Шедевр - Миранда Гловер

— Как поживаешь? — радостно спросила она.

— Спасибо, хорошо, — ответила я, выдавливая из себя широкую улыбку и беря с подноса коктейль. Я понимала, что следует научиться расслабляться в присутствии Каролин, — она не представляет для меня никакой опасности. Оснований для ревности у меня не было, скорее, мне мешали мои предрассудки. Ради Эйдана я должна постараться наладить отношения с его бывшей женой, к тому же мне так хотелось, чтобы он был счастлив.

Эйдан нежно обнял Каролин, потом представил ей Петру.

— Я очень много о вас слышала, — сказала Каролин.

К моему неудовольствию, Петре она, казалось, понравилась, и между ними сразу же завязалась увлеченная беседа. Тут непонятно откуда возник Сэм и повис на своем папе. Они поцеловались. Эйдан любил сына больше жизни. Он отбросил бы меня, как камень, если бы Сэм этого потребовал.

Мальчик повернулся и лукаво посмотрел на меня.

— Привет, Эст, — счастливо улыбнулся он. — Твои волосы выглядят как-то странно.

Отвечать не было необходимости: Сэм уже сменил тему.

— Пойдем, я покажу тебе диск, пап.

— Сейчас, через минутку, сначала я хочу кое с кем познакомить Эстер.

Эйдан кивнул в сторону женщины, стоявшей к нам спиной в другом конце комнаты, и Сэм тут же радостно подлетел к ней.

— Это Соня! Идем, я познакомлю вас.

Услышав возглас Сэма, женщина повернулась, чтобы поздороваться с нами. Я тотчас же узнала ее по фотографиям в прессе. У нее было круглое лицо, бледная, без единого изъяна кожа, стриженые, черные как смоль волосы и строгий, цвета грозовой тучи костюм. Возраст Сони не поддавался определению. В своей белой блузке она походила на хрупкую фарфоровую куклу, и, казалось, могла рассыпаться, если к ней прикоснешься. Она всегда мне кого-то напоминала, но я не могла понять кого.

Сэм обнял Соню за талию. Улыбаясь, она протянула мне маленькую холодную ручку, и я ощутила легкое пожатие.

— Привет. Меня зовут Соня Мирч, я одна из ваших американских почитателей. Рада видеть вас в Нью-Йорке.

— Я счастлива познакомиться с вами, — сказала я, — но боюсь, что мой визит будет коротким.

— Я слышала об аукционе. Мы не можем дождаться этого события. — Соня взглянула на Эйдана и улыбнулась. — Было бы здорово, если бы после продажи вы провели неделю в Манхэттене.

— Я над этим подумаю, — пообещал Эйдан.

Их глаза встретились. Затем они оба рассмеялись какой-то общей шутке.

— Я слышала, что приезжает Жаклин Квинет. Я встречалась с ней раньше, — произнесла Соня.

Эйдан посмотрел на меня. Я холодно ответила на его взгляд.

— Она, наверное, приедет, чтобы встретиться кое с кем из потенциальных покупателей Эстер, — сказал он.

К счастью для него, Соня заговорила о другом.

— Так каковы же ваши ближайшие планы, Эстер? — спросила она с неподдельным интересом.

— Я собираюсь завтра в музей Фрика, чтобы посмотреть на картину. Это часть моей работы, — ответила я.

— Как удивительно. Такая работа… Нет-нет, позвольте мне угадать. Миссис Лейлэнд?

Слова Сони потрясли меня.

— Как вы догадались?

Она пожала плечами и отвела взгляд:

— Я тоже выбрала бы ее.

Вечер закончился бурей. Я выпила слишком много коктейлей и, когда мы вернулись домой, стала пытать Эйдана по поводу приезда Жаклин.

— Это еще не решено, — спокойно отвечал он.

— С кем она встречается? Может, мне тоже надо познакомиться с потенциальными покупателями?

— Я же объяснял, Эстер, в бизнесе не получаешь то, за что не заплатил. Ты занимаешься проектом, а я — его продажей. Если потребуется, — с помощью Жаклин.

Поздно ночью мы поссорились. Возможно, я нервничала из-за приближающейся продажи. Оставалось всего несколько недель. Мне казалось, Эйдан намеренно грубо ведет себя со мной, чтобы проучить. Ведь он изначально был против проекта «Обладание». Но, даже уступив, он порой реагировал на проект как бык на красную тряпку. Я также видела, что Эйдана сердит финансовая сторона дела, что он хочет поднять цену как можно выше, возможно, даже использует для этого любые средства. Но категорически отказывается мне что-либо рассказывать. Наконец мы выдохлись, в полном молчании улеглись в постель, слушая шум Нью-Йорка, похожий на отдаленный гром после сильной бури.

— Честно говоря, — пробормотала я, прежде чем забыться беспокойным сном, — меня совершенно не волнует, что здесь происходит. Нью-Йорк — это последнее место, где я хотела бы провести неделю после аукциона. Я ненавижу этот чертов город!

К счастью, я пробуду здесь недолго и завтра вечером улечу домой. Короткий визит к Фрэнсис, — и покончим с этим. В родном городе Эйдана я чувствовала себя несвободной и угнетенной и не могла дождаться, когда вернусь в Лондон.

25

На следующее утро мы с Петрой шли по Центральному парку к музею Фрика на встречу с Фрэнсис. В Манхэттене шел снег, и теперь у нас под ногами было бесформенное месиво. День был ясный, и солнечные лучи придавали снегу розовый блеск. Город, казавшийся немного абстрактным и непривычно спокойным, безмолвствовал. Я молчала, и Петра не вызывала меня на разговор. Она прошлой ночью, наверное, слышала нашу с Эйданом ссору. Стены квартиры очень тонкие.

Хотя портрет Фрэнсис Лейлэнд находится в Манхэттене, написан он был в Лондоне между 1872 и 1873 годами, как раз когда Мане работал над «Олимпией». Но Фрэнсис совсем не похожа на Викторину. В отличие от музы Мане, от ее открытого противостояния зрителю, миссис Лейлэнд на картине стоит к нам спиной, глядя в сторону на что-то нам неизвестное. Мы видим лишь ее профиль, а не глаза, и не можем понять, о чем она думает.

Мы преодолели Пятую авеню с ее оживленной проезжей частью и подошли к внушительному особняку Генри Клэя Фрика. Фрик был одним из самых успешных американских железнодорожных магнатов. Он вложил деньги в искусство и собрал потрясающую коллекцию. Одной из составляющих великолепия музея является то, что картины, висящие на стенах просторных коридоров и узких лестничных площадок, расположены согласно эстетическим, а не историческим связям.

Фрэнсис находится в Восточной галерее, в комнате, расположение которой делает картину Уистлера завершающим этапом путешествия по музею. Мы с Петрой молча брели мимо других шедевров, стараясь не торопиться к цели нашего визита. Но нас обеих занимала мысль о предстоящей встрече, и мы не могли по-настоящему оценить другие работы. Мы прошли мимо произведений Гольбейна, Тициана, Эль Греко и Беллини, едва взглянув на них. Затем последовали Констебл, Русдель, Коро, а также портреты Рембрандта и Веласкеса. Мы остановились, чтобы отдать должное картине Пьеро делла Франческа «Святой Иоанн Евангелист», висящей в Эмалевой комнате, — это единственная большая работа Пьеро, сделанная в Северной Америке. Мне потребовалось некоторое время, чтобы подготовиться к встрече с Фрэнсис. Я знала, что она ждет нас в следующей комнате, в блестящей компании полотен кисти Гойи, Тернера и Дега.

Я увидела ее сразу, как только мы вошли в Восточную галерею. Возле картины никого не было, кроме одинокой посетительницы, стоящей перед портретом миссис Лейлэнд. Не глядя на другие произведения искусства, мы бросились к Фрэнсис как мотыльки на пламя. Когда мы подошли ближе, посетительница обернулась, и я немного отпрянула назад, узнав в ней Соню. На ней были джинсы и кожаный пиджак; выглядела она менее строго, чем на ужине у Каролин, но по-прежнему казалась смутно знакомой. Я неуверенно шагнула к ней и поздоровалась.

— Я работаю у Вейца, — сказала Соня немного извиняющимся тоном. — Это всего за один квартал отсюда. Я вспомнила, как вы сказали, что придете в одиннадцать.

Я не знала, польстила мне эта встреча или вызвала во мне подозрения.

— Вы готовитесь к выставке? — спросила Петра с живым интересом.

Прежде чем ответить, Соня вопросительно посмотрела на меня, как мне показалось, спрашивая разрешения. Я сложила губы в улыбку.

— Подготовка займет, конечно, три недели, но зато у нас будет двадцать экранов. В общем, технически все не так уж просто.

Мы вновь сосредоточили внимание на картине. Я задумалась. В конце концов я решила, что мне нравится Соня и я не против того, чтобы делить с ней минуты свидания с Фрэнсис. Ведь взяла же я с собой Петру, я изначально не собиралась любоваться шедевром в одиночестве. И я точно знала, что обе женщины разделяют мой эстетический восторг. Их присутствие лишь поможет мне сформировать представление о портрете, к тому же в галерее больше никого не было, ни единой души. Поэтому я стала рассматривать Фрэнсис.

Я взглянула на шедевр вблизи, и меня поразила хрупкая красота этой женщины. Портрет Фрэнсис несомненно был нарисован как художественный эксперимент. Уистлер изобразил ее в пастельных тонах. Даже ее лицо написано теми же цветами, что и платье, стена, цветок и циновка под ногами. Это один из самых волнующих моментов подлинной абстракции на холсте. Палитра настолько бледная, что кажется почти однотонной. Платье миссис Лейлэнд делает ее похожей на святую. Оно напоминает одеяние священника, наряд для крещения или даже свадьбы: длинный, расшитый шлейф, украшенный золотой парчой и маленькими вышитыми золотыми розочками. Необычная плетеная циновка гармонирует с рамой, ограничивающей цветущие миндальные ветви слева, которые свидетельствуют об интересе художника к японскому искусству. Справа стоит подпись, представляющая собой эмблему художника — бабочка, составленная из его инициалов: JMW.