В степях донских - Иван Толмачев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А к утру, когда на востоке чуть-чуть засветлела полоса скупого рассвета, наши части стали выдвигаться на дорогу — начался долгожданный марш. И у многих заныло сердце, затуманила глаз слеза: десятки тысяч людей оставляли насиженное гнездо, трудом нажитое за десятилетия добро. Что их ждет впереди? Вернутся ли назад, домой?
В торжественном молчании, понурив головы, шагали бойцы, скрипели как-то жалобно, приглушенно сотни, тысячи нагруженных доверху подвод. Шли за ними женщины, дети, тащился привязанный скот. Седобородые старики, выйдя на бугор, останавливались и, повернувшись лицом к родным местам, троекратно крестились. Их сгорбленные фигуры долго виднелись в лучах восходящего солнца.
А враги шли по пятам, радостные, торжествующие. Они бросались в атаки, гарцевали на своих откормленных, застоявшихся конях.
На один из недавно сформированных батальонов Морозовского полка, который шел в боковой охране, белоказаки бросились лавой и стали предлагать бойцам сдаться. Пользуясь попустительством командира батальона (в прошлом кулак, обманом затесавшийся в Красную гвардию), подъехали парламентеры, замахали белыми платками, запричитали на все лады:
— Братушки-и-и... Мила-а-и-и... куда же вы?
— Ай, не столкуемся? Свои жа мы люди. Стойте, поговорим!
И батальон остановился. К нему подъехал офицер с казаком, затеяли митинг. И, словно по уговору, подняли на руки вражеских ораторов, а те завопили:
— Ворочай назад!
— Пра-а-а-вильна-а-а!!!
Тут началось чудовищное: полетели в вороха винтовки, патронташи. Первым это заметил Романовский. С криком «Что вы делаете, изменники?» он кинулся к батальону. Но кто-то ударом ноги вышиб у него из рук оружие, и сразу несколько человек схватили Романовского, навалились, скрутили руки, поволокли на расправу к стоящему поодаль офицеру.
В это время мы и заметили издали всю эту суматоху. Наши пулеметные тачанки только что на рысях подъехали к полку А. Н. Шапошникова. Крики «измена! измена!» больно полоснули по сердцу, и я, не раздумывая, приказал двум расчетам мчаться туда, где уже шел постыдный торг. Мы с Шапошниковым подъехали к батальону в момент, когда солдаты подвели к офицеру Романовского. Бросившись на конвой, вырвали из рук смерти нашего товарища.
Прыгнув на одну из тачанок, Иван Моторкин припал к пулемету и резанул длинной очередью в самую гущу братающихся. Свинцовый ветер мигом опустошил поле.
Открыл огонь и второй пулемет, а за ним почти в упор ударили орудия, и разрывы снарядов вымахнули столбы дыма и земли там, где шел митинг.
Страшное творилось в это время на поле: часть батальона, еще не успевшая сдать оружия, побежала назад, другая, уже бросившая оружие, — метнулась к белоказакам. Те кинулись на толпы бегущих и стали рубить всех подряд. Эта бессмысленная жестокость помогла им навсегда избавиться от наивной веры в братские и миролюбивые чувства белоказаков.
Подошедший кавполк Дербенцева восстановил положение, и марш продолжался.
Понурив головы, брели остатки батальона. Их поставили в голову колонны, в бой не допускали. Это считалось самым позорным наказанием.
На много верст растянулись Донецко-Морозовские войска вдоль полотна железной дороги. Впереди — поезда, подготовленные для ремонта испорченных путей, имеющие запасные рельсы, костыли, шпалы. За ними следом — бронепоезда. Параллельно железнодорожному полотну двигаются беженцы, обозы полков, санитарные части, С боков их прикрывают роты и батальоны, с тыла — бронепоезд.
Продвигались медленно, беря каждый километр пути с боя. Людей мучили жара, жажда, усталость, но никто не жаловался на эти невзгоды. Главное — выстоять, двигаться вперед к намеченной цели.
Отойти в сторону, отделиться от своих нельзя — всюду преследует по пятам злобный, коварный враг. Атаман Краснов приказал Мамонтову, Фицхелаурову и Попову любой ценой не допустить продвижения наших частей к Царицыну и соединения их с главными силами Ворошилова. И белоказаки шли на самые коварные приемы: то устраивали на дорогах засады, то разворачивали на много километров путь, то пускали на нас огромное стадо коров, а сами, спешившись, ведя коней в поводу, подбирались поближе, чтобы налететь внезапно.
Несмотря на строжайший приказ не отлучаться из своих частей и не заходить в казачьи населенные пункты, все же нашлись охотники попытать счастья: попить холодной колодезной воды, перехватить молочка с белым пшеничным хлебом. В хуторе Чернышки из Каменского отряда несколько бойцов забежали по пути в дом казачки — уж больно аппетитно пахло свежим хлебом! Хозяйка — гостеприимная, разбитная молодка Февронья Минаевна Юдина — перед приходом красноармейцев вынула из пышущей печи несколько румяных пшеничных буханок. На скромную просьбу продать по куску она ответила редкой щедростью — метнулась в курень и вынесла пару огромных хлебов. Разрезав пополам и густо посыпав солью, передала их бойцам и от платы решительно отказалась.
— Что вы, что вы!.. Ешьте, родимые, на здоровье...
Уплетая на ходу подарки, товарищи бросились догонять свою часть, но... так и не догнали. Не отбежав и двух сотен шагов, начали задыхаться, рвать на себе обмундирование. Когда к ним подошли красноармейцы, те ничего уже не могли вымолвить.
Через полчаса вернулись домой трое детей хозяйки, гонявших в стадо корову. Хлебосольной мамаши дома не оказалось. В ожидании ее ребятишки отрезали и съели по ломтю хлеба. А через пять минут тоже все корчились в смертной агонии на полу.
Сбежались сердобольные соседки, подняли вопль. Потом явилась и сама мать. Оказывается, ее прятали те же соседки, и когда сообщили страшную весть о детях, она не вытерпела, принеслась домой.
Потрясенная, обезумевшая от горя, казачка то бросалась к холодеющим трупикам ребят, то отскакивала от них, словно ужаленная, рвала волосы, билась головой об угол стенки. А когда пришла в себя, рассказала все подробно.
Атаман Краснов разослал по всем станицам и хуторам, где предполагалось движение советских войск, строжайший приказ: ничего не давать красным. Оставлять хутора, засыпать колодцы, отравлять пищу. Создавались специальные группы диверсантов, в большинстве из женщин-казачек, фанатически настроенных против Советской власти. Действовала такая группа и в хуторе Чернышки. Руководила ею и готовила для всех диверсантов отраву жена хуторского атамана.
* * *После боев под Белой Калитвой, Жирново, Морозовской противнику стало ясно: на северо-восток, к Царицыну, идет сильная, боевая группировка, которую эпизодическими наскоками не сломить. Тогда поскакали гонцы, полетели телеграммы к Краснову, Мамонтову, Денисову с донесениями и требованиями принять срочные меры, выделить новые части. Ответ последовал короткий: всеми силами и мерами замедлять темп движения красных эшелонов, разрушать железнодорожные пути и станции. Это необходимо для того, чтобы выиграть время и подготовить войска к серьезному сражению на подступах к станицам Нижне-Чирская и Обливская.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});