Камень, ножницы, бумага - Йен Макдональд

– К вам гость, – лукаво усмехается брат Сайгио. Я не удивляюсь. Я жду этого визита с тех пор, как очнулся от анестезии на самом пике боли и сразу вспомнил, что сказал Мас в ту ночь в Танацакии. – Вы спуститесь или отправить ее сюда, наверх?

– Пришлите ее сюда, – отвечаю я, чувствуя себя в безопасности со своим пивом, газетами, дисками и роботом на веранде корпуса для пилигримов. Я смотрю, как она идет по вымощенной плитами дорожке среди надгробий, касаясь руками камней, ощущая мягкое покалывание сосновых иголок, чувствую бессознательную сексуальность каждого ее движения, ее раскованную непосредственность, и что-то словно впивается мне в сердце. Она поднимается по ступеням веранды: первая, вторая, третья, четвертая, – обозревает мои пустые жестянки из-под пива, газеты, диски, робота.

– Ну что ж, ты прошел долгий путь, правда?

Черная длинная юбка с каймой, браслеты с индийскими колокольчиками, черные туфли, черная блузка без рукавов. Много серебряных украшений. И этот нелепый хохолок черных волос, который вечно лезет ей в глаза.

– Идешь до тех пор, пока позволяет Дайцы, – отзываюсь я. – На этот раз, в этом паломничестве, я получил благословение только на двадцать семь с половиной храмов.

Мы обнимаемся. Ее длинные, тонкие, голые руки смыкаются у меня на шее с серебряным перезвоном. Я ощущаю дрожь острого, почти болезненного чувства. Мое полуобъятие нелепо – локти, руки; возникает странное нежелание касаться ее своими пластиковыми руками.

– Как они у тебя, Эт? – Я показываю. Она смотрит с тенью отвращения.

– Господи, Эт! Я сказала Масу, что оплачу счет, то есть сделаю соответствующий взнос в фонд храма. Они ушлые ребята, эти монахи. Мас об этом и слышать не хочет, говорит, что зарабатывает в пять раз больше меня и ни за что такого не допустит, но мне все равно, я сделаю по-своему.

– Они будут помогать мйе по-прежнему, дело не в деньгах, – возражаю я. – Не только в деньгах. – Потом добавляю: – Они прошли, Лука. Потому я это и сделал. Единственный способ от них избавиться. Просто выжег их.

– Вечно у тебя в голове ангелы и герои, а, Эт? – Она откидывается на ограждение веранды, вытягивает руки вдоль сучковатого дерева перил.

– Диск тоже пропал, Лука. Сгорел в огне. Все уничтожено. Все фракторы. Сгорела мечта Маркуса.

– Мас рассказывает, что когда он нашел тебя, ты все время бормотал одно и то же.

– Что?

– Прости, Маркус. Прости, Маркус. Снова и снова.

– Лука.

Она улыбается мне из-под своей нелепой челки.

– Я свободен. Я умер в огне вместе с фантомом Такеды. Этан Ринг больше не существует. Закрытый файл в сером офисе города Гента.

– Нет, это дерьмо, Эт. Я не желаю скрываться всю свою жизнь. У меня есть дела поинтереснее.

– Тебе и не придется, Лука. Я уверен. Без фракторов я им не нужен.

– Но если они передумают и захотят тебя вернуть, то будут действовать через меня. – Она оглядывается на храмовый сад. – Эт, я голодна, как гребаный волк. Пустилась в дорогу еще до завтрака. Ты знаешь, Мас не хотел сказать мне, где ты прячешься. Пришлось встретиться с ним в Йаватахаме и заставить привезти сюда. Сплошные тайны. Что ты натворил? Здесь в округе все с ума посходили.

– Я тут отстал от жизни. И слава богу. Я могу достать тебе что-нибудь поесть. Но у них строгости, буддистская диета. Овощи, крупы запрещены.

– Это мне подойдет.

– Ешь, что я ем.

– Стань мною.

– Ты хочешь этого?

В первый раз мы решились взглянуть друг другу в глаза. – Да. Да.

Она притягивает меня к себе, пробегается языком по розовым шрамам на голове.

– Эти сказочные, сказочные волосы, – мурлычет она. А потом лукаво шепчет в самое ухо: – А насчет всего остального как у них тут?

– Для братии это духовное благословение. Если, конечно, есть любовь.

– Думаю, это можно устроить.

Она берет мои изувеченные руки в свои ладони, потом поднимает их вверх и широко раскидывает.

– Они исчезли, Лука. И не вернутся. Но иногда, при особом освещении, рано утром или на закате, мне кажется, я вижу, что здесь, под пластиком, что-то написано.

Она замирает, каждый мускул готов к последнему, убийственному акту предательства. А в следующий момент решается мне верить.

– И что там написано, Этан?

– Эмон Сабуро, вновь рожденный.

– И ты объяснишь мне, что это значит?

Наши руки наконец встречаются в самом низу окружности, очерченной в воздухе.

– Когда-нибудь, Лука. Когда-нибудь.