Спасая Амели - Кэти Гольке

– Садись, моя дорогая, – велела бабушка. – Давай заплету тебе косу.

Рейчел одернула платье – платье Лии – и села, улыбнувшись бабушке в зеркало.

– Я сама заплету. – Лия отобрала у Хильды расчески. – А ты сделай кофе.

Бабушка неохотно отдала расчески. Рейчел тоже расстроилась. Ей бы очень хотелось, чтобы ее расчесала бабушка… хотя бы раз, до того как она уедет. Но эта мысль тут же вылетела у нее из головы, когда Лия резко дернула ее за длинный локон и стала грубо расчесывать волосы у корней.

Рейчел прикусила губу, не желая, чтобы сестра видела, как она морщится. Лия снова дернула расческу, не заботясь о том, чтобы распутать узел, который всегда образовывался у Рейчел возле шеи, сделала пробор прямо посередине головы – ото лба до основания шеи. По обе стороны пробора Лия разделила волосы на пряди и заплела тугие косы, дергая волосы каждый раз, когда переплетала пряди. Потом уложила косы вокруг головы и закрепила шпильками, втыкая их, казалось, прямо сестре в голову.

Рейчел не проронила ни звука, хотя ей пришлось стиснуть зубы, чтобы не расплакаться.

Взгляды сестер встретились в зеркале.

– Тебе стало легче? – поинтересовалась Рейчел.

Лия зарделась, но в ее глазах читалось торжество.

– Я совсем на тебя не похожа. У тебя косы не такие тугие и более длинные, – заметила Рейчел. – Переплетай.

У Лии уже пылали не только щеки, но и уши. Она взглянула на прическу сестры, находившуюся менее чем в полуметре от ее прически. Рейчел видела, что попала в точку, и ждала, что сестра ее послушается.

Лия швырнула расческу на туалетный столик и отвернулась.

– Сама переплетай.

Рейчел ухватила сестру за запястье и развернула к себе:

– В чем дело?

– Твой приезд принес одни неприятности, а когда ты уедешь, мне останется только собирать осколки бабушкиного сердца. Ты подвергла ее – нас всех – ужасному риску.

– Я просто хотела разыскать вас, познакомиться с вами. Мы же сестры… близнецы! Мне не терпелось узнать о родителях. И я хочу познакомиться с бабушкой поближе! Мне очень нужно ее узнать!

Лия выдернула руку, но подошла ближе, сократив расстояние между ними.

– Вот видишь – в этом все дело! Ты этого хочешь! Похоже, ты всегда получаешь то, что хочешь, верно?

Лия отошла.

У Рейчел было такое чувство, как будто ей отвесили пощечину. Не об этом она мечтала… совсем не так все себе представляла. Девушка опустилась на банкетку перед зеркалом. «Лия понятия не имеет о том, каково это – расти и верить в то, что тебя любят, верить в свою исключительность, а потом вдруг понять, что твои мечты растоптаны, и узнать, что все вокруг – ложь и нет никакой любви…»

Рейчел стала медленно вытаскивать шпильки. Слезы, которые она старательно сдерживала, теперь струились по вымытым щекам. Девушка осторожно расчесала волосы, помассировала кожу. Затем нетуго заплела косы, уложила их вокруг головы, заколола шпильками – получилась практически идеальная копия прически Лии. И платье, и туфли тоже принадлежали ее сестре. Их прически были похожи. Но душа той девушки, что смотрела на нее из зеркала, принадлежала кому-то другому – не Рейчел и не Лии. Эту девушку Рейчел не знала.

Джейсон решил, что Элдридж относится к этому как к игре, чтобы скоротать время томительного ожидания звонка из Нью-Йорка – с новым заданием или намеком на сенсацию. По крайней мере, Джейсон надеялся, что его коллега воспринимает все как игру, и полагал, что Элдридж верит, будто Джейсон увлекся языком жестов лишь потому, что «запал» на какую-то девицу дома, в Америке.

Он быстро овладел дактильной речью. Чуть дольше изучал общепринятый язык жестов. Значение некоторых из них было понятно, некоторые Янг угадывал интуитивно, но таких было мало.

– Неплохо, – похвалил коллегу Элдридж. – Похоже, стук по клавишам не прошел даром – твои пальцы стали проворными.

Джейсон что-то проворчал в ответ. Он готов был поддакивать Элдриджу и дальше, лишь бы тот учил его – ради Амели, если только им вообще выпадет шанс пообщаться. Джейсон надеялся, что язык жестов универсален. Наверное, Амели еще слишком мала для дактильной речи. Единственный способ сейчас помочь ей и самому не впасть в отчаяние и что-то делать – выучить язык жестов.

Но Джейсон вынужден был прекратить брать уроки. Весточка от жены фермера пришла раньше, чем он ожидал. Джейсон перевел записку, спрятанную в сандвиче, который всучил ему какой-то юнец на улице, делая вид, будто продает еду. «Сумма за хранение вырастает вдвое – оплатить немедленно. Хранить можно, избыток нежелателен. Заберите или уничтожьте». Яснее не напишешь.

У Джейсона была одна ниточка – одна надежда, которая появилась у него благодаря Исповедальной церкви, – и он попытался потянуть за нее еще до заката.

Вот-вот должны были выключить электричество, когда он позвонил в заднюю дверь на Потсдамштрассе. Дверь приоткрыла коренастая служанка.

– Чего вам надо?

– Мне нужно поговорить с фрау Бергстром.

– Вы американец. – Это прозвучало как обвинение.

– Ничего не попишешь. Мне все равно нужно с ней поговорить.

– Приходите завтра. А сейчас уже пора занавешивать окна.

Служанка собиралась закрыть дверь, но Джейсон оказался проворнее и сунул ногу в щель. Служанка схватила его за ворот куртки и рукав, едва не оторвав от пола.

– Завтра может быть слишком поздно! – взмолился репортер. – Фрау Бергстром меня знает. Я друг пастора Бонхёффера.

Это было явным преувеличением, но Джейсон был в отчаянии.

– Не стоит скандалить и обижать мою бедную служанку, молодой человек. – В хорошо поставленном голосе, который донесся слева из темной комнаты, чувствовалась улыбка. – Впусти его, Грета. Послушаем, что он нам скажет.

Джейсон ахнул, когда коренастая служанка, которую он теперь уважал больше, чем полицию Тиргартена, с глухим стуком поставила его на пол.

– Так вы говорили…

– Фрау Бергстром… мы с вами познакомились, когда Дитрих тут выступал. Вы подарили мне его книгу.

– Я вас не забыла, герр журналист. Но не припоминаю, чтобы вы лично были знакомы с Дитрихом. – Она провела его в соседнюю комнату и закрыла дверь. – Почему вы не пришли днем?

– Я оказался в тупике. Надеюсь, что вы мне поможете.

Женщина ждала, что он скажет дальше. По выражению ее лица Джейсон ничего не мог понять.

– Есть один ребенок… маленькая девочка… которую нужно где-то спрятать.

– Вот как! – Фрау Бергстром колебалась. – Она еврейка?

– Нет, она глухая. – Джейсон понимал, что должен говорить правду. – Она дочь офицера СС.

Женщина побледнела.

– Этот офицер, безусловно, в состоянии найти место, где бы… где бы позаботились о его дочери.

– Он думает, что она умерла. Он хочет, чтобы она умерла.

– Но откуда вы… нет… нет. – Фрау Бергстром запнулась. – А что вы от меня хотите?

– Я хочу, чтобы вы ее спрятали, спасли малышку и, если это возможно, помогли мне вывезти ее из страны – желательно в США. Не знаю, в ваших ли это силах, но после проповеди Дитриха, после того, как я прочел Nachfolge, я… я просто хочу ее спасти. У меня есть всего лишь номер в «Адлоне» – там негде спрятать ребенка. Это хорошая девочка… просто замечательная.

Хозяйка дома покачала головой.

– И откуда вы знаете этого ребенка? Эту удивительную немецкую девочку, к которой воспылали таким сочувствием? Вы рискуете ради дочери эсэсовца? И просите рисковать и меня?

– Это длинная история, мадам. – Джейсон почувствовал усталость, когда осознал безумие и дерзость своей просьбы.

– Вы просто обязаны мне ее рассказать, если хотите, чтобы я вам помогла, рискуя жизнью своих родных.

Фрау Бергстром жестом пригласила гостя располагаться за обеденным столом. Кивнула служанке, которая принесла им кофе, пока Джейсон говорил.

Журналист рассказал фрау Бергстром абсолютно все, что знал. Он ни секунды не сомневался в том, что может доверять этой женщине, распахнувшей двери своего дома перед опальным священником, за которым следят полиция, СС, – перед священником, который, рискуя жизнью, помогает, учит, предостерегает немцев и иностранцев, поддерживает всех, кто нуждается в поддержке. Такого мужества среди нацистской жестокости еще поискать! Джейсон видел, как горят ее глаза.

Когда журналист закончил свой рассказ, фрау Бергстром поставила чашку на блюдце.

– Скорее всего, самое безопасное место для девочки – рядом с подругой ее матери, американкой. Она – ниточка, связывающая малышку с памятью о маме. Человек, которому, по всей видимости, не безразлична ее судьба, раз она попыталась спасти ребенка.

– Я пока не получал от нее вестей. Она должна найти способ покинуть страну, – колебался Джейсон. – Мы не ожидали, что нацисты так быстро захватят Польшу.

Хозяйка сложила руки.

– Мало кто этого ожидал. Еще до того, как герр Гитлер пришел к власти, Дитрих предвидел, сколько зла в зародыше этого движения. А еще он видел слабость, раскол внутри Церкви – нежелание Церкви встать, дать отпор, защитить, пока зло не распространилось так далеко и широко.