Камень, ножницы, бумага - Йен Макдональд

– Извините, мы знакомы? – Они никогда не могут понять, почему делают то, что велит им Малкхут. Просто какой-то странный импульс.

– Не совсем, – отвечаю я и протягиваю ему через стол вторую записку. Арабская версия Малкхута приказывает: «Расскажите мне все, что знаете об «Аль Хак». Когда он закончил, я вежливо его поблагодарил и с помощью Хохмаха, ангела Забвения, изъял из его памяти все события сегодняшнего дня после ухода с семинара по политической социологии. Затем я отправился в «Наяду» пить плохое вино, слушать блюзы и ждать Луку. Как раз в эту ночь она повела меня на собачьи бои, и в крови, изуродованной плоти, дерьме и смерти я отказывался видеть аналогию того, что сам сделал во имя политической целесообразности примерно с пятьюдесятью людьми примерно в пятидесяти же странах.

Теперь, узнав Мохаммеда Бедави, основателя и лидера «Аль Хак», по имени и в лицо, я мог изучать его настолько пристально, насколько это вообще возможно для рыжеволосого европейца в городе, где преобладает оливковый цвет лица. В пятницу он уехал из города в красном «альбенице», а я следовал за ним в наемном «пежо» по пыльным дорогам, окаймленным щитами с лозунгами во славу исламского единения и рекламой французских сигар – каньябариллос. Мимо хорошо орошаемых ферм мы добрались к подножию Атласских гор. Дорога петляла и круто извивалась по склонам. Он остановился в горной деревушке, не менявшейся последнюю тысячу лет, если, конечно, не считать спутниковых антенн, солнечных генераторов и вездесущих «тойот». Шумно и прочувствованно поздоровавшись с семьей, он отправился с мужчинами на молитву, а женщины принялись готовить еду. Голограмма местного СД, в прозрачном горном воздухе выглядящая слишком бледно, парила над квадратной башней деревенской мечети. Я расспросил фермера, и он объяснил мне, что Бедави приезжает каждую пятницу, чтобы помолиться вместе с семьей. Я поблагодарил его и удалил у него все воспоминания, что он когда-либо встречал рыжего европейца.

Лука ждала меня в «Наяде».

– Покажу тебе кое-что, – сказала она и, взяв меня за руку (в перчатке, и ее рука – тоже в перчатке), потащила по лабиринтам старого города, который так неистово любила. – Узри, это чистилище, – объявила она и протолкнула меня в низкую деревянную дверь комнаты, которую она сотворила. Чистилище… где неудача, неадекватность, вина сгорает и становится прахом. Это было поразительно. Это был экстаз. Долгое, упоительное погружение в самое сердце тьмы. Секс с ангелами. Удивительно, ужасающе, прекрасно, чудовищно, и отвратительно, и грустно, и шокирующе, и забавно, и тошнотворно, и… это меня не задело. Не могло задеть. Некоторые поражения и комплексы вины лежат слишком глубоко, чтобы их можно было вычистить из закоулков души.

Всю следующую неделю, готовясь к акции уничтожения, я не мог избавиться от мысли, что Лука изготовила этот ад размерами с комнату специально для меня.

– Если бы ты мог до меня дотронуться… – с грустью проговорила она как-то вечером, когда мы сидели на кованых металлических стульях в ее заросшем папоротником саду. На ней было черное платье без рукавов, она курила «блэк кэтс» и пускала фигурные ароматные кольца. – Я хочу почувствовать твои руки, хочу, чтобы твои руки чувствовали меня. Сними перчатки!

– Ты же знаешь, я не могу. – Я вынул из ее пальцев сигару и пару раз потянул дым из тонкой коричневой каньябариллос. – Это опасно.

– Не могу. Не буду. Ты всегда носил перчатки. Эмоциональные перчатки. Никого не касайся, и тебя не коснутся. Чего ты так боишься, Эт?

– Я не боюсь.

Вдруг она схватила мои кисти.

– Боишься. Видишь, ты испуган, ты весь холодный. – И тут она заплакала. Навзрыд. По-настоящему. Слезы так и катились. – Я люблю тебя. Как больно! Но что я могу сделать? Ничего. Я ничего не могу сделать. Мне больше никто не нужен, Этан! Если хочешь, я всегда буду здесь. Ты всегда сможешь меня найти. Но тебе придется выбирать.

Неужели она так плохо меня знала, что забыла: для меня не бывает или/или, только и/и.

Наступила пятница. Визит к местному дилеру автомобильной компании подтвердил, что полная офисная система, встроенная в шестиместный «марк-альбениц», на котором ездит Бедави, является стандартной. Справочная служба Маракеша любезно предоставила код e-mail в его машине. Подготовившись таким образом, я отправился на наемном «пежо» в одно хорошенькое местечко на склоне долины. Присмотрел его еще на прошлой неделе, когда тащился по особенно неприятному витку горного серпантина. И стал ждать. Слушал «Новую волну», съел пакет соленых орешков. Заметив шестиместный «марк-альбениц» – в тот момент просто красное пятно на охряном фоне атласского пейзажа, я вынул переносной факс-фон. Когда красный «альбениц» стал карабкаться по крутому склону, я подсоединил карманный биопроцессор OlivettiICL Mark 88 к модему. Из-за поворота показался с натугой ползущий вниз трейлер-бензовоз. Когда красный «альбениц» оставил позади киоск с моими солеными орешками, я загрузил сефирот-диск и набрал на панели код инициирования фрактора. Когда автомобиль обогнул поворот перед очень уж специфическим уклоном, я вызвал номер, который получил от справочной службы, нажал кнопку «transmit» – передача – и впустил Кетера – ангела Разрушения – на дисплей передней панели «альбеница». С моего места было прекрасно видно, как шестиместный красный «марк-альбениц» выруливает прямо навстречу наползающему трейлеру с цистерной, разворачивается задом поперек дороги, пробивает невысокое ограждение из песчаника и с поразительной, балетной медлительностью летит вниз, чтобы в бешеных цветах пламени взорваться среди скал и кустарников тенистого днища долины. Я видел, как застыл на месте бензовоз, как высунулся из кабины шофер и целую минуту тупо смотрел вниз и лишь потом выскочил и, нелепо размахивая руками, побежал по дороге к киоску с орешками.

Вернувшись в Маракеш, я заказал билет на шаттл до Малаги, упаковал вещи, расплатился и уехал, ничего не объяснив, не оставив записки, не попрощавшись с Лукой.

Некоторые драконы слишком огромны, слишком сильно давят своим весом на землю, чтобы их можно было убить, пусть даже они сто раз заслужили смерть. Европа, дракониха, развалившаяся на целый континент, с лыжными курортами на ее гористой хребтине и со спрятанными за красными стеклами очков глазами, которые жадно мечутся в поисках еще одного ужина из девственных наций, она, эта Европа, вероятно, более других заслужила уничтожение, но даже моя отягощенная Кетером рука не в состоянии выжечь ее громадную, медлительную, многоголовую нервную систему. Однако здешний святой, может быть, сумеет разорвать цепь, которая приковала эту руку к пальцу дракона.