Рейх. Воспоминания о немецком плене, 1942–1945 - Георгий Николаевич Сатиров

романтико-новеллистического плана с героико-эпическим. Но у Пушкина — единство противоположностей, у него органически слиты эпос и новелла, элементы классицизма и элементы романтизма. У Шевченко нет этой слитности, у него фрагментарность, отдельные картины, лишенные цельности.

Образ Гонты психологически не разработан, поступки его не мотивированы, сыноубийство ничем не оправдано. В самом деле, за что он убил сыновей-младенцев? Только за то, что их мать — полька? Других причин не было. Спрашивается, чем они виноваты, что Гонта женился на польке?

Не так у Гоголя: сыноубийство здесь оправдано, обосновано политически и психологически. Рука Тараса Бульбы не дрогнула, когда он выстрелил в Ондрия, но отцовское сердце трепетало. Читатель видит эти душевные муки, эту борьбу двух сильных чувств: любви к сыну и любви к родине. Читатель понимает, какие раны оставляет эта борьба в сердце Тараса. И оттого сыноубийство не убивает в читателе симпатии к Тарасу. Наоборот, после убийства Ондрия мужественный образ козацкого полковника-патриота становится в глазах читателя еще более героическим.

У Шевченко же Гонта хладнокровно режет ни в чем не повинных младенцев, не совершивших ни малейшего проступка и неспособных понять поведение отца. Оттого бессмысленно дикий, варварский акт детоубийства в «Гайдамаках» производит отталкивающее впечатление.

Ребята издеваются над русскими девицами за то, что они дружат с голландцами, а паче с французами.

— Эй, вы, девки, за бон-бон[609] или за эскарго продались лягушатникам?

— Никому мы не продались и не продаемся.

— А за что же вы льнете к жабоедам?

— За то, что они чуткие и душевные, за то, что они учтивее вас, мужланов.

— Стало быть, разные политесы вам нравятся. А может быть нойн-ундзекцишь или, как говорят лягушатники, суасан-неф[610]?

— Пошел ты к черту со своим суасан-неф!

— Глядите, девки, как бы не было хуже. Вот выйдем из‐за колючей проволоки — мигом обрежем вам косы.

— А за что?

— За то, что русский дух вам противен. За то, что нам задок кажете, а жабоедам передок.

— Что русский, что француз, что голландец — нам все равно, эгаль и вшистко едно. У нас в Советской России — интернационализм.

Каждое воскресенье гештаповцы производят повальный обыск в лагере.

Сегодня их явилось необычно много — 30 человек (если можно назвать людьми этих извергов).

Всех нас выгнали из бараков и построили «драй-унд-драй» во дворе. Шарили по карманам, отбирали даже карандаши, ибо в них есть какая-то колющая сила.

Другая группа гештаповцев в это время перетряхивала наши койки, ревизовала шпиндели (узкие шкафчики). Переломали все тайком принесенные с фабрик самодельные ножи.

Сегодня гештаповцы искали оружие и поэтому не обращали внимания на «комси-комса». А она была. Некоторые пленяги ловко пикируют: у них всегда есть в шпинделях и в других скрытных местах буханка хлеба, пачки мармелада и масла (так называем мы маргарин), иногда даже спирт. Конечно, таких ловкачей немного, но они есть.

У немцев странная манера производить обыск. Когда они получают задание найти в лагере ворованную картошку, они не замечают спикированного хлеба. В другой раз они приходят искать хлеб и не обращают внимания на ворованную картошку. Это специфическая черта немецкого характера: не проявляя ни в чем инициативы, пунктуально выполнять приказ и ни на йоту не выходить за его рамки.

Во всех немецких газетах статьи, посвященные коперниковским дням. Юбилей проводится под лозунгом: «Коперник — немец». В «Deutsche Allgemeine Zeitung» — подвал: «Nikolaus Kopernikus — berühmter deutscher Wissenschaftler»[611].

Как доказывает автор, что Коперник — немец?

Очень просто. «В Торне[612], — пишет он, — в то время преобладало немецкое население. Епископ Торнский был немец, а в обществе господствовал немецкий язык. Ergo, Коперник — немец».

Нечего сказать, «логика»[613]!

В лагерь явилась группа немецких вояк кавказского происхождения. Преобладают среди них лезгины, даргинцы, кумыки, чеченцы, ингуши. На левом рукаве обычного фрицевского мундира Schild (нашивка в форме щита) с надписью Kaukasische Legion и с изображением трехгорлой баклаги[614].

Даргинец, увидев меня, чуть не полез целоваться. Не выразив радости по поводу встречи с земляком, я отвел его руку и отошел в сторону. Он был удручен этим, почувствовал себя лишним.

Ребята зло подшучивали, насмехались, издевались над ним:

— Послушай, ёлдаш, что это за сулея[615] на рукаве?

— Эты баклаг наша имам Шамиль. Когда он воевал с большевик, мы этот баклаг нашел.

Другого спросили:

— Ну как, ёлдаш, стоящее ли дело фрицам служить? Кормят-то вас как? От пуза ли?

Не поняв иронии, он заулыбался и удовлетворенно закивал головой:

— От пуза, от пуза. Так хорошо, что лучше не надо. Нет, лучше можно, но все равно хорошо. По воскресеньям даже дают чищеную картошку. А когда пойдем на фронт, нас будут кормить совсем как немцев: им три раза в неделю дают чищеную картошку.

В их среду какими-то судьбами затесался грузин.

— А тебе, кацо, дают немцы лобио?

Он разъярился:

— А ты знаешь, зачем я пошел служить к немцам? Не знаешь, мама джагли[616], так молчи.

Ни один роашник не осмеливается признаться: «Я добровольно пошел в немецкую армию». Все они оправдываются: «Заставили. Кого голодом, кого битьем, кого угрозами».

Допустим, что это так.

А почему же мы не стали ни власовцами, ни хельферами[617], хотя и нас толкали туда же?

Лерлинг Гельмут всегда ходит в гитлерюгендовской форме. Он не простой хайот (H. J.), а югендфюрер какого-то там ранга[618]. Гельмут задирает нос ваше макушки, потому что антропологи нашли у него признаки чистой нордической расы. Себя он считает воплощением европейской культуры, а нас немного варварами.

Впрочем, к русским Гельмут относится скорее покровительственно, чем злобно и подозрительно. Еще не было случая, чтобы он выдал маскирующегося пленягу, донес на кого-либо, оскорбил словом или делом.

Проходя через шлёссерай[619], Гельмут заметил меня под верстаком (я маскировался там).

— Знаете ли вы, камрад Шош, как устроена Вселенная?

— Не в деталях, конечно, а в принципиальной основе.

— Знаю, вы мне сейчас скажете: Земля — шар, она вертится вокруг Солнца и своей оси.

— А разве уже не вертится?

— Конечно нет. Это все глупости, которые пора забыть.

— Кто ж ее остановил? Уж не по слову ли фюрера совершилось это чудо?

— Нет, фюрер тут ни при чем. А вам советую, камрад Шош: все, чему вас учили, забудьте. Все это чепуха (Unsinn). Наши немецкие ученые доказали, что Земля — не шар, а полое тело. Мы ходим по вогнутой поверхности, внутри шара. В центре же полого тела — Солнце, Луна, планеты