Обретение мира - Николай Басов

— Останься.

Так вот вырчох и дотащил Роста до птерозавра, который делал вид, будто вся суета его не касается, он пил, опустив голову. Потом, закинув голову, как это делают воробьи, набросил воду на шею, волнообразным движением прокатил ее до спины.

— Тихо, — попросил его Ростик шепотом. Он был уверен, что гигант все понимает.

Барон чуть запнулся, все-таки доволок Ростика до спины гиганта, возвышающейся над ними, словно огромный валун. Птерозавр подумал, потом опустился на брюхо и даже слегка перекатился на бок, подставляя свой горб. Ростик попробовал выпрямиться, ему это не удалось, он действительно был слишком слаб.

— Не везет тебе с наездниками, летатель, — сказал он снова шепотом.

Оперся рукой, подтащил свое тело вверх и тогда уже не столько сам, сколько с помощью Барона и встречных движений птерозавра ввинтился в его полог. Вползал в него неловко, опираясь даже на самые нежные и мягкие ткани, возможно, причиняя летателю боль, но тот терпел.

Улегся не сразу, почему-то пришлось еще покататься с боку на бок, почувствовал, как от боли подрагивает все тело зверя, и вдруг понял, что устроился. Мускулы полога гиганта привычно обхватили его, маска наделась на лицо сама собой, теперь он находился в птерозавре почти правильно. Что-то было не совсем хорошо, но в целом он все-таки устроился.

Дыхание сначала было трудным, лишь потом Рост понял, что запыхался от своих упражнений, но это быстро прошло. Он стал слышать, потом видеть, потом стал сливаться с телом гиганта. Пока только с телом, рассудок зверя еще не принимал его, как и не пытался обследовать, каков же этот новый наездник, что в нем хорошего, о чем он думает, что чувствует. Завоевать его расположение Ростику только предстояло.

Птерозавр выбрался из ручья, на другую от людей сторону, покрутил головой, словно все происходящее ему не нравилось, и попробовал взлететь. Разогнался, как они обычно делали, подскочил и… тяжко плюхнулся на камни. Снова принялся разгоняться.

Эх друг, начал Ростик почти говорить ему, ты не слишком удачно взлетаешь. Ничего, я тебя научу… Он помог, это было странно, но и вместе с тем довольно привычно, словно бы плаваешь в незнакомой касатке. Они поднялись, птерозавр прятал свои ощущения от Роста, словно черный котенок забился в дальний угол очень темной комнаты, никак невозможно было его понять.

Ты не суетись, подсказал ему Ростик, просто летай… И только тогда понял, что летатель голоден, да еще как. Рост сосредоточился в том состоянии, в каком он находился, ему было нелегко сразу сообразить, что следует делать. Потом он решился, стал смотреть. Внизу, под ними с птерозавром, к заводу шли вырчохи, мама и Василиса. Их освещал факел, но и за кругом света теперь было все видно, по человеческим меркам — в полной тьме. А там собиралась стая гиеномедведей. Они были плотные и косматые, с клыками и вели себя агрессивно. Когда-то Рост дрался с такими, вместе с Квадратным и Пестелем.

Сейчас, попросил он летателя, не торопись, прицеливайся наверняка, я-то тебе в этом не помощник, не очень обучен летать. Они прицелились, потом вошли в пике, птерозавр испугался, он откровенно боялся не успеть развернуть крылья и потому разбиться о землю, но ему все-таки удалось подхватить одного зверя на бреющем. Тогда стая попробовала ухватить летателя за лапы, но им не хватило скорости. Поднялись, у Роста закружилась голова; чтобы в гиганте да так плохо себя чувствовать, это с ним было впервые.

Взлетели, пожалуй, чрезмерно высоко при такой близости к Олимпу, потом сбросили гиеномедведя, тот расшибся до такой степени, что, когда птерозавр стал его есть, ему и мясо-то рвать не приходилось, оно превратилось почти в желе. Тогда выяснилось, что улетели они от стаи не слишком далеко, и стая их атаковала, чтобы сожрать собрата. Ничего, снова принялся утешать Рост летателя, нового сейчас захватим и отойдем подальше, чтобы ты успел насытиться. Так и сделали.

Потом поохотились на небольших степных сайгаков километрах в пяти-семи от места, где находилась стая хищников, тогда птерозавр немного подобрел. Взлетал он все-таки плохо, долго разгонялся и неуверенно подскакивал в воздух, но это можно было и потренировать, Рост уже представлял, как это сделать. А потом он… уснул, самым обыденным образом, уже не впадая в забытье, в котором побывал, когда вызывал зверя к заводу. Проснулся он, осознав, что солнце включилось и летатель не знает, как теперь быть.

Ты правильно все делаешь, сказал ему Ростик, стараясь не соврать в мельчайших ощущениях. Ты молодец, рожден для того, чтобы летать и охотиться. Сам смотри, как хорошо получается.

Пожалуй, лишь тогда он почувствовал, что в гигантском звере, способном убивать пауков, летать на немыслимые расстояния, вдруг стала пробуждаться… Нет, еще не уверенность, для этого ему следовало переучиваться, возможно, многие месяцы, но в нем начинала прорастать радость бытия. И это тотчас отозвалось в Ростике, он тоже стал… разгонять эту радость, и так вот, раскачивая друг друга, словно на качелях, они стали перебрасываться ощущением удовольствия, как мячиком в хорошем волейбольном кругу.

К вечеру Ростик уже не думал о том, что пребывание в этом птерозавре могло быть опасным, он даже окреп, сказалась способность гигантов лечить своих наездников. К тому же летать было так приятно.

Они парили не очень высоко, потолок у этого летателя был, пожалуй, метров триста, не больше, то есть гораздо ниже, чем у других таких же гигантов, но и это, подумал Ростик, можно будет восстановить. Хотя, он даже удивлялся, как же этот зверь перетаскивался через перевал у Олимпа, который проходил на высоте метров пятисот, не меньше, где уже едва хватало воздуха для дыхания.

И тогда он пожалел зверя по-настоящему. Это же надо, такую мощь, такое физическое великолепие привести в состояние едва ли не разрухи!

На третий день, когда и Ростик уже оклемался от своего очередного ментального штурма, и птерозавр больше доверял новому наезднику, они впервые как бы разговорились. Друг, поведал ему Ростик, мне нужно знать, что произошло. Хотя он уже знал, что главной причиной смерти Астахова и многочисленных дефектов в технике полета у птерозавра стала неуверенность пилота в его возможностях. Но было также очевидно, что не все так просто. Астахов был не дуралей какой-нибудь, а опытный летчик, который неплохо воевал, у которого было за плечами очень многое. И вдруг такой прокол — не сумел приручить зверя, да еще и сам погиб… В этом самом пологе без малейших признаков насильственной смерти.

Вот что с Астаховым случилось, ты и должен мне рассказать, внушал он птерозавру. Покажи мне все, что у вас произошло, что с ним и тобой приключилось.