Порочная невинность - Робертс Нора

Повсюду цвели цветы. Они обвивали решетку террасы, переливались через кирпичные бордюры клумб. В воздухе стоял густой головокружительный аромат гардений, магнолий и роз.

За домом виднелись опрятные каменные строения. Когда-то, очевидно, здесь были жилища для слуг, коптильня и летняя кухня. Лужайка простиралась вплоть до огромного хлопкового поля, и на границе рос старый кипарис, не срубленный из лени, а может – из сентиментальной привязанности.

И непонятно почему, к горлу подступили слезы. Это одинокое дерево как бы символизировало молчаливое величие и стойкость, и Кэролайн была тронута до глубины души. Оно, конечно, росло здесь больше ста лет и было свидетелем величия и падения Юга, борьбы за свой собственный образ жизни и поражения в этой борьбе.

Кэролайн перевела взгляд на дом, и ей показалось, что он олицетворяет то величественное благородство Старого Юга, которое столь многие на Севере считают высокомерием. В этом доме рождались дети, здесь они вырастали и умирали. И жизнь шла неспешно, в ногу с медленным ритмом существования Дельты, который так способствовал сохранению культурных традиций.

Кэролайн удивилась, почему только сейчас она начала это понимать.

Когда на крыльцо вышел Такер, Кэролайн посмотрела на него и снова удивилась: и его она тоже начала воспринимать иначе. Спохватившись, она опять завела мотор, проехала по аллее и остановилась, обогнув клумбу с пионами – Ты так долго стояла там, на аллее. Я уже решил, что ты передумала насчет обеда.

– Нет, – Кэролайн открыла дверцу машины и вышла. – Я просто смотрела.

Он тоже смотрел и решил молчать, пока не уляжется неожиданное волнение. На ней было тонкое, почти прозрачное белое платье с юбкой «солнце», и он представил себе, как грациозно она будет колыхаться, если налетит легкий ветерок. Платье держалось на двух тонких, в палец шириной, бретельках, так что плечи и руки оставались обнаженными. На шее Кэролайн было ожерелье из отполированных прозрачных камней, в ушах – длинные серьги. Волосы она гладко зачесала назад и сделала что-то таинственное с лицом, от чего глаза казались глубже, а губы ярче.

Когда она поднималась по ступенькам, Такер уловил мимолетный и соблазнительный запах ее духов.

Он взял ее правую руку и развернул Кэролайн, словно в танце. Она засмеялась. Увидев, как низко сзади вырезано платье, он с трудом сглотнул.

– Я хочу кое-что сказать тебе, Кэролайн.

– Хорошо, говори.

– Ты абсолютно безобразна!

– Интересный подход…

– Это моя сестра придумала. Она считает, что, если я буду говорить женщинам подобные вещи, в меня никто никогда не влюбится.

Ну почему в его присутствии ей все время хочется улыбаться?

– Что ж, идея может оказаться удачной. Ты не собираешься ввести меня в дом?

– Мне кажется, я уже очень давно ожидаю этого момента. Такер подвел Кэролайн к двери, открыл ее и, немного помедлив, внимательно посмотрел, как она выглядит на пороге дома – его дома – на фоне цветов и высоких магнолий. Она выглядела как само совершенство.

– Добро пожаловать в «Сладкие Воды»! Переступив порог, Кэролайн в ту же самую минуту услышала крик:

– Если ты пригласила кого-то в гости, то, по крайней мере, можешь накрыть на стол!

Делла стояла у подножия резной изогнутой лестницы, одной рукой держась за перила, другой упершись в свое массивное бедро. Когда она увидела Кэролайн, справедливое негодование на ее лице уступило место любопытству.

– А, так это вы и есть внучка Эдит?

– Полагаю, что так.

– Мы с Эдит не раз болтали о вас, сидя на ее крылечке.

– Это Делла, – провозгласил Такер. – Она... заботится о нас.

– Да, стараюсь больше тридцати лет, но ничего хорошего из этого не вышло. Веди ее в парадную гостиную, Такер, и угости пока шерри. Обед скоро будет готов. – Бросив хмурый взгляд на лестницу, Делла опять крикнула вверх:

– Если, конечно, кое-кто перестанет размалевывать лицо и накроет на стол!

– Я с удовольствием могла бы сама это сделать… – начала было Кэролайн, но Делла уже вела ее по коридору к гостиной.

– Не хватало еще, чтобы гости накрывали на стол! Такер мне почистил картошку, а девочка обязана расставить посуду. И это меньшее, что она может сделать, раз пригласила на обед этого трупного доктора.

Она потрепала Кэролайн по руке и поспешила на кухню.

– «Трупного доктора»? – Кэролайн в недоумении обернулась на Такера. Такер ухмыльнулся и достал шерри из старинного шкафчика орехового дерева.

– Делла, очевидно, имеет в виду патологоанатома.

– Ах, Тедди! Да, он определенно... интересный персонаж.

Кэролайн обвела медленным взглядом гостиную с ее высокими окнами, кружевными шторами и турецкими коврами. В обоях с еле заметными полосками господствовали холодные тона. Бросались в глаза вышитые подушки, пухлый турецкий диван, а также двухместные «диванчики для влюбленных», обитые тканью пастельных тонов. С обстановкой прекрасно сочеталось обилие изящных старинных безделушек. На доске беломраморного камина стояла уотерфордовская ваза, полная еще не распустившихся роз.

– Прекрасный дом, – искренне сказала Кэролайн и взяла предложенный им стакан. – Благодарю.

– Я как-нибудь устрою для тебя большую обзорную экскурсию. И расскажу всю историю усадьбы.

– Я с удовольствием послушаю.

Кэролайн подошла к окну, откуда были видны сад, поля и старый кипарис.

– А я и не знала, что ваша семья занимается сельским хозяйством.

– Нет, мы плантаторы, – поправил ее Такер. – Лонгстриты были здесь плантаторами целых два столетия – с тех самых пор, как Борегард Лонгстрит мошенническим образом выиграл в покер у Генри Ван Хавена шестьсот акров отличной пахотной земли. И произошло это в непотребном доме под названием «Красная звезда».

Кэролайн рассмеялась.

– Ты все выдумал!

– Нет, мэм. Мне поведал об этом мой отец, а ему – родитель, и так далее, начиная с того рокового апрельского дня 1796 года. Конечно, насчет мошенничества трудно сказать наверняка.

Такеру доставляло удовольствие наблюдать, как она слушает: уголки губ немного приподняты, глаза смеются.

– Как бы то ни было, Генри так разозлился, проиграв имение, что решил напасть на старого Бо, когда он праздновал победу с одной из самых лучших девиц «Красной звезды». Ее звали Милли Джонс.

Кэролайн отпила немного и покачала головой.

– Тебе, Тэк, надо писать рассказы.

– Уверяю тебя, я ничего не сочинил. Так все и было на самом деле. Ну, Милли осталась очень довольна обхождением Бо. Кстати, я тебе еще не говорил, что Лонгстриты всегда славились как великолепные любовники?

– Нет, не говорил.

– Это неоднократно документально зафиксировано, – заверил ее Такер.

Ему все больше и больше нравилось смотреть, как веселые искорки вспыхивают в ее глазах и улыбка смягчает строгость лица. И если бы у него не было этой истории в запасе, он бы ее обязательно придумал.

– Так вот, значит, Милли, очень довольная выносливостью Бо и лишней пятидолларовой золотой монетой, которую он оставил на ее ночном столике, подошла к окну, чтобы помахать ему на прощание. И увидела, что Генри затаился в кустах с заряженным до отказа дробовиком. Она успела крикнуть, предупредить об опасности. Пуля пробила Бо левую руку, но реакция у него была прекрасная. Он выхватил нож, швырнул его в кусты и убил Генри наповал.

– Значит, он был мастером не только в любви, но и в искусстве бросания в цель ножей?

– Да, Бо обладал разносторонними талантами, – согласился с ней Такер. – А так как он был человеком осторожным, то счел за лучшее не оставаться в Натчезе, отвечая на разные неприятные вопросы насчет убийства. И будучи в душе романтиком, он забрал хорошенькую юную Милли из непотребного дома, и они уехали в Дельту.

– И посадили хлопок?

– Да, они посадили хлопок, разбогатели и нарожали детей. Их сын в 1825 году начал строить этот дом.

Кэролайн молчала. Как легко поддаться плавному течению его речи, ритмичным модуляциям голоса… Она почувствовала, что не захочет остановить Такера, если он вдруг решит ее обнять, и отодвинулась от окна.