Поединок. Выпуск 7 - Эдуард Хруцкий

Тина задумчиво накрутила на палец прядь волос у виска:

— Рад не рад, во–первых, это не имеет значения, а во–вторых… Вот я его с десяти лет знаю, а не видела, чтобы он радовался или злился. Очень уравновешенный человек. Маме, наверное, трудно с ним было… Она от гриппа умерла, мама моя. Глупо, правда?

Родионов промолчал. Она опять нравилась ему все больше и больше, и в то же время он видел в ней нечто закрытое, спрятанное ото всех и от него тоже. Или просто казалось ему?

— У меня ведь тоже никого нет. Только брат. Мы с ним и с бабушкой остались, а мать с отцом и сестрой в район, на свадьбу отправились. На такси… Попался навстречу пьяный шофер на самосвале, и остались мы втроем. Потом бабушка умерла… Что–то невеселый у нас разговор пошел.

— Так ведь про жизнь, — отозвалась Тина.

— Ну, это вы бросьте! Что за настроение в ваши годы…

Она рассмеялась:

— Фу, какой сразу стал солидный — «в ваши годы!». Терпеть не могу солидных. И слово–то какое — «солидный»!

Потом без всякого перехода спросила:

— А вам стрелять приходилось? Ну, когда ловили каких–нибудь бандитиков… Или я про служебную тайну спрашиваю?

— И не про тайну и не приходилось. Это больше в книгах пишут про погони, выстрелы, схватки… В действительности все попроще. И посложнее.

— Ну и не надо, а то опять о чем–нибудь грустном заговорим… Давайте лучше уйдем отсюда. Душно тут и громко очень… И чтобы дорогой не торопиться.

А дорогой разговор не вязался.

То ли приучила работа, то ли вообще был таков по складу, но Родионов умел разговаривать только, когда видел лицо собеседника, и совсем не мог вести легких, необязательных бесед.

Тина тоже оживала, если только касались чего–то близкого ей, и один раз удивила ответом… Он спросил, случается ли мечтать. И о чем тогда думается.

— Теперь уже нет… Не помню, во всяком случае, когда в последний раз было. А раньше хотела, чтобы был рядом хороший человек, стоял дом у тихой воды, лес, огород и корову по утрам доить обязательно…

На ее улицу так молча и вошли.

Остановившись возле калитки, гадали, о чем думает каждый, потом Тина спросила:

— А завтра…..увидимся?

— Работаю я завтра.

— Суббота ведь, — удивилась она. — Выходной.

— У нас выходные другие…

— Понимаю. Только я все равно весь день буду дома. И буду ждать. Когда сможете — зайдете. Хорошо?

Он кивнул.

Вздохнув, Тина приподнялась на носках, осторожно поцеловала его и вошла в палисадник.

Она не остановилась, не оглянулась, пока он медленно шел вдоль забора, следя за белым пятном кофточки. Скрылась.

Оглянулась Тина лишь на ступенях террасы.

Родионова уже не было видно, но на другой стороне улицы бесшумно промелькнули две тени. И оттого, что промелькнули они неслышно и скоро, у нее тревожно сжалось сердце.

Бегать она умела, но на выбоинке у калитки слетела туфля, тогда сбросила вторую, выскочила на улицу и, чуть пробежав еще, крикнула:

— Игорь!

Он уже спускался к перекрестку, услышал и, обернувшись, увидел перед собой человека с поднятой рукой…

Машинально нырнул под эту руку, ушел от удара и так же машинально встретил ударом вынырнувшего сбоку второго нападавшего. Тот сел, и, снова чувствуя опасность, уже понимая, что опоздал, Родионов все же попытался отскочить, не успел и после тупого толчка в голову полетел в темную тишину, звенящую криком «И–го–о–орь!».

…Лицо Тины с неподвижными огромными глазами было рядом, но держала его не она, а кто–то очень сильный, грубо встряхивающий за плечи.

Его прислонили к стене, и все в нем совместилось, перестало дрожать.

— Счастлив ваш бог, что я домой запоздал, — слова Малюгина доносились еще как бы издалека. — Ребята крепкие, понесли бы за милую душу.

Тина молча, безостановочно гладила руку Родионова.

— Где… они?

— Может, еще бегут, а может, и так пошли, — засмеялся Малюгин. — Я ее крик услыхал — и к дому. На горку поднялся, гляжу — возитесь… Как, обошлось?

Родионов осторожно ощупал шишку с ссадиной правее затылка.

— Да заживет.

— Ну и ладно… Твои, видать, ухажеры подстерегли? Девушка отчаянно замотала головой, губы ее прыгали.

— Не ночевать же здесь, — проворчал Малюгин. — Ишь, даже обувки потеряла, как торопилась… Иди домой, провожу я его.

Тина снова затрясла головой, и, взяв Родионова под руку, Малюгин потянул его к перекрестку.

— Не надо… Я сам.

— Чего сам! Уж посадим от греха… Вон какая–то катит, тормозни ее, Тинка!

Она метнулась на проезжую часть, в свете фар вытянулась с поднятой рукой, раздался взвизг тормозов. Невидный за светом водитель такси распахнул дверцу, закричал возмущенно:

— Кто же так останавливает, дура? Самой жить надоело, так людей пожалей!

— Вот мы как раз и жалеем, не ори, — отозвался Малюгин. — Тут человек повредился, доставь его к месту, а он твои переживания учтет по–хорошему… Садитесь, — подтолкнул он Родионова. — Базарить некогда.

Из всех работников горотдела наиболее начальственный вид был у Катина. Ему и поручили с извинениями освободить Тихомолова. Тихомолов принял все достойно, ответив, что понимает специфику службы органов, распрощался вежливо.

А теперь, не торопясь, шел по улице, с сумрачным удовольствием наблюдая субботнюю сутолоку. На углу подле универмага пристроился возле короткой очереди к шашлычнику, раздумал и, выпив газированной воды, направился далее.

И на площади у сквера зашел в парикмахерскую.

Одно кресло пустовало, во втором полулежал клиент, вокруг ходила веснушчатая девица с ножницами… Он хотел уйти, но из–за занавески вышел еще один мастер, что–то дожевывая на ходу.

Дожевал, проглотил и сделал приглашающий жест рукою:

— Прошу садиться. Что мы желаем?

— Мы желаем побриться. И затем — компресс.

Тихомолов опустился в кресло, устроился поудобнее и закрыл глаза.

Родионова все не покидало ощущение совершенного промаха, и наконец, не выдержав, он сказал Талгатову:

— А если потеряем из виду Тихомолова? Чем дольше думаю, тем больше уверяюсь, что он много значит в этом деле.

— Уверенность без доказательств — ничего не значит, — хмуро отреагировал Талгатов. — И потом, как это — потеряем?

— А так: исчезнет он из города, и ищи его потом.

— Не исчезнет. Перед ним так извинялись, что он уже все на свете забыл! — рассмеялся Гундарев. — Я думал, Катин вот–вот на колени встанет!.. А может, никакого Карыма не существует? Может, зря мы о нем думаем?

— Все может быть, кроме того, чего быть не может, — задумчиво отозвался Родионов.

И на этом глубокомысленном замечании их беседа пока закончилась.

Но Карым существовал.

Как раз в это время он прошел мимо нужного дома на окраине, резко развернулся, прошагал обратно и юркнул в калиточку.

Миновав тесный дворик, вошел в тамбур неказистого домика и оттуда попал в маленькую, скудно обставленную комнатку. Усевшись на табурет, взял со стола «Огонек», полистав, отбросил, нагнувшись, глянул в оконце…

Из соседней комнаты высунулась молодая женщина с дочерна насурмленными бровями, сразу скрылась, и почти тут же, выйдя из глубины домика, сел напротив гостя неприметный внешне человечек в теплом халате и шлепанцах.

— Неси припасы. Понадобились, — коротко предложил Карым.

Человечек прикрыл глаза, покачался и, просидев так с минуту, вышел, откуда пришел.

Вернулся он скоро, с дешевым, под кожу, чемоданчиком, поставил его на стол.

Вынув из чемоданчика пистолет, Карым пристроил его под пиджаком, опустил в карман обойму.

— Уже жарко? — спросил хозяин, показав сплошное золото во рту.

— Еще не очень. Но завтра все равно уйдем.

— Во–о–от… — опять прикрыл глаза хозяин. Стало видно, что он очень не молод, но это казалось до тех пор, пока не блеснули маленькие глазки. — А почему не теперь?

— Дела есть. — Карым посмотрел на него с ироническим прищуром. — Что, Фатек, неохота с места взлетать? Гузка тяжелая стала…

— У меня новая жена, молодая, я только жить начал… Большие дети — чужие совсем, я еще сына хотел. Теперь опять один буду, — очень равнодушно поведал человечек в халате.

— Так оставайся, — зевнул Карым. — Разводи курятник.

— Ты оставишь! — сверкнула золотая улыбка напротив.

Помолчали.

— Хвоста не приделали еще? — поинтересовался хозяин негромко.

— Не заметил пока.

— Домой не ходи.

— Учишь? — с интересом взглянул на него Карым, и хозяин потупился. — Мне там делать нечего… Что надо — вынесут. Я тебя завтра в девять жду. На базаре, где всегда.

— Ладно. Кто еще будет?

— Ты да я, да мы с тобой. Грей жену напоследок, пошел я…

Уйдя от Фатека, Карым сменил три автобуса на двух маршрутных линиях, когда шел парком — выбирал окраинные и пустые аллеи.