Тяжесть венца - Симона Вилар

– Милорд Ричард…

Она не знала, что скажет сейчас. Герцог глядел на нее озадаченно.

Но тут Анну потеснил возникший откуда-то сбоку Дайтон.

– Ваша милость, я не хотел ее пускать. Но леди была словно… одержимая…

– Помолчите, Дайтон! И выбирайте выражения, говоря о графине.

Ричард шагнул к Анне.

– Что с вами, моя дорогая? Успокойтесь. Прошу вас, присядьте. Выпейте немного вина. Дозвольте вам представить моего поверенного в Лондоне сэра Джеймса Тирелла. Кажется, он вас заинтересовал?

– Нет, – ответила Анна.

Только теперь она поняла, как нелепо повела себя, ворвавшись среди ночи в покои Ричарда Глостера. Эти трое мужчин ожидали разъяснений, и ей следовало как-то оправдаться. Однако теперь, разглядев поверенного герцога, она скорее откусила бы себе язык, чем созналась, что приняла его за Филипа Майсгрейва.

– Леди что-то говорила о своем муже, – неожиданно произнес Дайтон. – Якобы она видела его.

– Что?!

Ричард быстро перекрестился.

– Творец всемогущий! Что это означает, Анна?

– Ничего. Ровным счетом ничего.

Она поставила на стол бокал, который машинально вертела в руках.

Сейчас, после пережитого всплеска чувств и разочарования, ей было безразлично, что ее ждет. Если Фила не вернуть, то не все ли теперь равно, кто станет ее супругом.

– Я пришла сказать, Ричард, что согласна быть вашей женой.

Она не смотрела на него. Лишь на огонь, на пляшущие языки пламени и шевелящиеся тени вокруг.

Ричард приблизился, взял ее руку, припал к ней долгим поцелуем.

– Мне остается лишь возблагодарить Господа и Пресвятую Деву за счастье, на которое не смел и надеяться.

«Почему не смел? Ведь он знал, что я соглашусь».

Она ничего не сказала. Ее охватила полнейшая апатия. Она слышала, как Ричард приказал Дайтону разбудить священника и мать-настоятельницу, чтобы подготовить все к венчанию.

«Неужели прямо сейчас? Но какая разница, сейчас или позже? Я дала согласие, а дальнейшее – в руках Господних!» Она вновь поймала на себе взгляд Джеймса Тирелла, и ей показалось, что он полон сострадания. Но нет, лицо его оставалось неподвижным, как маска. Тирелл предложил ей руку. Значит, именно он намерен вести ее к алтарю? Кто он ей? Однако она покорно вложила свои пальцы в его ладонь. В отличие от глаз, рука Тирелла была теплой.

Они прошли в церковь. Сейчас, после грозы, здесь стоял пронизывающий холод. С губ Анны слетал пар, и на ее плечи накинули плащ с меховой опушкой. Она оглянулась и увидела Джеймса Тирелла, который молча поклонился ей и отступил в тень, туда, где на мужской половине находился еще и Дайтон. По другую сторону нефа стояла мать Эвлалия, улыбаясь ей своей раздвоенной губой.

Священник зажег лампаду над алтарем, затем торопливо принял у Анны исповедь и так же поспешно отпустил грехи. Потом наступил черед Ричарда Глостера.

В церкви стоял полумрак. О торжественности момента говорили лишь извлеченные настоятельницей из хранилища богатые церковные сосуды.

«Ричард всегда любил пышные церемонии, – подумала Анна. – Отчего же сейчас он так спешит? Ведь если я дала слово, ему нечего опасаться, что я изменю решение».

В следующую минуту она спросила его об этом.

Ричард круто повернулся к ней.

– Это выглядит странным и в высшей степени неразумным, когда невеста у самого алтаря вдруг начинает колебаться.

Его скулы напряглись, перекатывая желваки. Однако, увидев растерянное лицо Анны, герцог пояснил, смягчив тон:

– Вам незачем унижать меня недоверием, Анна. Вы, как никто другой, знаете, сколь долго я ждал этого момента. И я более не намерен откладывать наше венчание.

Смысл его слов достиг сознания Анны будто сквозь мутную пелену. Лицо ее застыло, но она вся дрожала, когда пришлось положить руку на сжатый кулак Ричарда и последовать к алтарю, где они опустились на колени.

Словно со стороны, она наблюдала, как совершается обряд. Ее мысли находились совсем далеко отсюда.

«А ведь все это уже было со мной», – подумалось ей.

…Маленькая церковь, одинокая свеча, священник, произносящий слова обряда… Но тогда она вся сияла и не сводила глаз со стоявшего рядом Филипа. Отец Гудвин обвенчал их в церкви Святого Катберта – древнейшего святого Пограничного края. Тогда, как и сейчас, она не могла сосредоточиться на обряде. Филип поглядывал на нее нежно, но вместе с тем и строго, как на ребенка. Свеча сияла, как Вифлеемская звезда, и Анне от переполнявшей ее радости хотелось рассмеяться, броситься на шею Филипу или заговорщически подмигнуть маленькому священнику с серебряным, похожим на нимб венчиком волос вокруг тонзуры, который навсегда соединил ее с тем, кого она любила больше жизни…

…Чья-то тень закрыла от нее мерцающую звезду. Она очнулась, вновь ощутила промозглый холод старой церкви, услышала сухо дребезжащий голос отца Беренгара. Сейчас закричать бы от тоски, но вместо этого она стала покорно произносить положенные по обряду слова.

– …В болезни и в здравии, в горе и радости, отныне и навсегда, пока нас не разлучит… смерть.

Ей не удалось сдержать протяжного вздоха перед последним словом.

После этого Анне стало окончательно безразлично, что с ней происходит, и, лишь когда священник подал кольца на подносе, испытала легкое недоумение, не понимая, как Ричард так скоро сумел отыскать обручальные кольца.

– Соедините ваши руки, – раздался голос священника.

Анна стояла покорная и печальная, в тяжелом меховом плаще поверх платья послушницы, с распущенными волосами, ниспадающими вдоль бледных щек.

Ричард глядел на нее, и глаза его казались черными провалами.

– Во имя Отца, – медленно произнес он, коснувшись кольцом ее большого пальца. Потом проделал то же с ее указательным и средним пальцами. – Во имя Сына и Святого Духа…

Кольцо скользнуло на ее безымянный палец.

– Аминь!

Присутствующие стали креститься.

Внезапно Анна взглянула в сторону нефа на мужской стороне.

«Это невыносимо! Один раз я уже обманулась. Он не вернется, чтобы не отдать меня Ричарду Глостеру».

И тем не менее, она не могла отделаться от ощущения, что Филип Майсгрейв присутствует здесь, и это чувство было настолько сильным, что на протяжении всей мессы Анна невольно оглядывалась, словно все еще не теряя надежды, что из тьмы возникнет силуэт высокого голубоглазого воина.

После мессы новобрачные и свидетели направились в ризницу, чтобы расписаться в церковной книге. Анна по-прежнему пребывала как во сне. Она хотела было поставить родовое имя своего второго мужа, но Ричард шепнул ей на ухо: «Невиль, Невиль», – и она машинально начертала фамилию отца. Затем подошли расписаться остальные присутствующие. Последним поставил крест Джон Дайтон. При этом Анне показалось, что он взглянул в ее сторону с мстительной улыбкой.