Девять месяцев из жизни - Риза Грин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Знаете, – говорит она, – я бы не покупала этот размер. Сейчас они хорошо сидят, но вы ведь еще будете набирать вес, так что вряд ли они налезут через несколько недель. У вас даже живот еще не виден.
Я смотрю на Шерри, у которой в должностной инструкции наверняка значится обязанность рефери, и она взмахом флажка останавливает игру:
– На самом деле, если они сейчас хорошо сидят, вы, скорее всего, сможете проносить их почти до конца. По ногам они не узкие, а если у вас ноги до сих пор не пополнели, дальше они вряд ли будут полнеть.
Всегда добивайтесь того, чтобы ваши слова звучали как можно более авторитетно во всех вопросах, касающихся беременности и прибавки в весе, даже если вы не имеете ни малейшего понятия, о чем говорите. Чтобы гарантировать покупку, уверяйте клиентку, что она прибавляет в весе намного меньше, чем другие женщины, которых вы встречали, или, в качестве альтернативы, что она явно не будет продолжать прибавлять в весе.
Я кидаю на Коротышку многозначительный взгляд и объявляю о своей победе.
– Я возьму две пары, – говорю я Шерри и неспешно выплываю из магазина.
Когда я вхожу в дом, Зоя сидит на стуле в прихожей, ожидая моего возвращения. Если я говорю, что она сидит, это не значит, что она лежит, свернувшись клубочком, как это делает большинство собак. Я имею в виду, что она именно сидит как человек, прислонившись спиной к стулу, как будто отдыхает и читает газету. Иногда мне ужасно интересно, что происходит в доме, когда нас нет. Нисколько не удивлюсь, если узнаю, что она приглашает на покер соседских мопсов.
Я ставлю на пол сумки и иду приласкать ее, но когда подхожу, она кивает головой в сторону моих новых приобретений.
– Че у тебя там? – говорит она все тем же ворчливым голосом.
Ну, слава богу. Я уже начала думать, не померещилось ли мне в прошлый раз. Я ухмыляюсь:
– А это у меня новые стильные беременные джинсики.
Она спрыгивает со стула и идет посмотреть.
– Хм-м. – Судя по голосу, ее мои джинсы нисколько не впечатлили. – Папа будет в бешенстве.
Я хмыкаю.
– Папа не будет в бешенстве. Он только делает вид, что он в бешенстве. Не беспокойся, я знаю, как сладить с папой.
Когда я говорю, что «знаю, как сладить с папой», я имею в виду нашу семейную игру, которая заключается в том, что я трачу на одежду больше, чем ему бы хотелось, а он на меня сердится. Происходит она следующим образом: я покупаю гору новых шмоток, а он первым делом спрашивает, сколько они стоили. Я сообщаю ему цену, он начинает песни и пляски на вечную тему, что я загоню нас в долговую яму, после чего я устраиваю демонстрацию моделей и обещаю, что, если ему не понравится хоть одна из них, я все возвращаю в магазин. Разумеется, мы оба знаем, что, когда я скачу вокруг него полуголая, ему нравится все, что на мне надето, а после секса ему это нравится еще больше, так что мне ни разу не приходилось возвращать вещи в магазин. Я всегда обещаю больше так не делать, а через месяц игра повторяется.
Зоя пожимает плечами – если, конечно, это можно так назвать. Она все-таки стоит на четырех лапах, так что скорее поднимает голову, чем пожимает плечами, но я вижу, что имеется в виду.
– Посмотрим, – говорит она. – Кстати, ты растолстела. Последила бы за углеводами.
Вот так. Теперь я должна это выслушивать от своей собаки?
– Для информации: я не растолстела. Я беременна. Когда ты молчала, ты мне больше нравилась. Я и не думала, что ты такая сука.
Она опять разевает пасть и высовывает язык, так что кажется, будто она улыбается.
– Элементарно, Ватсон. Откуда, по-твоему, пошло это ваше словечко?
Только этого мне не хватало. Умная сука. Но тут она слышит чьи-то шаги и, заливаясь лаем во всю глотку, выносится на улицу.
Когда Эндрю наконец приходит домой, наигравшись в гольф, я успеваю перемерить все новые джинсы со всеми имеющимися туфлями, и мне срочно требуются зрители. Так что, как только он переступает порог, я хватаю его за руку и тащу наверх в спальню.
– Я сегодня купила обалденные беременные джинсы, – говорю я. – Давай садись. Я хочу тебе показать.
Зная, что в такой ситуации лучше не спорить, он включает телевизор и садится в кресло у кровати. Я исчезаю в гардеробной и надеваю первую пару джинсов. Волосы собираю в сексуальный растрепанный хвостик и кладу свежий слой блеска для губ. К показу готова.
Представьте картину – я вальяжно выплываю из гардеробной, обнаженная по пояс, в новеньких «Севен», сидящих аккуратно под моим круглым животиком, и в черных сапожках от Гуччи на диких шпильках – ох, как я их люблю, в них я такая стройная и даже, можно сказать, высокая. Подиумным шагом я дохожу до Эндрю и поворачиваюсь, чтобы он мог насладиться видом со всех сторон.
– Ну и как? – спрашиваю я. – Здорово, правда? Это «Севен».
– Да-а-а, – говорит он. – Хорошие. А что это у них за резинка?
– Это не резинка. Это эластичный пояс. Вместо молнии и пуговиц, чтобы живот мог расти.
– А-а-а, – говорит он, кивая головой.
Обычно на этом этапе показа новых моделей он уже заваливает меня на пол и срывает с меня все, что я для него намоделировала. Но сейчас, похоже, его это нисколько не возбудило. Собственно, он уже и не смотрит на меня, а увлеченно слушает про историю строительства моста Золотые Ворота по каналу Дискавери.
Мне ничего не остается делать, как признать, что моя обычная тактика здесь не работает. Чертов шарик, выпирающий из моего живота, действует, как криптонит на Супермена, – Эндрю не чувствует моих чар, и с этим ничего не поделаешь. Ладно, думаю я, Супермен не сдавался, и от меня не дождетесь.
Я выхватываю у него пульт и выключаю телевизор.
– Я еще не закончила, – говорю я.
– О-о-о, – говорит он. – Еще что-то есть?
Я кидаю на него многозначительный взгляд и возвращаюсь в гардеробную. Надеваю джинсы «Белла Даль», но не загибаю, как в магазине, а натягиваю до упора, чтобы он увидел, как это работает. Но когда в конце подиума я совершаю свой фирменный разворот, он оказывается в полном ужасе.
– Они тебе до сисек достают, – говорит он.
– Так и должны, – говорю я, отгибая их вниз. – Живот вырастет, и они будут как раз, а пока я их буду вот так подгибать.
– Если их так подгибать, смотри, какая у тебя фигня под рубашкой получается.
Занесите в протокол: оскорбительные действия, приведшие к потере позитивного настроя по отношению к собственной внешности. Я надуваю губы: