«Если», 2007 № 04 - Журнал «Если»

— Не знаю, как с женщиной воевать…

— Так же, как с мужчиной. Не беспокойся, она тебя не пощадит…

Больцано резко умолк и поднялся на ноги. Аосто вскочил следом.

Несколько секунд Больцано вглядывался в сгущающийся сумрак, затем довольно кивнул:

— Ползут, родимые…

Кто ползет, Аосто не спрашивал, понимал, что сейчас напарника нельзя отвлекать. Но раз ползут — значит, опасность в траве или же в ветвях деревьев… по деревьям тоже можно неплохо ползти. Аосто ждал, напружинившись, обнажив шпагу — символ судебной власти, но ничего не мог заметить. Полная тишина… лес замер в осеннем безветрии, когда нет ни птиц, ни даже комаров и ни единая травинка не шелохнется среди всеобщего покоя.

— Попались… — мурлыкнул Больцано под нос, потом добавил, обращаясь к Аосто: — Не двигайся, а то наступишь нечаянно — сапоги испортишь. Сами они уже не нападут, но все равно твари опасные.

Аосто стоял столбом, не смея переступить с ноги на ногу.

Больцано тем временем раскрыл мешок, достал скляницу с притертой пробкой, присел на корточки и выхватил что-то из травы у самых ног ждущего Аосто. Обычный человек так поднимает горящий уголек, выпавший из открытой печки: схватил, подкинул на ладони и, прежде чем успел обжечься, отправил обратно в печь. Колдовских угольков оказалось три, и все они вскоре очутились под стеклянной пробкой.

— Вот и все, — сказал Больцано. — Больше вроде бы ничего нет. Можно отдыхать. А вот это, — он приподнял банку, — то, от чего погибли люди в трактире.

Сначала Аосто показалось, что в банке лежат три антрацитово-черные, блестящие капли, но, присмотревшись, он заметил короткие ножки, плотно прижатые к раздувшимся телам. Три черных паука, каких прежде не доводилось видеть.

— Я их обездвижил, — предупредил Больцано, — но любое прикосновение к ним смертельно.

— Вы же брали их голой рукой.

— Не совсем голой, все-таки я маг. А вот их хозяин мог играться с ними, как дети играют с пойманной ящеркой. А когда он бежал от нас, паучки, возможно, грелись у него за пазухой.

— И что теперь с ними делать? Вообще-то я должен изъять этих пауков как вещественное доказательство, но я не хочу, чтобы такое хранилось в судебном присутствии.

— Пока я их заберу себе, а потом уничтожу.

— Почему не сейчас? Раздавить их — и дело с концом!

Больцано открыл банку, выкатил один из черных шариков на торчащий из травы камень, протянул Аосто складной нож.

— Угодно попытаться? Только осторожнее, а нож потом нужно будет прокалить.

Аосто, примерившись, ткнул паука кончиком ножа. С таким же успехом можно было пытаться проткнуть ртутную каплю. Аосто повернул нож плашмя, но блестящий шарик и теперь невредимым выскользнул из-под лезвия и скатился в траву.

— Так-то… — Больцано забрал нож и сунул его лезвием в угли. Это не просто пауки, это нечисть — обычные средства против них не годятся.

— Но если их бросить в костер, они ведь сгорят? — спросил Аосто, глядя, как волшебник хватает сбежавшую каплю и скатывает ее обратно в баночку.

— Сгорят. А я и просто их могу раздавить, как обычное насекомое. Только ничего хорошего в результате не получится. Это не обычный паук, пусть даже очень ядовитый, а порождение тьмы, исполненное скверны. Причем слова о скверне — не фигура речи, их нужно понимать в самом прямом значении. Если сжечь или раздавить эту тварюшку, скверна растечется и отравит все вокруг. В этом самая большая трудность борьбы с темными силами. Ты говорил, здесь недавно завалили оборотня — и как, спокойнее стало в округе, люди стали счастливы?

— Какое там, спокойнее… каждый день среди мужиков драки, с увечьями, а то и смертоубийством. В Лишотках один мерзавец ребенка изнасиловал. Я его поймал и в город отправил… его повесили на той неделе. Будь моя воля, я бы его в самих Лишотках повесил, на глазах у соседей.

— Вот то-то и оно. А если бы те экзорцисты, что оборотня прикончили, сумели взять его живым, то ничего этого не было бы. Вернее, и драки были бы, но не такие жестокие, и ссоры, но без ножей и топоров. А маньяк из Лишоток, скорее всего, всю жизнь точил бы слюни, глядя на малолеток, но похоти своей воли дать не посмел и умер бы уважаемым человеком, в глубокой старости, оплаканный друзьями и родней.

— Это что же получается, посланцев ада и бить нельзя?

— Бить-то можно, но не везде и не как попало. Впрочем, это уже не та тема, которую следует запросто обсуждать.

Аосто кивнул, соглашаясь. И без того маг слишком разоткровенничался с ним, обычно они немногословны, когда дело касается их ремесла.

А Больцано не отпускало тяжкое ощущение человека, который вынужден врать умирающему, бодро доказывая, что с ним все в порядке — завтра он встанет с постели и будет здоров. Не будет здоров больной, нет у лекаря верного средства, и можно только оттягивать неизбежный конец. Оборотни и вампиры, демоны и бесы, изловленные Больцано, ждут в подвалах замка решения своей участи. Пару раз Больцано отводил мерзких тварей в далекую северную тундру по ту сторону Полуночных гор, в края, где никто не живет, и там убивал, дозволяя растечься скверне. Но ведь когда-нибудь чаша переполнится, и скверна хлынет в населенные места. Людям не дано чувствовать, скверна или благодать определяет их жизнь, но если земля заражена черной силой, в людях просыпается все самое злое. Маньяки, убийцы, извращенцы всех мастей станут нормой. Война по самому ничтожному поводу, взаимная ненависть и невиданная, сверхъестественная жестокость — такова судьба тех, кто живет в скверне. Поневоле подумаешь, не лучше ли иметь в соседях оборотня, он, во всяком случае, прост и конкретен.

Уже давно Больцано не отводил пленных демонов на заклание в Полуночные горы, потому и растет замок, поражая воображение своими размерами. А ведь самому Больцано достаточно было того первого домишки, что так напоминал пастушью хижину. И если, несмотря на все свое долголетие, Больцано умрет, прежде чем свершится битва с силами зла, эта битва наступит сразу по его смерти, потому как в замке скопилось слишком много света и слишком много тьмы. Не самое веселое занятие — жить на бочке со взрывчатым зельем, но судьба великого мага именно такова.

Единственный выход, который видел Больцано, — научиться открывать проход в горний мир, призвать всю мощь светлых сил и окончательно, на бессчетные века стереть тьму с лица земли. Вот только скверна из тел погибших тварей никуда не денется, едва ли не половина земель окажется непригодна для человеческой жизни. Но все же это лучше, чем всеобщая гибель, ведь черные маги тоже не сидят сложа руки, и если первым великую тайну откроет темный, то в мир хлынут полчища демонов — и что станет тогда, светлый маг предпочитал не загадывать.