С высоты птичьего полета - Станислав Хабаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это место особо нам памятно. Ходим, ждём у книжного магазина, в витринах которого сорящий парашютами одуванчиков Ларус, карманные счетные машинки, красивые ручки «Waterman». А дальше столики «Кастелы» жмутся по-утреннему у стен. На стене у входа ещё не погасли расписные фонарики, а за стеклом кафе, подсвеченном изнутри, за газетой и чашкою кофе первые посетители. Через площадь – туда-сюда – в разных направлениях торопятся служащие, студенты с сумками и книгами. По-утреннему все сосредоточены, нет вчерашней вечерней беззаботности. Все спешат по делам.
Вечерами мы бродим по улицам, рассматривая витрины, любуемся соборами. Их тут множество, и они подсвечены: Сен Этьен, Бернау, Ассеса, монастыри августинцев и якобинцев XIII–XVII века, большинство из красного кирпича, похожие на древние крепости – бастиды. А позже или в дождь, как вчера, прилипаем к телевизору, смотрим старые фильмы, потому что современные идут по специальному каналу с доплатой. В первый же день вечером я смотрел в пустом гостиничном холле «Историю любви», наслаждаясь фильмом и музыкой, досадуя на рекламные вставки. Затем начался дежурный фильм про шпионов, и я отправился спать, а ночью в 2 часа опять проснулся от шума и грохота.
Культурная сторона местной жизни скрыта от нас. Весь день у нас занят перипетиями технической работы, а вечерами мы видим тулузцев (как мы называем их между собой – тулузяков), в основном молодежь за столиками бесчисленных кафе, чаще вдвоём, а иногда вчетвером: они едят, пьют пиво, прохладительные напитки, вино и говорят, говорят, говорят. В чем их проблемы? Не знаем. По сообщению агентства Франс Пресс среди молодежи растет число самоубийств. Как говорил Аркадий Счастливцев в «Лесе»: «все хорошо, и хочется повеситься». Самоубийства во Франции – основная причина смерти молодых. За год зарегистрировано 12 тысяч смертельных случаев и 120 тысяч попыток покончить с собой.
Софи
Открылась дверь и в комнату вошла молодая девушка. В коротких брюках по щиколотку, свободной блузе и цветных спортивных туфляхтапочках.
– Извините, – сказала она, – я – начальник…
В просторной комнате кипела работа. Среди расставленной аппаратуры взволнованно метался Мишель Ко, накалялись страсти над документацией, опять чего-то не хватало, и атмосфера, казалось, была наполнена ощущением взрыва. Но вот вошла очень молодая девушка, объявила, что она начальник и добавила:
– Можно я послушаю и посижу?
Сказанное звучало таинственно. Оказалось, Софи подвёл язык. Она хотела сказать – не начальник, а начинающая в части языка. Ей двадцать лет, она из Клермон-Феррана, что в самом центре страны. Она изучает английский и русский языки, и будучи на языковом семинаре, узнала, что русские бывают здесь, и вот она приехала, чтобы послушать и попрактиковаться в языке.
Она сидит в довольно раскованной позе, положив ногу на ногу. Голубые брюки несколько спасают положение, но все же поза – очень смелая, и часто кажется, что так неудобно сидеть, когда лодыжка твоя на колене, а другая нога откинута в сторону и полностью видно носки. Но так сидели и в аэропорту, покуривая, с газетой в руках или листая яркий журнал. И так сидит теперь в КИСе молодая девушка из Клермон-Феррана, симпатичная, похожая на русскую тем, что она не хрупкого птичьего строения, а по-русски широкой кости.
Через несколько дней она отправится на год в Ирландию для совершенствования языка. Там будет тихо, там сельские дороги, немногословные люди – и это привлекает её. Нет, нет, сама она не тихоня. Вокруг Клермон-Феррана потухшие вулканы. Характер Софи им под стать. Преподавательница русского языка нередко упрекала её за поведение на уроке:
– Софи, вы неугомонны, как вулкан.
Она потешно встряхивает головой и повторяет: «Извините», и делает это непосредственно и мило. Приятно взглянуть между делом на красивую молоденькую девушку «славянского склада», чудом занесенную в КИС, в круг озабоченных зрелых людей. О чём с ней можно говорить? Она приехала попрактиковаться и подработать. Её работа сейчас – перевод документов на русский язык. По телевидению и в кинотеатрах редки фильмы на русском языке. Она посмотрела «Москва слезам не верит» и «Родня», которые ей понравились.
Когда ей говорят комплименты, она отвечает:
– Не верю, если много говорят.
– А разве о том, что ты красива, тебе никто не говорил?
– Не говорил? – Она повторяет с потешной интонацией. – Не говорил?
Нет, говорил. Мама говорит.
На автобусе в средневековье
В субботу мы тоже работали, но кончили раньше. Ещё светило солнце, когда мы попросили нас выпустить не доезжая до гостиницы, в центре города, и разошлись «по интересам». Мы с Владленом, желая пофотографировать, забрели на красную площадь Сен-Жорж. Огромная вывеска «Радио Монте-Карло» над одним из домов толкала на фото-мистификации. И вдруг нас кто-то окликнул. Софи, одетая словно для пляжа, в блузку и шорты, имеет исключительно авантажный вид. Она не одна, а вместе с другой переводчицей.
– Не хотите ли немножко… – начинает она, тогда как мы отвечаем хором: Нет, нет, не хотим.
До сих пор любопытно, что же предлагала она. Нужно как-то объяснить, не скажешь же, что мы абсолютно заинструктированы.
– Нам жаль вашего времени.
– А не хотите?
– Нет, – отвечаем мы. Хотя, конечно, нам очень хотелось побродить по городу с говорящими по-русски французскими девушками. И навсегда останется загадкой, что же предлагали они? Мне стыдно вспомнить теперь, как мы торопливо ушли, и чтобы не встретиться, спустились вниз, в торговые ряды. А позже снова увидели их, и пошли совсем в другую сторону. Не знаю, видели ли они нас, но до сих пор сохраняется ощущение чего-то постыдного.
В воскресенье утром мы появились у собора Сен-Сернен со стороны, изображенной на старинной гравюре. На ее переднем плане был нарисован кусочек рынка, овощи, огромные глиняные кувшины то ли для вина, то ли для масла, и торговцы и покупатели в средневековом платье. И теперь здесь готовились к рынку, скорее к барахолке, и выездной ярмарке. Владельцы уже убрали автомашины с околособорного кольца, а те, что не убрали, поднимались специальными кранами и транспортировались куда-то. Присоборная площадь готовилась: то там, то здесь сооружался сборный крытый лоток, а иногда и открытые, напоминающие свадебный стол, заполняемый товаром. Интересно было ходить среди кричащих или тихих продавцов, а разгорающееся утро расцвечивало собор и толпу, текущую по околособорному кругу. В торговых целях использовалась и решетка собора, на нее вывешивались ковры, одежда, призывы вроде: несите все с чердаков и чуланов, и тут на разложенных ковриках раскладывалась дряхлая старина, а рядом на открытом лотке торговали орденами. Они лежали под стеклом рядами, и этикетки объясняли их принадлежность и достоинство.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});