Дом корней и руин - Эрин А. Крейг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И все это было выращено здесь, – добавил он, обводя рукой оранжерею.
– Я думала, вы используете растения только в качестве украшения, – призналась я, оглядывая его рабочий стол. – Или для парфюмов. Со слов Александра, все это звучит немного…
– Легкомысленно, – дополнил Жерар, на мгновение помрачнев.
Едва ли я смогла бы подобрать более точное слово. Жерар вздохнул:
– Этот мальчик видит только то, что хочет видеть… Мой труд – это гораздо больше, чем красивые лепестки и ароматы. Посмотрите на эти растения, Верити. Они, безусловно, прекрасны, но я здесь занимаюсь важным делом. Это все не просто так. Эти растения содержат различные вещества и обладают лекарственными свойствами. Они могут облегчить судороги Александра, убрать боль в ногах. Они заживляют ожоги, исцеляют от болезней, убирают рубцы. Эти растения, совершенно недооцененные моим сыном, могут управлять жизнью и смертью.
– Смертью? – Я посмотрела наверх – туда, где, как мне казалось, находилось окно Александра.
– Видите тот отдел?
Я посмотрела, куда он указывает, и увидела отдельный, надежно отгороженный от остальной части оранжереи участок. Вход туда преграждали высокие кованые ворота. Верхнюю часть ограждения украшали мрачные металлические черепа. От неожиданности у меня перехватило дыхание: я не была готова увидеть такое среди буйно растущей зелени.
– Что это?
– Верная гибель, – благоговейно произнес Жерар и протянул мне пару рабочих перчаток. Когда я надела их, он достал из кармана жилета еще одну пару и последовал моему примеру. – Пойдемте. Только ничего не трогайте и не нюхайте.
– Не нюхать? – переспросила я, но он уже возился с засовом и не слушал меня.
Ворота со скрежетом распахнулись.
– Надо бы их смазать, – заметила я, не решаясь переступить порог.
– Я специально держу их в таком состоянии уже много лет, – с улыбкой ответил Жерар. – Ключ от оранжереи есть только у меня, а во время работы я обычно не запираюсь – на случай, если понадоблюсь Дофине или Александру. Но если кто-то еще проберется сюда, пока я занят, и попытается умыкнуть какое-нибудь растение… – Он еще раз поскрежетал воротами. – Это своеобразная система оповещения, понимаете?
Мне стало не по себе. Что это за растения, требующие такой осторожности?
– Идемте, идемте.
Мы прошли по центральной дорожке.
– Что вы видите?
Я повернулась кругом, критически рассматривая растения в клетках. Напряжение в груди рассеялось, как туман под лучами утреннего солнца.
– Все выглядит так… обычно.
Жерар усмехнулся:
– Существует большое заблуждение, связанное с растениями. Люди привыкли считать, что на порядок превосходят всю живую природу: мы цивилизованные, ездим в шикарных каретах, создаем долговечные произведения искусства и влюбляемся. Должно быть, мы выше всей этой грязи, сорняков и всего прочего. – Он указал на невысокое дерево с уродливым толстым стволом, темно-зелеными листьями и шарообразными оранжевыми плодами. – Strychnos nuxvomica. Если вдохнуть молотые семена этих плодов, в течение нескольких минут начнутся конвульсии. Не пройдет и часа, как вы умрете.
Жерар повел меня по другой тропинке и остановился перед зелеными побегами с маленькими фиолетовыми колокольчиками.
– Такие есть и у нас в Хаймуре, – заметила я, присев, чтобы рассмотреть пятнистые трубчатые цветки. – Может, нам избавиться от них? – с тревогой спросила я.
Жерар снова усмехнулся:
– Наперстянка обычно не убивает, но может нанести вред пищеварительной системе и сердцу, если не принять противоядие.
Я с опаской посмотрела на изящные цветы. Теперь, когда я узнала их тайну, они вдруг показались мне странными и подозрительными.
– Хотите, покажу мое сокровище?
– Э-э-э… Наверное… – нервно сглотнула я.
Жерар помог мне встать, провел в центр сада ядов и указал на куст высотой почти с меня, словно представляя придворную даму.
– Знакомьтесь, Atropa belladonna.
Между листьями приютились мелкие розовато-фиолетовые, как свежий кровоподтек, цветы; россыпь темных ягод соблазнительно поблескивала в утреннем свете.
– Одно из самых опасных растений в мире, – восторженно пояснил Жерар. – Это единственный экземпляр, который мне удалось вырастить до такого размера. Семена практически невозможно прорастить. Но посмотрите на нее, разве она не великолепна? Такая красивая и такая смертоносная. Всего несколько ягод, и…
– Остановитесь. Я не хочу знать.
Жерар изумленно склонил голову, будто не понимая моего отвращения.
– Я просто подумал…
Я отвернулась от растения, желая поскорее покинуть этот сад смерти. Зелень, казавшаяся такой благодатной, такой прекрасной всего несколько мгновений назад, теперь словно злобно тянулась ко мне, тая неминуемую гибель.
Я бежала мимо растений с бледными звездчатыми листьями и цветами с заостренными лепестками, красными, как волдыри, мимо деревьев, с которых свисали шлейфы желтых цветов, похожих на рвотные массы, мимо густой живой изгороди, от которой исходил странный, похожий на миндаль аромат, с невыносимой настойчивостью щекотавший мне нос. Вдруг все поплыло перед глазами, закружилось, потом вдруг стало слишком светло, слишком ярко, и я почувствовала, что у меня подкашиваются ноги. Я ударилась головой о лавандовую плитку и погрузилась в темноту.
20
Меня закружил вихрь нестерпимо ярких цветов, перед глазами мелькали хвосты сияющих комет.
– Верити? Верити!
Я понимала, что Жерар зовет и трясет меня. От его лица исходили короткие вспышки света; глаза горели, как тлеющие угли. Казалось, он излучает свет. Он выглядел почти как бог. Голова трещала; я ощущала каждый удар сердца, который вызывал судорожные сокращения мышц. Почувствовав неожиданное движение, я поняла, что сижу, но, когда посмотрела перед собой, увидела лишь стекла оранжереи. Они кружились, как мозаика в калейдоскопе, переливаясь разными чудесными цветами.
– Верити, – раздался легкий, будто дразнящий голос.
Я обернулась и увидела своих сестер – шесть погибших сестер – прямо в оранжерее. Ава с кожей, покрытой чумными пустулами. Октавия с переломанными конечностями, изогнутыми под невероятными углами, от вида которых к горлу подступала тошнота. Элизабет, с запястий которой на сухую землю, как теплый летний дождь, капала кровь.
– Вас здесь нет, – выпалила я, но язык не слушался и еле ворочался во рту, как слишком плотно набитая колбаска, которая вот-вот лопнет от фарша. – Вас здесь нет, потому что вы умерли.
– Верити, – снова позвал голос.
Жерар. Наверное.
Я моргнула, изо всех сил пытаясь сфокусироваться на сестрах. Они хотели уйти, хотели вновь спрятаться у меня в голове, вернуться в забытье, в тусклое черное небытие.
– Верити…
Я распахнула глаза, вновь услышав тот же голос. Только это был не Жерар. У нее была бледная, как пепел, кожа. По плечам струились длинные черные волосы, слегка колыхавшиеся на ветру, хотя я совершенно точно знала, что в оранжерее нет сквозняка. Она улыбнулась, обнажив острые серые зубы, а ее глаза…
Я взвизгнула, отшатнувшись, и попыталась скрыться от этого взгляда, но она приковала меня им, словно приколола бабочку к доске. Она смотрела на меня бездонными черными глазами, завораживая и усыпляя бдительность. У них не было ни зрачков, ни радужной оболочки. Только маслянистая, липкая чернота.
– Верити… – произнесла она, растягивая мое имя, словно мы с ней играли или танцевали. Она
