Мост Вечности - Катерина Сергеевна Снежная

зрелый арктик, а я перестала дышать. – Максима Ли, мы снимаем с вас все обвинения, в том числе и подозрения в том, что вы шептун.

Я выдохнула с облегчением. Зал зароптал, зашумел. Арктики демонстрировали разочарование, волновались. Я смотрела на своих дядек, и доброго, и не очень. Ниршан торжествовал, а вот Гуй Ли нет. Теперь его взгляд будто приклеился ко мне, прилип и не отлеплялся. Словно он желал испепелить меня, сжечь, как средневековую ведьму на месте, можно даже без костра.

– Но, – повысил голос, выносящий вердикт. – Мы требуем, чтобы целостность Ци была восстановлена.

Я не сразу поняла, что он имеет в виду.

– Возражаю!!! – перекрикивая толпу, заорал Гуй Ли, и мужчины вокруг него замолкли. – Это может быть и моя Ци! Я ее опекун.

Зал взорвался громкими выкриками и обсуждениями. Пока я пыталась понять, что это означает. Следует вернуть чужую Ци. Значит обнимашки. Значит таухуа. Подняла потрясенные глаза на Ниршана, он тоже смотрел на меня.

– Значит, смерть, – прошептала одними губами, отчаянно, и он будто понял, что я только что сказала. Прикрыл глаза, отворачиваясь от меня, словно не хотел больше видеть.

Я же не смогу вернуть Ци без потери своей. Они же рядом эти точки, я видела снимок в больнице. Красная рядом с белой. Совсем близко. Весь гомон и голоса слились в посторонний шум. Тот, что гудит рядом, без различения слов и фраз. Мне вспомнилось напутствие отца Кирилла «Постарайся исполнить свой долг, и ты тут же выяснишь, в чем он состоит». Долг. Долг! Чертов долг. Это что ли мой долг?! Слезы навернулись на глаза.

– Я опекун и настаиваю на своей кандидатуре, – вопил Гуй Ли.

Столько желающих выкачать мою Ци. Я очнулась, наблюдая, как толпа арктиков спорит, кому достанется честь убить. Кого угодно это психологически задавит, размажет и сотрет в порошок. Нашла в толпе глазами Ниршана и жалобно улыбнулась, игнорируя скатившиеся слезы. Ну как тут не обрадоваться, он хранит молчание. Стоит и смотрит. А все эти бессмертные спорили, как свора голодных волков, кому достанется честь поживиться экзотичной Ци. Почти шептуна. Он понял, почему я так пристально смотрю на него, не дыша, и по-идиотски улыбаюсь.

– Выбираю тебя, – произнесла я, глядя на того, кто, отрицая предложенное, мотал головой, пока не выдохнул «Нет». Я же искала глазами судью.

Тот взмахнул руками, приказывая толпе замолчать, заткнуться. Добился желаемого через пару минут. Затем снова выразительно посмотрел в мою сторону.

– Я выбираю Ниршана Линя.

И снова возмущенный выдох толпы. Ропот несогласных. Крики о том, почему он. Несправедливо же. Судья снова заставил всех замолчать.

– Почему он?– спросил, желая угомонить толпу страждущих.

– Я проиграла себя в шахматы, – произнесла и не смогла сдержать нелепого смешка. Глупо радоваться этому, а смешно. – Есть свидетели – персонал кафе.

Они знают, я не лгу. Сканеры подтвердят это. Теперь все взоры обращены к арктику, пока тот смотрит мне в глаза, вопрошая «Ты хочешь эту игру, Максима»? И я изобразила жест, который показывала когда-то в детстве. Два пальца указательный и большой вместе, а между ними два миллиметра: «Одну новую, ну вот такую, дядя, малюсенькую-премаленькую».

Долг и выбор

Ниршан вернулся домой весь взвинченный. Вошел в кабинет, стянул с себя душащий галстук, тесный пиджак, ненужный ремень. Все по шагам. Затем на пол полетели башмаки и носки. За ними последовали запонки с дорогой белоснежной рубашки. Он закатал рукава и невидящим взглядом посмотрел на рабочий стол. Сколько лет он провел за ним? Сколько?

Привычным движением налил выпить. За этим столом он заключал сделки, подписывал указы, целовал женщин. Много женщин. Прекрасных и самых женственных на свете. Таких, чья эротичность сочилась в каждом вздохе, пьянила привлекательностью, сводила с ума желаниями. Сотни прекрасных созданий.

А убил он за этим столом всего одну. Летти. Он поклялся себе, что не будет второй. Никогда. Это же почти Вечность. И вечность по его ощущениям, по календарным таблицам не прошла. Не закончилась.

Он знал, что скоро сюда войдет Максима. Ее привезут по его решению, раз уж выпала такая честь. Палача. Убийцы! Максима будет второй.

Он до боли, до хруста в костяшках сжал бокал, желая сокрушить. Хрусталь не ломался, не трескался, держал давление. И тогда Ниршан швырнул его со всей силы в стол, так сильно, чтобы разлетелся на тысячу мельчайших осколков. Вдребезги. В пыль.

В ход пошли принадлежности со стола, с полок, все, до чего он мог дотянуться. Он крушил, разрушая, терзая. Мечтал взорвать все до основания, до фундамента. К такой-то матери, ко всем бездушным богам. На грохот сбежалась прислуга и мельком, из засады, заглядывая, тут же выскакивала обратно. Так как в тот момент внутри комнат раздавался звериный вой. Затем скулеж, шум и рычание. И снова грохот.

Ниршан крушил собственный дом.

Спустя полчаса Ласмир сообщил прибывшему Велигору, что хозяин в деловой части дома и занят. На вопрос чем, тот ответил, как есть, «Сносит все к чертовой матери. Вероятно, нас ожидает ремонт, сэр». Тот поднялся наверх и застал Ниршана крушащим стены. Ломались те неохотно, настолько, что тот не поленился и сходил за кувалдой.

– Э-э-э, я свой-свой, – сообщил он, когда тот, не вполне в себе, обернулся, практически не узнав его. Велигор поднял обе руки, демонстрируя ладони. – Я с миром.

Блондин несколько секунд приходил в себя, раздумывал, продолжая сжимать рукоять так, словно хотел сокрушить, затем опустил.

– Выпить найдется? Или нет?

Ниршан еще некоторое время соображал, не зная, что тому ответить. В кабинете он все разбил. Ласмир, вывернувший из-за угла, внес в просторную комнату, служившую когда-то утренней трапезной для гостей после светских приемов, серебряный поднос с графином и двумя бокалами. Ниршан указал на него.

– Видимо, да.

Велигор улыбнулся и опустил руки. Принял из рук Ласмира бокал, оглядевшись по сторонам, выбрал одно из менее запыленных кресел, уселся. Ниршан поставил кувалду у стены и последовал его примеру. Ласмир удалился.

Они пили молча, словно ждали, пока пыль уляжется. В доме стало так тихо, что казалось, будто он вымер. И теперь, со стороны, откуда-то из вечернего парка слышался стрекот сверчков. Слышалось, как ветер шелестит кронами деревьев, и приближается дождь.

– Ты помнишь, как все начиналось? – спросил Ниршан. – Помнишь Мост?

Если арктик заводил разговор о начале, про Мост, значит дело дрянь. Ведь в конце думают о начале.

– Мы были детьми, – отозвался Велигор.

– А еще братьями. И Кида.

Кида, родная сестра Велигора, подружка Ниршана. Учителя приводили их к Мосту Вечности по несколько человек. Мир с семью солнцами и его безжизненными равнинами полнился чудесами. Кто не хотел бы оказаться за гранью, в месте, где все возможно. Нужно только ответить на один-единственный вопрос. И Вечность исполнит все твои просьбы.

– А это помнишь? – спросил Ниршан, отпуская собственную