Синдром Дездемоны - Ольга Егорова

– А чей это… ребенок? – на выдохе поинтересовалась она нерешительно.

– Мой. – Тихон был сама лаконичность и упорно продолжал попытки засунуть руку в карман.

– Да вы чемоданчик-то положите, – робко посоветовала Александра. – Или ребенка… дайте мне.

– Ну уж нет. – Тихон помотал головой и поставил портфель на пол. – Спасибо.

– За что?

– Саша, – Тихон обернулся и пристально взглянул в округлившиеся карие глаза, – ну зачем так смотреть? Вы ведь, кажется, пять лет у меня работаете. Что, только сегодня заметили, как я чертовски привлекателен?

– Я… нет, – отрапортовала окончательно смутившаяся секретарша, и было непонятно, к чему относится это «нет»: то ли работает она не пять лет, то ли не сегодня, а уже давно оценила чертовскую степень привлекательности своего босса, то ли он вообще не казался ей чертовски привлекательным.

Было непонятно, но Тихон выяснять не стал. Открыл наконец дверь кабинета, подхватил портфель и вошел внутрь.

Нужно было сделать еще целую кучу дел по обустройству Юльки в папином офисе, и времени у него было не так много, и работа ждала. Тихон слегка нервничал, и тут как назло в кабинете снова нарисовалась секретарша, которую в этот кабинет никто не звал.

«Надо же, – лениво размышлял Тихон, уставившись на нее неподвижным взглядом, – ведь и в самом деле она у меня пять лет работает. И все эти пять лет казалась умной. Вменяемой. А теперь вот…»

– Тихон Андреич, вы извините, я просто… Я просто хотела спросить… То есть узнать… Вам, наверное, помощь нужна?

– Нужна, – кивнул Тихон. – Но не сейчас. Я вам, Александра… Сергеевна, позвоню, когда потребуется.

Года четыре он не называл ее уже по имени-отчеству. И теперь вспомнил только потому, что звали его секретаршу точно так же, как великого русского поэта Пушкина. Об этом все на работе знали и первое время над Александрой подшучивали.

– Хорошо, – кивнула тезка великого русского поэта, нерешительно потопталась на пороге, а потом проговорила: – Вы извините, Тихон Андреевич. Просто как-то неожиданно… видеть вас…

– Я понимаю, – терпеливо проинформировал Тихон.

– Значит, это… э… ваш ребенок?

– Мой, я же сказал.

– А откуда… откуда он у вас…

– Он у меня родился, – жестко прервал Тихон, которому вся эта свистопляска уже надоела по самое не хочу. – Обычным способом, как все дети рождаются. Еще вопросы есть?

– Нет. – Секретарша попятилась назад и так и вышла из кабинета спиной, едва не споткнувшись на пороге.

Тихон шумно вздохнул.

Юлька добросовестно и тихо спала и тепло дышала ему в подмышку. Некоторое время он постоял с ней возле окна, поразглядывал крошечное лицо, едва различимое среди укутывающих его одеял и чепчиков, поудивлялся тому, как она повзрослела за те три дня, что он ее не видел. Потом легонько чмокнул ее в крошечный нос и отправился в соседнее с кабинетом помещение.

Соседним помещением был тоже кабинет, изначально предназначенный для деловых встреч в неформальной обстановке. В нем не было ни стола, ни компьютера, никакой другой офисной техники, а был только широкий диван в кожаной обивке, три кресла и круглый стеклянный столик. На полу – несколько глиняных ваз с композициями из сухих цветов, на окне вместо скучных жалюзи – тонкий бледно-кремовый тюль и тяжелые занавески, на стене – пара репродукций в дорогих деревянных рамках.

Для деловых встреч Тихон использовал это помещение не часто, зато оно очень пригодилось ему в тяжелую пору «предразводных» скандалов с бывшей супругой. Когда совсем не хотелось идти домой, он просто оставался на работе и спал в этом чудесном кабинете на чудесном и мягком кожаном диване. Никто из сотрудников офиса об этом не знал, кроме охранников, которые были, конечно же, не в счет. А Тихон, просыпаясь рано утром, успевал даже побриться в туалете на этаже и к восьми часам утра был уже как новенький. Ни у кого и мысли не возникало, что свеженький и бодренький директор фирмы ночами бомжует в офисе.

Теперь этот замечательный кабинет с мягким диваном и бледно-кремовым тюлем на время должен был превратиться в Юлькину комнату. На какое время – Тихон не знал, да и не хотел пока об этом думать, справедливо рассудив, что проблемы нужно решать по мере их возникновения.

Одна из них возникла сразу же, как только Тихон с Юлькой на руках переступил порог смежного кабинета. Юлька проснулась, открыла глаза, наморщила нос, хныкнула пару раз жалобно и начала какать.

Любила она это дело, Тихон давно заметил. С пищеварением у его дочери было все, слава Богу, в порядке.

– Ну вот и хорошо, – сказал он Юльке. – Вот и молодец. Здоровый ребенок – хороший ребенок, с какашками твоими мы уж как-нибудь справимся.

Какашки его теперь уже в самом деле не страшили, как раньше, а вызывали в глубине души идиотический приступ трепетного умиления – чувство, знакомое всем на свете счастливым мамашам и некоторым отцам вроде Тихона.

Набрав по мобильному номер обалдевшей секретарши, Тихон строго приказал позвать к нему в кабинет Анну Федоровну.

Анна Федоровна работала у Тихона уже третий год и вообще-то была поварихой. В небольшой комнатке, оборудованной микроволновой печкой, холодильником, шкафчиком с посудой и удобной раковиной, она разогревала и раскладывала по тарелкам свои фантастически вкусные обеды, которые потом разносила по кабинетам по первому требованию желающих перекусить на рабочем месте сотрудников. Анна Федоровна была личным, можно сказать, изобретением Тихона – именно он три года назад, осатанев от голодной из-за нехватки времени жизни, придумал завести в офисе собственную повариху и выкупил для этой цели небольшую пустующую комнату на нижнем этаже. И сам же пригласил на хорошую зарплату свою старую знакомую, бывшую соседку по этажу в родительской квартире.

Анна Федоровна знала Тихона с младенчества и единственная из всего многочисленного штата фирмы имела законное право называть директора Тишей и отвлекать его от работы пустыми разговорами. Правда, нужно было отдать ей должное – делала она это крайне редко и никогда не была многословной. Тихон же, соответственно, тоже один из всего штата звал ее по детской привычке тетей Аней.

Теперь на нее, на тетю Аню, и была вся надежда.

То, что надежда его оправдается, Тихон понял сразу, как только слегка растерянное тети-Анино лицо показалось в дверном проеме. Она – одна-единственная из многочисленного штата имеющая право задавать Тихону любые, даже самые глупые, вопросы – только всплеснула руками, увидев склонившегося над плачущим ребенком Тихона, и сразу же засеменила своими короткими и быстрыми шагами к нему на подмогу.