кто помогал Кожухову, — каждый грамм на строжайшем учете: речь идет о сотнях тысяч долларов. На этом мы расстались…