Прах и пепел - Татьяна Николаевна Зубачева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну как же?! Это пришло – и всё. Работать уже не можешь.
– Кем? – просто спросил Жариков. – Какой работе это мешает? Ну, смелее.
– Спальником, – глухо ответил Крис.
– А ты кто? Кем ты работаешь?
Крис схватил открытым ртом воздух. Жариков молча ждал, пока он переварит, ответит самому себе.
– Что мне делать? – тихо спросил Крис. – Я не могу так больше. Вижу её – больно. Не вижу… так ещё хуже. Как мне жить, Иван Дормидонтович?
– Поговори с ней… – осторожно начал Жариков.
– Нет, нет! – Крис замотал головой. – Нельзя. Она… она же белая!
– Что?! – Жариков рявкнул с такой силой ярости, что Крис даже голову в плечи втянул. – Долго ты ещё раба из себя корчить будешь?! Весь этот год ты кем был?!
– Не год, – буркнул Крис. – Одиннадцать месяцев, а если с марта считать, то восемь.
– Считать умеешь, – спокойно с улыбкой кивнул Жариков, – а думать? Чтоб больше я этого идиотизма насчёт белых и цветных от тебя не слышал, понял?
– Оно всё равно есть, – вздохнул Крис, – говорят об этом или нет. Кем я ни назовусь, а я всё равно цветной, метис, спальник. А она – белая, – упрямо повторил Крис.
– Ну и что? – Жариков потёр лицо ладонями. – Кирилл, это не препятствие, ты же сам это понимаешь.
Крис снова вздохнул.
– Что мне делать?
– Поговори с ней, Кирилл.
– Нет!
Жариков мягко улыбнулся.
– Вы вообще-то разговаривали? Ну, о чём-нибудь.
Крис пожал плечами, мотнул головой.
– Она здоровается со мной… ну, как со всеми. И… и всё. Я ей не нужен, совсем.
– А с чего ты это взял? Поговори. Не об этом. О чём-нибудь. Ну-у… ну, о кино. Она же ходит в кино?
– Ходит, – кивнул Крис. – Я её каждый раз там вижу, – и виновато улыбнулся, – сяду в угол и на неё смотрю. Я ни одного фильма не видел.
Жариков не выдержал и засмеялся. Крис неуверенно улыбнулся, глядя на него.
– Не обижайся, Кирилл, у меня так же было.
– У вас?! – изумился Крис.
– Ну да. В университете. Пошли мы вдвоём в кино. Я ночь в очереди за билетами простоял, еле достал. Сели…, и я весь фильм на неё смотрел. А она потом удивлялась, что такой фильм хороший, а я ничего не понял и не запомнил.
Жариков рассказывал так легко, так весело, что к концу его рассказа Крис тоже рассмеялся. И уже спокойно ждал… нет, не совета, как мгновенно понял Жариков, а рекомендаций, даже инструкций, пошаговых. И похоже… похоже, подсказать придётся. Этого парень действительно не знает, и его богатый, но специфический опыт тут не поможет, а действовать по наитию не решится.
– Для начала попробуй здороваться с ней первым и добавляй имя. Ты знаешь, как её зовут?
– Знаю, – кивнул Крис. – А потом?
– Потом видно будет, – улыбнулся Жариков. – Главное – начать. Ну как, полегчало?
– Да, – удивлённо согласился Крис, прислушался к себе и повторил уже уверенно: – Да. Спасибо большое Иван Дормидонтович. А… а потом можно будет ещё с вами поговорить?
– Конечно, можно! – энергично согласился Жариков.
Крис посмотрел на стенные часы и вскочил.
– Ой, курсы!
– Конечно, беги, – кивнул Жариков.
Крис сорвался с места и вылетел за дверь. Жариков почти машинально щёлкнул тумблером, гася лампу над дверью и включая селектор. Ну что ж, это совсем не то, чего он ждал, но… но впервые ему не просто доверили и раскрылись, и впервые инициатива исходила не от него. Спасибо тебе, Кирилл, спасибо. И кто она – твоя любовь, я, кажется, догадываюсь, но раз ты не хочешь её называть и ни разу не проговорился, то и я буду молчать.
Жариков закрыл лицо ладонями и немного посидел так, настраиваясь на предстоящее. Сейчас ему идти разговаривать с Расселом Годдардом Шерманом, инженером Шерманом, сыном доктора Шермана. Спасибо Кириллу, Эдварду, Андрею, всем парням. Без их доверия, их рассказов не смог бы ни читать эти книги, ни слушать рассказы Шермана о величии экспериментов гениального доктора Шермана… ну, всё. Надо идти.
Он уже встал из-за стола, когда вошёл Аристов.
– Ты что, Юра, вопросы забыл? – участливо спросил Жариков.
– Я т-тебе сейчас такие вопросы покажу… что никакого шовного материала на тебя не хватит. Говори, Ванька, а то хуже будет.
Жариков хладнокровно-сочувственно осмотрел с высоты своих двух с небольших метров щуплого и невысокого рядом с ним Аристова и кивнул.
– Согласен. Будет хуже. Но не мне.
– Ванька!
– Что, – безжалостно ухмыльнулся Жариков, – припекло? Ну, так и быть. Я – не ты, пожалею коллегу. Отвечу на эти вопросы сам. Итак, первый вопрос был об элах и джи. Расшифровываю. Элы предназначены для леди, а джи – для джентльменов. Ясно? Ну, а остальное потом. Извини, спешу.
– Ванька! Имей совесть! Объясни.
– Что?
– Да не всё равно, джи они или элы?!
– Нет, Юра, не всё равно. Во-первых, отношения между этими категориями предельно конфликтны. Инструкция по групповому содержанию предписывает, – Жариков поучающим жестом потряс перед носом Аристова воздетым к потолку указательным пальцем, – обрати внимание, не рекомендует, а предписывает размещать их в разных камерах, не допускать совместных прогулок, хозяйственных работ, контактов в душевых и спортзале. Во-вторых,…
– Во-вторых не надо, – перебил его Аристов. – Давай её сюда и катись куда хочешь и ещё дальше.
– Кого «её»? – осведомился Жариков.
– Инструкцию.
– Нет, – просто сказал Жариков. – Не дам.
– То есть, как не дашь?!
– Как? Молча. Не дам, Юра. Во-первых, я ещё не насладился своей местью. Во-вторых, я дал подписку о невыносе из кабинета. А в-третьих, сам читаю.
Во время этой тирады Жариков ловко вытеснил Аристова из кабинета в коридор, захлопнул и запер дверь.
– Всё, Юра. Я к пациенту.
И унёсся по коридору.
Аристов и не пытался его догнать. Ответ на главный вопрос – об источнике информации – он получил. А книгу он из Ваньки выжмет. Никуда тот не денется. Мститель! Не мститель, а хвастун. А вот зачем он Криса так долго у себя мурыжил, вот за это Ванька ответит! Парень и так на пределе, а Ванька вздумал психологию разводить, нашёл на ком упражняться…!
Перевод из тюремной камеры-одиночки в больничную палату-бокс не так обрадовал, как озадачил Рассела. Так кто он теперь? Заключённый, пациент, пленный? Возможно любое сочетание из трёх параметров, или все три вместе. Хотя… какое это имеет значение? И самому себе надо честно ответить – никакого. Придя тогда к русским и бросив на стол перед офицером свой пистолет, он сам снял с себя бремя… бремя свободы. За него