Сын банкира - Николай Леонов

Вскоре после того, как Стас уехал в охранное агентство, Гурову позвонили. Голос говорившего был ему незнаком.

– Здравствуйте, это Лев Иванович Гуров? Извините, что беспокою, но я только что вернулся с дачи, и тут – такая новость. Это Лещев Павел, отец Витька. Я только недавно вернулся с вахты – уже лет пятнадцать работаю на Северах нефтяником, думал завтра поехать в пансионат, навестить сына. И тут – такое… Лев Иванович, что мы можем сделать, чтобы его поскорее нашли? Если его похитили, чтобы стребовать выкуп, мы за него все отдадим – все, без остатка. Лев Иванович, скажите прямо: что с ним на самом деле? У нас есть надежда увидеть его живым? – Голос мужчины дрогнул.

– Павел Сергеевич, я понимаю вашу тревогу, но коль уж вы предлагаете говорить откровенно, то заранее прошу простить за, может быть, не совсем тактичный вопрос: Витя – ваш родной сын?

В трубке наступило долгое, напряженное молчание, после чего послышался неуверенный, горестный вздох.

– Да, Лев Иванович, он приемный… – по голосу чувствовалось, что мужчине это признание далось непросто. – Но имеет ли это какое-то значение?! Он – наш сын, понимаете? Наш! Да если бы его жизни угрожала опасность, я бы свою отдал и секунды б не колебался!

– Я вам верю. Но мне кажется, нам есть о чем поговорить. – Гуров посмотрел на часы. – Ладно… я выезжаю.

Машина вновь полетела по широкой асфальтовой ленте, оставляя за собой всех прочих, отнюдь тоже не склонных к соблюдению скоростного режима водил.

Гурова осенило во время разговора с Лещевым. Он вдруг понял, что именно создавало подсознательное напряжение в выстраиваемой им конструкции умозаключений. Глядя на семейный портрет, он даже не определил, а лишь мимолетно почувствовал какой-то неясный диссонанс в чертах счастливых родителей и, в общем-то, вполне похожего на них малыша. И все же, в конце концов, интуиция его не подвела – сын Лещевых оказался приемным. Это вело к весьма далеко идущим выводам…

Вновь позвонив в дверь квартиры Лещевых, Лев увидел на пороге рослого, еще не старого мужчину с уже серебрящейся шевелюрой. Сзади него безмолвно стояла печальная женщина, на лице которой отражалась нешуточная тревога. Гуров прошел в ту же залу, где уже беседовал с Любовью Дмитриевной. Они сели за стол, стоящий невдалеке от окна, в которое врывались лучи склонившегося к горизонту дневного светила. После несколько неловкой паузы Лев обратился к женщине, которая сидела, по-деревенски подперев голову рукой:

– Любовь Дмитриевна, признаюсь честно: я слукавил, говоря вам о том, что вы столкнулись с мошенниками. Нет, нет, я не считаю их людьми, способными убить, тем более ребенка. Однако случившееся с вашим сыном пусть и косвенно, но вполне может быть связано с обстоятельствами, которые сложились в те дни, когда вы занимались усыновлением ребенка. Я хотел бы услышать эту историю во всех деталях.

Павел молча обменялся с женой взглядом и понимающе покачал головой.

– Да, похоже, рассказать придется… Но если что – виноват во всем один лишь только я. Начну вот с чего… Мы с Любой поженились ровно двадцать лет назад. Она до этого была замужем, но ушла от человека, который по слабости своего ума так и не смог оценить, какой клад послала ему судьба. Люба, не отмахивайся – я это понял с первого же дня нашей совместной жизни. Я тоже был женат. И тоже семья распалась. Первая жена была, в общем-то, неплохой, но у нас не было детей. Однажды она пошла к врачам, проверилась… Ей сказали, что у нее все в порядке. Я идти, честно скажу, побоялся. Тогда она собрала вещи и ушла к другому. Ну а когда возникла эта же проблема и у нас с Любой, я все же собрался с духом и проверился… Думаю, вы представляете себе, что чувствует мужчина, которому объявили, что он никогда не станет отцом, что он, по сути, второй сорт…

– Паш, прекрати! – Любовь Дмитриевна строго постучала кончиками пальцев по краю стола. – Никто и никогда о тебе такого не думал.

– Извини… Просто с сыном такое – раскисать начинаю… – Павел потер лицо ладонями. – И тогда мы решили усыновить ребенка. Но вы сами знаете, как это непросто у нас было сделать, вдобавок человеку с моей биографией. Я еще пацаном по глупости попал на «малолетку», на три года. Ребята постарше обчистили ларек, я стоял на стреме. Мне за это дали горсть шоколадных конфет. С той поры я их ненавижу. На суде вдруг оказалось, что заводила нашей компании, сынок члена райкома, всего лишь свидетель. А я пошел «паровозом». На зоне подхватил туберкулез, лет десять потом стоял на учете. Поэтому шансы усыновить ребенка были, по сути, нулевые… Нам, в принципе, не отказывали, но почему-то в последний момент всегда находились причины, чтобы мы остались ни с чем. А тут и годы уже начинали уходить, и старики Любы без конца пеняли, что у нас нет никого. И тогда мы решили… То есть я решил попробовать другой вариант… – Павел склонил голову и тяжело вздохнул.

– Вы решили купить ребенка, – продолжил за него Гуров.

– Да, я знал, на что иду. – Павел посмотрел на него в упор. – Да, я знал, что это противозаконно и за это можно попасть под суд. Но как быть людям, которые хотят быть родителями, которые могут вырастить ребенка достойным человеком, но которым судьба не дала такой возможности? Я стал наводить справки, и мне подсказали, что нужно обратиться к медсестре одного из роддомов. Вроде бы она имела отношение к людям, которые за деньги могли решить нашу проблему. Я нашел эту медсестру, но вначале разговор не получился. Она со мной даже разговаривать не стала. Возмутилась, рассердилась… А потом, через неделю, вдруг встретила меня сама. Извинилась, сказала, что заподозрила во мне человека из органов. Ну, я кочевряжиться не стал – не в моем положении было предъявлять претензии. Тем более что любой бы на их месте провел тройную проверку. Спросила, кого хотим – мальчика или девочку. Я, в принципе, готов был заказать и сына, и дочку, но когда эта Рита сказала, сколько стоит стать отцом, я понял – дай бог, чтоб хоть на одного хватило.

– Ее звали Рита?! – В памяти Гурова тут же всплыло что-то хорошо знакомое. – Ей было лет двадцать с небольшим, круглолицая, симпатичная…

– Да, лет двадцати… – подтвердил Павел. – А она что, тоже причастна к исчезновению нашего Витька?

– Напрямую – нет. Просто, как говорится, – Лев развел руками, – мир тесен. Мы пока еще только предполагаем, что ее использовали для того, чтобы внедрить в пансионат своего человека. А минувшей ночью убили в своей квартире. Впрочем, возможно, это обычное ограбление.

– А убийцу поймали? – горестно ахнув, спросила Любовь Дмитриевна.

– При задержании он попытался скрыться, но разбился, упав с крыши девятиэтажного дома, – пояснил Гуров. – Так сколько же с вас запросила Рита?

– По нынешнему курсу – двадцать тысяч долларов. – Павел говорил напряженно, стискивая сильные, крупные кисти своих рук. – Да я отдал бы и миллион – был бы он у нас. Я, правда, в то время уже начал ездить на вахту, на Север, деньги водились, но столько я бы, конечно, не набрал. В разговоре с Ритой обмолвился, что жена работает в медицине. Она пообещала, что поговорит со своим боссом о том, чтобы он как для коллеги сбавил цену. И в самом деле, через несколько дней она сообщила, что он снизил сумму до пятнадцати тысяч. Собрали мы все, что у нас было, заняли у знакомых, и я передал деньги Рите. Через два дня она позвонила и сказала, что вечером нужно будет подъехать к роддому и ждать в проулке. Сели мы на свою «Ниву» и поехали. Ждали до темноты. И когда уже начали подозревать, что нас элементарно «развели», вдруг через дыру в заборе выбралась Рита, которая подала нам нашего сына. Дала и документ, по которому мы являлись его законными родителями. В этот момент мы были просто без ума от счастья…

– Вы не спросили Риту, чей это ребенок? – внимательно глядя на чету Лещевых, спросил Гуров.

– Да я Риту еще до этого спрашивал. Она сказала, что сама прямого отношения к отбору детей не имеет – она лишь посредник, но слышала, что у них для усыновления берут детей только от здоровых рожениц, которые сами от них отказались. Дети алкоголичек и наркоманок обходятся приемным родителям гораздо дешевле. А в этом роддоме в основном от детей отказывались малолетки, которые рожали, случалось, даже тайком от родителей. Привезли мы своего Витька домой – я сына с самого начала хотел назвать Виктором – победителем, значит, оформили его в загсе – тоже пришлось дать «на лапу»… Но это было ничто в сравнении с тем, насколько изменилась наша жизнь. Я с вахты, случалось, звонил чуть не ежедневно. Правда, пришлось из Долгопрудного, где мы жили в ту пору, переехать сюда, в Подольск. Не хотелось, чтобы кто-то рассказал ему о том, что он нам не родной.

– Ну, это, можно сказать, разумное решение, – согласился Гуров. – Любителей огласить «матку-правду» всегда хватает. Ну а пока жили здесь, ничего такого не замечалось, что за вами кто-то следит, наводит о вас справки?