Поединок. Выпуск 7 - Эдуард Хруцкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У сотрудника НТО на запястье виднелся след сведенной татуировки, толстые короткие пальцы поросли рыжеватыми волосками. Но все, что брали эти пальцы, они брали бережно и аккуратно.
— …Таким образом, на ее рюмке отпечаток сохранился, а на другой нет. Аналогичная картинка с вилкой — видите смазь? — она вытерта, а это вилка гостьи, гостя, уж кто там с ней был, не знаю, это вам устанавливать… И на ноже то же самое.
Сотрудник потер усталые глаза, шумно отодвинувшись вместе со стулом, достал из ящика стола «Беломор». И, прикурив, затянулся несколько раз подряд.
— Ограничиваю себя, дошел до семи штук в день и каждую жду не дождусь! — пояснил, посмеиваясь над собой. — Так что этот, эта, гость или гостья, намудрили явно, потому что такие действия не могут подозрений не вызвать…
— Да и способ самоубийства необычный, не находите?
Родионову, по определенной причине, собственный вопрос казался звучащим фальшиво, хотя сейчас он искренне находил странным предполагать, что при самоубийстве можно воспользоваться шприцем.
— Отчего же? — удивился со вкусом куривший собеседник. — Тут разные любопытные склонности проявляются иногда… Некоторые очень часто задумываются о том, как будут выглядеть перед теми, кто их обнаружит после смерти. Шприц не уродует, как, скажем, петля, как падение с высоты или колеса поезда. Правда, состав введен редкостный, его не вдруг достанешь… Но ведь для себя и постараться можно.
— И все–таки тот, кто с ней ужинал, тщательно протер все, к чему прикасался, вот что важно, — задумчиво резюмировал Родионов.
— Именно так. Вы, сделайте одолжение, оповестите меня, если найдете поступившего таким образом и сочтете нужным ближе познакомиться… Мне будет интересно взглянуть. Следы, отпечатки и прочее — это одно, а въявь адресата увидеть — совсем другое.
— Обязательно сообщу вам, — уверил Родионов. — Спасибо большое!
— Не на чем… На то направлены.
Оставшись один, «алхимик» из НТО загасил окурок, выдвинул ящик стола, встряхнул пачку с двумя оставшимися папиросами и опять задвинул ящик.
— Обещают мно–огие, — напомнил себе ворчливо. — Но помнят о сем далеко не все, вот оно как! Ну, что же тут у нас еще на сегодня?
В шесть Родионов не пришел.
Его не было и в половине седьмого и в семь, а в начале восьмого, когда перебрались во двор на вечернюю прохладу соседи, Тина ушла в дом.
Ее комната не имела лица, и, уж во всяком случае, по ней нельзя было составить представления о хозяйке. Почти все осталось так, как было при жизни матери, и лишь угол у окна — стол, книжная полка над столом и рядом тумбочка с магнитофоном, были от нее, от Тины.
— Вот так, — сказала она, щелкнув по носу сидевшего рядом с магнитофоном медведя. — Не очень–то к вам и стремятся… А вы небось ждали? Ждали, ждали, не притворяйтесь. И еще как ждали!
За окном синел вечер.
Ее взгляд скользнул по странному складу на подоконнике: высились одна на другой коробки конфет, рядом строем стояли духи. Духи в коробках, просто флаконы, туалетные наборы… Поглядев на эти богатства, Тина нажала клавишу магнитофона.
— Работа есть работа,
Работа есть всегда…
пропел и замолк остановленный Окуджава.
— А я никак не мог мотив вспомнить, — сказал в дверях Родионов. — Здравствуйте. Постучал — молчание, а дверь открыта… Потом вот, слышу, знакомое. Извините, что так опоздал… Очень получилось скверно.
— Ничего, ничего, — она смотрела странно, на ощупь включила лампу на столе, встала и молча продолжала смотреть.
Родионов несмело подошел ближе:
— Сердитесь?
Она покачала головой.
— Нет, я собирался ровно в шесть, а потом вышло так… Ох какая у вас выставка! Парфюмерно–кондитерский отдел можно открыть.
— Подарки, — быстро сказала Тина. — Это все подарки — на день рождения друзья подарили.
— Вкусы у ваших друзей довольно схожие! — заметил он. — Значит, праздник уже прошел? Жаль.
И бегло оглядел комнату:
— «Соната». Ничего себе магнитофон?
— Ничего. По лотерее выиграла, представьте…
— По лотерее? — Его мысли сразу направились в привычное русло. — Да, лотерея… Надежды, билеты и прочее.
Продолжая стоять, Тина предложила:
— Вы садитесь… Устали, наверное.
— Устал, — думая все о том же, признался Родионов. — Тина, а вы Федякину хорошо знали?
— Раиску? А как же… Ну, впрочем, не подруги мы никакие…, Ио видела часто, раза два в гостях у нее была. Светка, соседка наша, с собой приглашала… Она и отчим с ней дружат. А что? Господи…
— Соседка тоже торгует?
— Ревизор она. В командировке сейчас. Но почему… Почему вы так сказали: «знали»? Она… арестована?
— Федякина умерла, — не отводя взгляда, ответил Родионов. — Покончила с собой сегодня ночью.
Тина опустилась на стул, по–бабьи взявшись за щеки. Прикрыла глаза, а открыв, сказала с упрямой силой:
— Это из–за чего же? — И сразу потерялась. — Это… Это вы ее, она — из–за вас?.. Нет?
Родионов покачал головой:
— У меня она проходила как… Как потерпевшая, что ли…
— Ой, вы меня разыгрываете! — с надеждой подалась вперед девушка. — Ведь разыгрываете, верно? Райка и вдруг такое… Да она локоть ушибет — охов не оберешься! Раз простудилась, так разговоров было, как о туберкулезе… Вы не думайте, она вот сидела по глупости, а теперь говорит: «Лишь бы на молочишко хватало, а так — копейки не возьму, будет, поняла, что к чему!» Не–ет, что и случись, так она бы лучше куда угодно, на двадцать лет, но такое — никогда…
Говорила быстро и даже пыталась улыбнуться, но Родионов, отвернувшись, молчал, и она погасла.
Теперь долго молчали оба, и неловкая холодность этого молчания могла стать конечной в их отношениях.
Тогда Тина встала и положила руки ему на плечи.
— Но ведь вы… Вы здесь не виноваты? Я знаю, что нет.
— Спасибо. Только теперь я начинаю думать, что и сам виноват. Медлил. И еще собой любовался! А напрасно.
Не снимая рук, она откинулась, критически разглядывая его:
— Ну отчего же так и напрасно? Вполне представительный мужчина. Даже очень, я бы сказала, да боюсь…
Разрыв между стуком в дверь и появлением Малюгина был так короток, что Тина не успела отстраниться. И, обозлившись, что вздрогнула и что пыталась успеть, еще теснее придвинулась к Родионову.
— Извините. Вечер добрый… Ты собираешься гостя чаем поить? А то я другой раз грею.
Родионов перевел глаза с отчима на девушку, опять посмотрел на Малюгина:
— Спасибо. Но уже поздно и мне — пора. Мне действительно очень надо идти, Тина…
— Хорошо, — кивнув, отстранилась она. — Надо — значит, надо. Я провожу.
— Так вы заходите, — не сразу освободил дорогу Малюгин. — Рады будем, а как же… Надо же вместе хоть чайку попить.
— Вы–то вроде уже хватили… чайку, — фыркнула Тина.
— А ты, девушка, не груби! Грубость, она не для тебя… Знаешь, в чем сила женщины? — поднял палец отчим. — В ее слабости, во как.
— А мужчины — в чем? — агрессивно спросила она.
— Так в силе, — ответствовал Малюгин и выставил ладони, защищаясь. — И точно, я вам доложу, — сообщил он уже Родионову и отступил, давая пройти.
У калитки они оказались скрытыми от взглядов с террасы, и Родионов торопливо взял и держал ее руки.
— Встретимся завтра, да? Вы сможете?
— Я–то смогу… Только лучше — в городе.
— Принято. Чтобы опять вдруг накладки не вышло, позвоните мне днем, хорошо? Двадцать пять — девяносто три, запомните…
— Запомнила.
Она сказала, зажмурившись, приподняла лицо, но было темно, и поэтому он не заметил этого движения. И уже очень торопился.
Выпустил ее руки, пошел, убыстряя шаги, оглянулся, махнул рукой и почти побежал.
А она стояла и слушала, как удалялся и стихал частый стук каблуков.
Родионов помнил, что Алена Скворцова, за которой ухаживал еще до армии, жила на Вокзальной, в доме одиннадцать, недалеко от музыкального училища… Поэтому, едва показался старый дом с колоннами по фронтону, он вгляделся в нумерацию и тут же сказал таксисту:
— Стоп! Приехали.
Из машины выскочил, сильно хлопнув дверью, а водитель сразу вылетел следом и даже задохнулся от негодования:
— Э! Стой… Ты куда?
— Ну что такое? — нетерпеливо приостановился Родионов.
— Уже в коммунизме живешь? Деньги–то платить надо?
— Ох, простите… Вот. Извините, тороплюсь я.
Горело лишь одно окно из четырех, выходящих на эту сторону, звонок оказался на удивление басовитым., и он, может быть, не решился бы позвонить еще, но за дверью раздались шаркающие шаги. Потом замок щелкнул, показалось сумрачное лицо Талгатова и сразу расправилось в улыбке, едва он увидел Родионова.
— Заходите, — пригласил шепотом. — Вот сюда, на кухню… Нежданно дочка с зятем приехали, сами к друзьям ускакали, а я едва внучку уложил. Так что придется на кухне, извините.