Резервация разума - Сергей Самаров

– Понял, товарищ майор. Выполняю. Лечу к деревне.

И даже сидеть в кресле скутера при этих словах стал строже, хотя стойку «смирно» в кресле я не принимал.

Скутер, выполняя команду шлема, как обычно бывает, слегка опередил меня. Короткий отрезок пути я пролетел чрезвычайно быстро, не сумев ничего рассмотреть ни в мониторе, ни за стеклом фонаря кабины. Но, едва мы оказались над проваленными крышами домов заброшенной деревни, как скутер заставил меня интуитивно вцепиться в подлокотники. Я, конечно, знал, что какая-то невидимая мне сила создает в кресле эффект антигравитации, и пилота вжимает в кресло даже во время полета вверх ногами. Тем не менее, еще до того, как осознал это, руки вцепились в подлокотники мертвой хваткой. Скутер набрал нужную высоту, и стал делать фотографии мертвой деревни.

Только такая ли она мертвая?

Я сразу уловил на мониторе «планшетника» тепло, выходящее через разрушенную крышу третьей башни. И даже не успел подать команду своему квантовому киберкомпьютеру, как он начал действовать так, словно я уже отдал соответствующий приказ. Съемка к тому моменту уже закончилась, и скутер «свалился» в крутое пике, направляясь почти вертикально вниз. Только теперь я уже привык к своему положению, и за подлокотники не цеплялся. Тем более, что скутер падал быстрее, чем мог бы падать я, и потому вдавливал меня в сидение сам. Но скорость падения снизилась достаточно плавно, а я все равно из кресла не вываливался. Потом был произведен ловкий маневр, и мой транспорт без звука приземлился среди мелких камней склона, причем, острый его нос смотрел вниз, хотя и не под слишком большим углом. Угрозы съехать летательный аппарат не создавал, хотя со стороны это могло бы так и показаться. Но, видимо, у скутера были какие-то свои приспособления, типа якорей, что держали его на склоне.

Я предполагал, что квантовый компьютер выберет удобное место для посадки. И он выбрал как раз то, которое, скорее всего, выбрал бы и я сам – неподалеку от входа в башню, но с той стороны, куда не выходила бойница, следовательно, где меня изначально увидеть было бы невозможно. Фонарь кабины поднялся без звука. Я взял в одну руку автомат, в другую малую саперную лопатку – лучшее, как я считаю, оружие ближнего боя, и только после этого шлем поднял меня своей силой, и поставил на землю рядом со скутером, не зная, куда я решу пойти сам, и не собираясь лишать меня права выбора. Ночь была достаточно светлой, хотя луна «гуляла» где-то за высокими горами. Однако и света крупных мохнатых звезд вполне хватало, чтобы ориентироваться. Мне вспомнился минувший вечер, когда я прилетел на этом же скутере в этом же шлеме в ущелье, где располагалась база ктархов. Тогда шлем не помогал мне. Он, конечно, выполнял все мои приказания, потому что так заложено в его программу – подчиняться тому, кто шлем носит, но не помогал сам, не старался прочитать мои мысли, и опередить меня действиями. Наверное, он интуитивно чувствовал, что я противник ктархов. Более того, он наверняка знал, что мы с майором Медведем убили двух ктархов, прилетевших захватить нас или, как говорил позже адмирал, чтобы с нами договориться. Однако странные получились переговоры, если вместе майора Медведя мне подсунули эмира Арсамакова. Причем заранее договорились, как его подсунуть. Я не знал, как относится к смерти ктархов мой шлем, может быть, ктархи заложили в его программу свою философию о реинкарнации и о переселении в иные формы жизни, хотя, скорее всего, в этом случае он не был бы так активно настроен против стерехов. Но что-то он о реинкарнации знал. Меня это, впрочем, не сильно волновало. Я со скептицизмом относился к понятию того, что рядом существует бесконечное множество миров, и каждый мой поступок в зависимости от того, насколько он правомерен, оставляет меня в этом мире или уносит в иной, где жизнь идет по иному руслу, а смерть вообще позволяет родиться заново в теле ктарха или стереха или еще какого-нибудь существа. Или даже в теле другого человека. Может быть, даже противника моей страны. Я не желал углубляться в тонкости этой теории, поскольку приобрести конкретные знания возможности не было, а знания предположительные мне были не нужны. Здесь неизбежно должна вступать в дело религия, которая будет регулировать процесс реинкарнации. Кем родится человек после смерти – что определяет его дальнейшие жизни… И все это должно быть приспособлено и подстроено под массовый обман. А я прекрасно понимал, что любая религия есть ни что иное, как инструмент управления народом, регулирующий инструмент, чаще всего, проводящий регулирование с помощью мощного обмана. И не желал в это ввязываться. Понимая, где правда, а где ее нет, я не мог ничего изменить. И желал просто оставаться в стороне. Желал просто жить своей жизнью. И делать свое дело. Главное, всегда следовало оставаться честным перед самим собой, тогда и перед другими будешь честным. Это истина, которая выше любой религии. Но она позволяет выполнять свой долг и осознавать свое предназначение.

Оказавшись на земле, я начала опустил в нижнее положение предохранитель своего автомата, и аккуратно, стараясь не породить лязгающего звука, передернул затвор, досылая патрон в патронник. И только после этого поднял автомат к плечу, осмотрел сначала простым взглядом окрестности, выбирая места, где может кто-то спрятаться, и только после этого включил тепловизорный прицел, и просмотрел те же места уже в тепловизор. Опасности я не обнаружил. Если бы она присутствовала, то она выделяла бы тепло, и чуткий прибор показал бы это. После чего я перехватил автомат в левую руку, а в правую взял малую саперную лопатку. И даже не стал проверять пальцем острие лезвия. И без того хорошо знал, что оно заточено до острия бритвы, и, при желании, снимет с подбородка даже мою густую и седую щетину. Лопатка может использоваться и в качестве топора, и а качестве колюще-режущего оружия, если наносить прямой удар в выпаде, предположим, в горло. Если противник вооружен ножом, лопатка за одно мгновение сделает его и безоружным, и одноруким. Особенно она важна тогда, когда требуется соблюдение тишины.

Честно говоря, я надеялся встретить здесь стерехов. И уже мысленно подготовился сделать три быстрых круговых маховых движения, чтобы уничтожить за полторы секунды всех троих. При этом я помнил и о том, что здесь, в башне, мог быть человек, и именно он мог разводить огонь. Для себя, поскольку стерехам огонь не нужен. А это значило, что человек этот здесь вместе со стерехами, составляет одну компанию.

Честно говоря, мне люди все еще казались более опасными существами, нежели стерехи. Но, возможно, потому только, что я со стерехами не сталкивался. По большому счету, даже ктархи, правда, справедливости ради, стоит сказать, что произошло это уже после более основательного знакомства с ними, казались мне менее опасными, чем люди. Так, наверное, и было в действительности, потому что мораль ктархов проповедовала гуманизм, а человеческая мораль ставила гуманизм в очередь за целым рядом других жизненных принципов.

Как обычный военный человек, я не думал о морали, я готовил оружие. Подготовившись так, я двинулся вперед, сам себя не слыша, значит, хорошо шел, значит, и другие не должны были меня услышать, хотя остроту слуха стерехов я не знал, но предполагал, что их кошачьи уши намного более чуткие, чем человеческие.

Мой квантовый киберкомпьютер притих, и не мешал мне. Сообразительный! Понимал, должно быть, что трудно мне, не имеющему в голове десяти кубитов, обмениваться мыслями и, одновременно, соблюдать необходимую глубокую концентрацию. А концентрация в такие моменты бывает крайне необходимой. Следует идти, выдвигая вперед сначала одну ногу, потом подставляя к ней другую, но контроль шага должен быть отработанным до автоматизма, чтобы не задумываться, и не отвлекать внимание на мелочи. А основное внимание уделяется окружающему тебя враждебному миру. И указательный палец расслабленно лежит на спусковом крючке автомата. Стоит только неизвестно чему появиться в зоне наблюдения, как ствол готов резко развернуться в ту сторону, а палец готов сжаться, и дать короткую хлесткую очередь. И следует иметь крепкие нервы, чтобы не стрелять, например, в сову. Но сова умница, она хорошо себя проявила, и раскатисто ухнула перед тем, как попасть в мою зону видимости. А когда меня заметила, резко затормозила в воздухе, на манер летучей мыши, изломала направление своего движения, круто свернула в сторону, и быстро скрылась за второй башней. А я продолжил обход вокруг третьей. Шел я вплотную к стене, едва не задевая ее плечом, и потому, чтобы увидеть меня из узкой бойницы, требовалось высунуться из нее, что само по себе было делом нелегким, и, скорее всего, сопряженным с крутым матом. Но никто из бойниц не высовывался, никто не матерился, и я благополучно сделал круг, подойдя к воротам с другой стороны. Ворота были дощатыми, хилыми, и уже пару, наверное, веков, как прогнившими. Менять их и обновлять никто не собирался, потому что необходимости в башнях ни у кого давно уже не возникало. А в последние годы вообще-то и некому было этим заниматься.