Солнечные стрелы - Джудит Тарр

Я не желаю носить их паскудную амуницию! Императрица нахмурилась, но тут же улыбнулась. Здесь, где только Зерин могла видеть их, ей хотелось дать волю простым чувствам. Одну за другой она сбросила с себя асанианские мантии и подошла к сыну, прекрасная в своей наготе.

Я тоже не хочу этого, но терплю. Он не мог позволить ей обратить все в шутку.

Я не хочу терять мою гвардию. И моих сквайров.

Ты имеешь в виду свой двор?

Они будут счастливы убраться подальше отсюда. Он вновь зашагал по комнате, из угла в угол. Матушка, я могу отправить их всех в Керуварион. Большинство из них только обрадуются такому исходу. Но не Годри. И не мои гвардейцы.

Ты ведь знаешь, медленно произнесла леди Мирейн, что в договоре об имперском союзе черным по белому сказано: в Асаниане царствует Асаниан. Фираз только выполняет свои обязанности, делая тебе при этом любезность. Он мог бы встретить тебя прямо на границе, а не у въезда в столицу.

Он мог бы встретить меня в Кундри'дж-Асане.

Он мудр и дал тебе воли ровно столько, сколько было возможно, а теперь ожидает, что ты возьмешься за ум и примешь надлежащее обличье.

Мое надлежащее обличье это одежда дикаря, проклинающего все их изощренные выдумки. Ее пристальный взгляд заставил его умолкнуть. Он вспыхнул от внезапного прилива крови к лицу.

Не валяй дурака, Эсториан. Он застонал.

Матушка, я ведь не полный идиот. Я буду вести себя хорошо и даже ночью надевать их дурацкие тряпки. Но он должен понять, что я вовсе не марионетка. И что я буду только таким, каким сам сочту нужным быть. Это единственное, что я могу ему обещать.

А мне? Что ты пообещаешь мне? Я ведь знаю цену твоим обещаниям. Они были и так достаточно терпеливы, чтобы сносить твои инфантильные выходки. Но Jsmdph'дж-Асан не выносит ничего, что не является асанианским.

Я не асанианин!

Ты должен учиться быть им! Он заскрипел зубами.

Может быть, именно Асаниану пришло время пересмотреть свои взгляды на некоторые вещи? Может быть, им следует попробовать воспринимать мир таким, какой он есть, а не таким, каким он им представляется? Золотая империя возрождается. Кровь Льва здесь, во мне, черномазом бородатом варваре, а не в десяти мантиях, не в парике, не в маске. Я живу, я дышу, я человек, который пришел управлять ими.

Ты так полагаешь? Проверка, вечная проверка! Он возненавидел бы ее, если бы не любил. Эсториан наклонился и поцеловал ее в бровь.

Могу я хотя бы делать чуть меньше, чем от меня требуют? Она обхватила руками его плечи. Ее глаза были бездонны. В их глубине таилась божественная суть. Он пылал священным огнем, потомок Солнцерожденного, мужчина против женщины, сын против матери, император против императрицы. Он принес полдень в ее глубокую ночь.

Мое милое, светлое дитя, сказала она. Голос ее ласково шелестел, словно ночной дождь. Я никогда не считала тебя мудрым. Но я не стану тебе мешать. Поступай как знаешь.

Ты поможешь мне?

Только в том случае, если найду твои действия разумными.

А если они будут чувственными?

Чувственность затмевает разум. Он поежился в ее жарких ладонях.

В тебе эти качества равновелики, ма! Она, усмехнувшись, стукнула его кулаком.

Щенок! Ступай к своим гвардейцам и оставь меня хоть на секунду в покое.

ГЛАВА 17 Они стояли друг против друга гвардейцы Эсториана и слуги регента представители двух враждующих партий. Алые доспехи надвигались на черные плащи. Вот-вот должны вспыхнуть мечи, но они пока в ножнах. Эсториан скрипнул зубами. Напрасно он полагал, что короткий отдых вполне успокоил его. Тихо, шепнул он себе. Только не делай глупостей! Руки в алых и черных перчатках уже тянулись к рукоятям клинков. Даже спокойный как мамонт Алидан угрожающе выдвинулся вперед. Эсториан в сердцах выкрикнул:

Отставить! Алидан подчинился и отступил на шаг. Взгляды оленейцев метнулись к плотной фигуре в черном.

Я жду! Ну же! Плотный оленеец прикрыл желтые веки. Черные фигуры молча попятились и тут же остановились. Кулак Эсториана опустился на плечо десятника гвардейцев Кияна.

Ты! Он повернулся к оленейцам. Кто ваш командир?

Я начальник этого караула, прозвучал голос из-под вуали. Бесцветный асанианский голос. Без угрозы, без трепета. Без прибавления титула к прозвучавшим словам.

Объясните, что тут происходит? Оленеец молчал. Киян, потирая плечо, заговорил:

Сир, они вторглись на вверенную нам территорию, велели нам удалиться и заявили, что отныне нести охрану ваших покоев будут только они. Так ли это, милорд?

У них есть некоторые основания для этого заявления, сказал Эсториан и, не давая Кияну открыть рот, продолжал: Но вопрос еще не решен. Пока он решается, вы будете нести службу вместе. И никаких ссор. Гвардейцы нахмурились. По задним рядам караула пробежал шепоток. Оленейцы не шелохнулись. Долгим взглядом он подавил внешние проявления недовольства в партии алых. Партия черных была глуха и нема.

Вы все мои слуги! Вы, он кивнул Кияну, и вы! Он улыбнулся плотному воину в черном убранстве.

Мы служим императору, прозвучал твердый голос.

Пусть так. Он шагнул вперед. Они расступились его гвардейцы и слуги регента. Он поспешил укрыться в своих покоях, где его ожидала толпа встревоженных сквайров и недоуменные глаза Годри. Асанианский регламент дозволял императору принять высокого лорда неофициально, без помпезности, свиты и множества слуг. Эсториан пошел на уступки. Он позволил облачить себя в десяток мантий, но не парадных, а простых и достаточно тонких, чтобы не слишком страдать от жары. Он разрешил заплести в косички свою бороду, но настоял на том, чтобы прием проводился в небольшом помещении с дверьми, распахнутыми во дворик, в центре которого бил освежающий фонтан. Сидя недвижно, словно храмовый божок, в большом, заваленном подушками кресле, Эсториан приготовился к встрече с регентом Асаниана. Лорд Фираз явился к императору без сопровождения, что могло быть расценено либо как явный и оскорбительный демарш, либо как проявление абсолютного доверия. Его одежды также были просты; входя в комнату, он преклонил одно колено, но с видимым облегчением позволил императору поднять себя и устроился в кресле, стоящем чуть ниже императорского. Он с удовольствием сделал глоток из чаши, протянутой ему слугой, что также было актом доверия, ибо персона его ранга могла потребовать у виночерпия снять с вина пробу. Как ни настроен был регент сократить количество вежливых фиоритур, предшествующих началу серьезной беседы, им все же пришлось поговорить о вине, о погоде, об окружающей обстановке. Вино было приемлемым, погода скверной, а окружающая обстановка в точности такой, какой ей и надлежало быть, о чем Эсториан и заявил с присущей ему прямотой, вызвав улыбку на устах искушенного в построении словесных хитросплетений вельможи. После кратковременного, но обильного возлияния Фираз счел возможным приступить к делу.