Шорохи - Дин Кунц

– Изумительно! Просто изумительно!

– Серьезно?

– Он такой душка!

– Фрэнк душка?!

– Ты предупреждал, что он замкнутый, трудный в общении. Но это совсем не так.

– Правда?

– Он настоящий романтик.

– Фрэнк?!

– Кто же еще? В наше время найдется не так уж много мужчин – настоящих рыцарей. А Фрэнк еще помогает даме надеть пальто и пропускает в дверь. Он преподнес мне букет роз – они восхитительны.

– Наверное, тебе нелегко было с ним разговаривать?

– Что ты! У нас столько общих интересов!

– Например?

– Прежде всего бейсбол.

– Ах да! Я и забыл, что ты увлекалась бейсболом.

– Я заядлая болельщица.

– И вы целый вечер проговорили о бейсболе?

– Конечно же, нет. Мы говорили о фильмах.

– Ты хочешь сказать, что Фрэнк разбирается в кино?

– Он восхищается теми же старыми лентами Богарта, что и я. Правда, в последние годы он не ходил в кино, но мы это наверстаем. Сегодня же и начнем.

– Вы и сегодня встречаетесь?

– Ага. Я хотела поблагодарить тебя за то, что ты меня с ним познакомил. И еще я хотела сказать, что, чем бы это ни кончилось, я всегда буду к нему добра. Он рассказал мне о Вильме. Какая подлость! Тони, я никогда не причиню ему зла.

Тони был потрясен.

– Фрэнк в первый же вечер рассказал тебе о Вильме?

– Он признался, что не мог ни с кем говорить о ней, но ты помог ему избавиться от ненависти.

– Я?

– У него словно камень с души свалился. Он говорит, ты замечательный.

– Да уж, Фрэнк прекрасно разбирается в людях!

У Тони поднялось настроение. Радуясь успеху Фрэнка у Дженет Ямада и предвкушая свой собственный, он отправился в Вествуд на свидание с Хилари. Она ждала его и так и выпрыгнула из дверей, умопомрачительно красивая в черных брюках, голубой блузке и светло-синем блейзере. Садясь в машину, она легко, чуть ли не робко поцеловала его в щеку, и Тони почувствовал слабый аромат лимона.

День обещал быть прекрасным.

Всю субботу тело Бруно Фрая пролежало в «Вечном покое», никем не охраняемое и никому не нужное.

В пятницу вечером, после ухода Джошуа Райнхарта, Аврил Таннертон и Гэри Олмстед переложили труп в обитый изнутри плюшем и шелком гроб, украшенный бронзовыми пластинками. Они обрядили покойника в белый саван, расправив руки, чтобы они лежали вдоль тела, и до груди укрыли белой бархатной накидкой. Поскольку состояние трупа оставляло желать лучшего, Таннертон не стал тратить время и усилия на придание ему более презентабельного вида. Гэри Олмстед посчитал это неуважением к покойнику, но Таннертон убедил его в том, что никакой грим не оживит эту желтовато-серую кожу.

– И потом, – добавил Таннертон, – мы с вами – последние, кто его видит. После того как мы заколотим гроб, его уже никто и никогда не откроет.

Без четверти десять они закрыли гроб крышкой, и Олмстед пошел домой, к своей маленькой милой жене и сынишке, а сам Аврил поднялся на второй этаж: его квартира находилась здесь же, над мертвецкой.

Рано утром в субботу Таннертон укатил в своем серебристо-сером «Линкольне» в Санта-Розу, взяв с собой все необходимое для ночлега, так как не собирался возвращаться раньше следующего утра. В Санта-Розе жила его пассия – на сегодняшний день последняя в длинной цепочке его приятельниц. Аврил исповедовал разнообразие. Женщину звали Хелен Виртильон. Ей недавно перевалило за тридцать, и она была очень хороша собой – стройная, с высокой крепкой грудью, которую Таннертон находил исключительно соблазнительной.

Аврил Таннертон пользовался успехом у женщин не вопреки, а благодаря своей профессии. Конечно, попадались и такие, которые отворачивались от него, узнав, что он – гробовщик. Но большинство были заинтригованы.

Он знал, что делало его привлекательным в их глазах. Когда человек имеет дело с мертвецами, смерть как бы сообщает ему частичку тайны, накладывает на него свой отпечаток. Несмотря на веснушки, мальчишеский взгляд, обаятельную улыбку, непринужденные манеры и незаурядное чувство юмора, Таннертон казался женщинам загадочной личностью. Они подсознательно верили, что его объятия – надежное укрытие от смерти: как будто услуги, которые он оказывал мертвым, давали ему и его близким некие льготы. Те же атавистические иллюзии характерны для некоторых женщин, выходящих замуж за врачей: словно мужья оградят их от всех микробов мира.

Итак, весь день в субботу, пока Аврил Таннертон в Санта-Розе занимался любовью с Хелен Виртильон, тело Бруно Фрая одиноко лежало в пустом доме.

В воскресенье утром, за два часа до рассвета, в «Вечном покое» раздался шум. Кто-то включил свет в мертвецкой, но, поскольку Таннертона не было дома, этого никто не увидел.

Непрошеный гость приподнял крышку гроба, и покойницкая огласилась воплями ярости и отчаяния. Но, поскольку Таннертон находился в Санта-Розе, этого никто не услышал.

Выжатый как лимон после почти бессонной ночи с Хелен Виртильон, Аврил Таннертон вернулся домой в воскресенье около десяти часов утра.

Он не стал заглядывать в гроб.

Потом они с Гэри Олмстедом отправились на кладбище и занялись приготовлениями к погребальной церемонии, намеченной на два часа дня.

В половине первого Таннертон протер гроб тряпкой, чтобы на бронзовых пластинках не осталось пыли. При этом перед его мысленным взором вставали божественные формы Хелен Виртильон.

Он не стал заглядывать в гроб.

В час дня Таннертон с Олмстедом водрузили гроб на катафалк и тронулись в путь.

В половине второго на кладбище собралось несколько местных жителей: Джошуа Райнхарт и другие. Для такого богатого и влиятельного гражданина, как Бруно Фрай, народу было на удивление мало.

Стояла холодная, ветреная погода. Деревья отбрасывали на дорогу раскидистые тени; на катафалке сменялись светлые и темные полосы. На кладбище гроб поставили поверх ремней возле свежевырытой могилы, и человек пятнадцать собравшихся приняли участие в гражданской панихиде.

Аврил прочел несколько стихов из Библии. Гэри Олмстед занял место у небольшого пульта, чтобы в нужное время привести ремни в движение и опустить гроб в могилу. Рядом с Таннертоном стоял Джошуа Райнхарт. Остальные двенадцать человек были виноградари и их жены. Они всегда продавали виноград Бруно Фраю и почли своим долгом явиться на кладбище. Ни у кого не было слез.

И никто не изъявил желания заглянуть в гроб.

Таннертон закончил чтение и подал сигнал Олмстеду. Тот нажал на кнопку, и тотчас заработал мотор. Заколоченный гроб плавно опустился в могилу.