Хроника трагического перелета - Станислав Токарев

Но вот две темные истории, жертвами которых становятся прекрасный летный командир и блестящий авиатор, и в первом случае прямую роль, а во втором — косвенную играет все то же лицо императорский фамилии.

Первая история. Севастопольскую школу решено перевести с тесного Куликова поля за город, в просторную и ровную Мамашайскую долину за речкой Качей. Школа наименована Александро-Михайловской (прославленное Качинское высшее военно-авиационное училище имени А.Ф. Мясникова дало стране множество героев). Начальником назначают полковника Одинцова — единственного генштабиста среди авиаторов, умелого аэронавта, который почел долгом, прежде чем занять пост, пройти курс пилота. Деятельность его продолжалась недолго: возник конфликт (на личной якобы почве) с великим князем. Сергей Иванович был снят и вообще оставил воздушный флот. На его место пришел фаворит Александра Михайловича князь Мурузи.

Вторая история. В конце же зимы 1914 года разыгралась трагедия — погиб один из лучших инструкторов, отважный офицер, участник русско-японской войны, неоднократно награжденный, Дмитрий Георгиевич Андреади: на глазах у всех над аэродромом вдруг сорвался на вираже. Спустя долгие годы старый летчик А.А. Кузнецов, возглавлявший комиссию по осмотру вещей Андреади, признался, что нашел тогда записку с просьбой покойного в смерти его никого не винить. То было самоубийство. Князь Мурузи потребовал, чтобы комиссия сохранила все в тайне, ибо (свидетельствовал Кузнецов) у Андреади были трения с Мурузи — вроде бы на почве недворянского происхождения первого. Читатель согласится, что подобное (опять-таки личное) обстоятельство вряд ли могло послужить причиной добровольной смерти волевого, не раз видевшего смерть бойца.

Где ни коснись «александро-михайловской» темы, все выходит нечисто…

Далее по подозрению № 5 (невольное или вольное: содействие).

…Когда мужчине под шестьдесят, он вдов, когда пылает последней любовью к молодой красавице, а она замужем, а муж не дает развода…

По-человечески можно понять состояние Владимира Александровича Сухомлинова.

Когда к нему является некто, предлагающий свои услуги, дабы найти лиц, могущих свидетельствовать в духовной консистории против несговорчивого господина Бутовича, полтавского помещика, в пользу Екатерины Викторовны, урожденной Гошкевич… И некто сей привлекает на помощь иных, обладающих пусть не влиянием, но быстроумием и небрезгливостью в средствах… И можно положиться на то, что все они проделают сами, не тревожа, не ставя в двусмысленное положение военачальника, обязанного внушать почтение как внешностью — величавой осанкой, дородством, соколиным взором, серебряной бородкою, так и чином генерала от инфантерии, должностью командующего Киевским военным округом…

По-человечески можно понять дружеское расположение Владимира Александровича к жандармскому полковнику Мясоедову. Ведь общительный, наделенный не только внешностью актера широкого амплуа, от героя-любовника до идейного резонера, гибким баритоном, располагающими манерами, — словом, шармер. Кругом знакомств обладает широчайшим. Служа на пограничной станции Вержболово, не раз оказывал самонужнейшие услуги (например, по таможенной части) влиятельным персонам, как следующим за пределы, так и возвращающимся. Бескорыстно притом: г-н Мясоедов — сам лицо состоятельное, пайщик процветающей германской экспедиторской фирмы. Можно понять и симпатию генерала к киевскому коммерсанту господину Альтшуллеру, который, будучи введен полковником в резиденцию командующего на предмет исключительно частных, сердечных дел генерала, держал себя молчаливо-корректно, на вопрос же о расходах, потребных для их урегулирования, отозвался лишь протестующим жестом. Его превосходительство оценил.

Кругом идет седая голова. Сцена из Пушкина, из «Полтавы», любительского спектакля. Юная Мария (мадам, уже Сухомлинова), обвив кудрями колени того, кто изображает старого гетмана: «Я близ тебя не знаю страха, — ты так могущ!» Генерал обязан ввести ту, которая озарила его преклонные годы, в высший свет. К ступеням трона.

Верно ли, что к назначению Сухомлинова на пост военного министра имел отношение Распутин? Либо же связь родилась по переезде в столицу? Сведения разноречивы. Как бы то ни было, Екатерина Викторовна в высшем свете — парвеню. Выскочка. И она, дама энергичная, без предрассудков, проникает на вечеринки (скажем так — духовные беседы) старца Григория. Умеет, тонкая актриса, изобразить благоговение и экстаз. И свой создает салон, где — иностранные консулы, финансисты, где жаждет искупать ее в шампанском кавказский скоробогач-нефтяник Леон Манташев и зовет с собой в Египет (сыграть Клеопатру в сени пирамид — что может быть прекрасней?). Где, наконец, и военные — к примеру, полковник Ердаков, важная шишка из контрразведки.

Новый министр должен отблагодарить старых друзей. Мясоедов прикомандировывается им к контрразведке Генштаба. Несмотря на предостережение департамента полиции: жандармский полковник давно подозревается в связях с германской и австрийской разведками. Полноте, господа, — истинно русский патриот!..

Свидетельство. «Сухомлинов… ума поверхностного и легкомысленного. Главный же его недостаток состоял в том, что он, что называется, очковтиратель. Будучи человеком очень ловким, он, чуждый придворной среде, изворачивался, чтобы удержаться, и лавировал при слабохарактерном императоре». (Слова прославленного генерала А.А. Брусилова).

Николай II о Сухомлинове: «Презабавный балагур». Из беседы царя с президентом Франции Пуанкаре: «Он, как видите, не подкупает своей наружностью, зато из него вышел у меня превосходный министр и он пользуется полным моим доверием». Брусилов утверждает, что к началу войны кроме недостатка огневых припасов виной министра было уничтожение крепостных и резервных войск. Крепостные войска были отличными частями, прекрасно знавшими свои районы, но перед самой войной западные крепости постановили упразднить, район сосредоточения войск отнести подальше от границы. Приказ подписан Сухомлиновым. Пишет Брусилов, в частности, о том, что воздушные силы в начале кампании были ниже всякой критики, — самолетов мало, большинство слабой, устарелой конструкции, за что тоже «следует поблагодарить военного министра». Выслушав характеристику, данную властителем союзной державы своему министру, Пуанкаре позже занес в дневник: «Это тот самый Сухомлинов, на которого падает самая тяжелая ответственность за беспорядочность и развращенность военного управления в России. Счастье, что он оставил пост, на котором причинил столько зла».

«Оставил» (был арестован) лишь в 1915 году.

До войны же и то, что либо темная компания его жены, либо Мясоедов, либо все в контакте ухитрились украсть составленный министром лично для царя «Отчет о состоянии и мерах подготовки русской армии с 1909 по 1913 год», и этот важнейший стратегический документ (вполне возможно, что через посредство знакомого нам Альтшуллера — руководителя австро-германской секретной службы в Киеве) лег на стол начальника абвера полковника Николаи, даже это не стоило поста любящему супругу.

Запутавшийся в долгах — салон мадам Сухомлиновой требовал немалых затрат, окруживший себя подозрительной публикой и на многое вынужденный закрывать глаза (с началом войны запретил выслать за пределы страны милейшего Альтшуллера как подданного враждебного государства), Сухомлинов был посажен в Петропавловку, лишь когда его протеже Мясоедов был буквально пойман за руку — близ линии фронта при передаче добытых сведений. Но экс-министр отделался легким испугом: арест заменили на домашний. По записке «старца Григория».

Сменивший же его на ключевом посту честный, дельный, истый патриот А.А. Поливанов сумел удержаться лишь 9 месяцев. Устранения добился тот же Распутин.

Диву даешься, как сильно было и в годы предвоенные, и в военные в столице, да и не в ней одной, «прогерманское лобби».

Свидетельство. «В бытность помощником командующего войсками Варшавского округа (пограничного! — С.Т.) я знал, что командующий генерал-адъютант Г.А. Скалон… считал, что Россия должна быть в неразрывной дружбе с Германией, причем убежден, что Германия должна повелевать… Он был в большой дружбе с германским консулом бароном Брюком, от которого никаких секретов у него не было. Не могу не отметить странного впечатления, которое на меня производила вся варшавская высшая администрация. Скалон был женат на баронессе Корф, губернатор — ее родственник барон Корф, помощник губернатора — Эссен, начальник жандармов — Утгоф, управляющий конторой Государственного банка — барон Тизенгаузен, начальник дворцового управления — Тиздель, обер-полицмейстер — Лейер, президент города — Миллер, прокурор палаты — Гессе, вице-губернатор — Грессер, прокурор суда — Лейтвен, штаб-одицеры при губернаторе — Эгельстром и Фехтнер, начальник Привисленской железной дороги — Гескет и т. д. Букет на подбор».