Президентский полк - Феликс Меркулов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— О'кей. Ничего не имею против. Вы сами решите, что следует сообщать, а чего не следует. Ну что, едем?
— Чуть позже, мне нужно дождаться одного человека. Он будет присутствовать при нашем разговоре.
— Кто этот человек? — насторожился Хоукер.
— Мой друг.
— Вы ему доверяете?
— Больше чем самому себе.
— Он в курсе ваших дел?
— Да, он всегда в курсе всех моих дел.
— По-моему, я знаю, о ком вы говорите. В наших досье он значится как Легионер. Потому что некоторое время служил во французском Иностранном легионе. У него польская фамилия типа Хальский. Не так ли?
— Яцек Михальский, — подтвердил Гольцов. — Вы довольно много знаете обо мне, Дон.
— Нет, Джордж. Мы знаем о вас не довольно много. Мы знаем о вас все. Иначе я не вышел бы на контакт с вами. Нам очень нужна ваша помощь. Вам тоже нужна наша помощь. Мы внимательно изучили ваше досье. Я понял, что вы тот человек, с которым можно говорить открыто.
— Даже не знаю, как расценивать ваши слова. Если это комплимент, то в устах американского разведчика он звучит очень двусмысленно. Что заставило вас сделать такой вывод?
— Ваше поведение в Литве во время известного кризиса. Ваше поведение в Лондоне, когда вы обвели вокруг пальца хваленую британскую контрразведку МИ-5. Но главное — ваш контакт с лордом Джаддом. На такой поступок способен не каждый. На такой поступок способен только тот, для кого интересы дела важней собственного благополучия.
В кармане Гольцова заверещал мобильник. Звонил Михальский. Не скрывая раздражения, он сообщил, что аккумулятор купил и будет через двадцать минут.
— Скажите, Джордж, чем объяснить странную позицию вашего молодого президента по отношению к Чечне? — поинтересовался Хоукер, решив с пользой истратить образовавшееся свободное время.
— Почему она кажется вам странной?
— Он полностью игнорирует мировое общественное мнение, никак не реагирует на призывы российской либеральной интеллигенции. Он наотрез отказывается вести переговоры о перемирии. Почему?
— С кем ему вести переговоры?
— Есть легитимный президент Масхадов.
— Он не представляет никого. В лучшем случае — бандитов вроде Басаева и Хаттаба. А им нужен не мир, им нужна передышка, чтобы зализать раны и собраться с силами.
— Да, мы располагаем информацией, что дела у них идут не лучшим образом, а их нынешняя активность очень напоминает агонию. Но ведь страдает мирное население.
— А как чувствовало себя мирное население Югославии, когда вы ее бомбили?
— Не выпускайте иголки, Джордж. На вас никто не нападает. Я хочу понять то, чего так и не понял за три года работы в Москве. У русских есть хорошая поговорка: худой мир лучше доброй войны. Был же в Чечне мир — почти три года.
— Я вам скажу, Дон, каким был этот мир. Вся Чечня была поделена на зоны влияния: Радуев, Басаев, Гелаев, Хаттаб, Бараев и еще два десятка полевых командиров. Они контролировали целые районы и устанавливали там свои порядки. Вы не можете не знать, какими были эти порядки. Открыто действовали диверсионные учебные центры. Каждый выпуск в центре Хаттаба сопровождался нападениями на нашу 136-ю бригаду в Буйнакске. Такая вот защита диплома. В советское время в Чечне жило около трехсот тысяч русских. Сейчас осталось тысяч пятьдесят-шестьдесят. И пик исхода пришелся как раз на эти годы мира. Из Чечни выживали не только русских. Бежали ногайцы, притеснялись осетины и все остальные народности. Чеченцы были объявлены высшей расой. Вам знаком этот термин?
— Да, его применяли нацисты в Германии.
— Поздравляю, Дон. Там, где вы учились, хорошо преподавали историю. Кстати, где вы учились? В Вест-Пойнте?
— Я закончил Гарвардский университет, факультет славистики. Там действительно хорошо преподавали историю.
— Каким образом вы оказались в ЦРУ?
— Самым естественным. Мне предложили работу в Лэнгли. Там нужны были специалисты в русский отдел. Условия меня устроили, работа понравилась. Так и дослужился до заместителя резидента.
— Какое у вас звание?
— Полковник. Но мы отвлеклись, Джордж. Вы говорили о мире в Чечне.
— За счет чего жила Чечня в эти годы мира? — продолжал Гольцов. — За счет разбоев. Угон скота, техники, захват заложников. Тех, кого не удавалось продать, превращали в рабов. До семидесяти тысяч рабов — вот сколько их было в Чечне. Самых настоящих рабов, Дон. Опустели целые соседние районы Ставропольского края. Их заселяли чеченские колонисты. Любое сопротивление подавлялось — приезжали боевики и наводили порядок. С Чечней было даже прервано железнодорожное сообщение — на поезда нападали и грабили всех подряд. Как называется такой режим, Дон?
— Криминально-этнократический.
— И за все это платила Россия. Отрывая рубли от пенсий стариков и от зарплаты учителей. Не знаю, сколько денег ушло в Чечню. Счет может идти на миллиарды. Долларов, Дон, а не рублей. И все они исчезали бесследно. Таким был этот мир в Чечне. И не вспоминайте пословицу. У нас есть и другая: не всякое лыко в строку.
— Значит ли это, Джордж, что вы поддерживаете политику президента Путина?
— Я не знаю, в чем заключается его политика. Я даже не знаю, есть ли у него вообще какая-то политика. Если он не предпринимает никаких активных действий в Чечне сознательно — я поддерживаю эту политику. Если же он ничего не делает, потому что не знает, что нужно делать, — что ж, это тоже не худший вариант.
— И многие в России думают так, как вы?
— Понятия не имею. Я говорю только о себе. У меня к вам тоже вопрос. Дон. Почему ваше правительство никак не реагирует на предупреждения нашего президента об опасности международного терроризма? Вы видите в бандитах борцов за независимость Чечни. Разве вы не понимаете, что это самые настоящие террористы?
— Это политика, Джордж. Для нас выгоднее считать Чечню внутренним делом России. Тем более, что юридически это так и есть. Мы вполне согласны с тем, что Чечня стала полигоном для террористов. Но признать это — значило бы признать и нашу ответственность за то, что происходит в Чечне. А у нас и без этого слишком много проблем. Палестинцы, косовские албанцы, афганские талибы, Иран. Поэтому нам и приходится вести такую игру.
— Вы заигрываете с террористами. Не боитесь, что доиграетесь?
Хоукер не успел ответить. Политическая дискуссия, в которую Георгия втянул цэрэушник, была прервана появлением темно-зеленого «лендровера» Яцека Михальского. Он поставил джип вплотную к «шестерке» Гольцова, молча отсоединил и выбросил в ближайший мусоросборник старый аккумулятор, так же молча вытащил из багажника новый, подсоединил и завел «шестерку». Потом заглушил, вытер ветошкой руки, захлопнул капот и только после этого обратился к Гольцову, который вместе с Хоукером вылез из «доджа» и с интересом наблюдал за действиями друга:
— Порядок. Ты ничего мне не должен. Считай, что это мой подарок к твоему дню рождения. Такие подарки я буду делать тебе каждый год. Это избавит меня от головной боли, потому что я никогда толком не знаю, что тебе подарить. И ты больше никогда не будешь будить меня по ночам из-за того, что у тебя сдох твой сраный аккумулятор. Возражения не принимаются.
— Спасибо, Яцек, — с улыбкой ответил Георгий. — Познакомься — полковник Дональд Хоукер, заместитель московского резидента Центрального разведывательного управления США.
— До чего же я люблю жизнь! — мгновенно отреагировал Яцек. — Русский ученый Пржевальский, который открыл одноименную лошадь, писал: «А еще я люблю жизнь за то, что в ней есть возможность путешествовать». А я люблю жизнь за такие вот неожиданные встречи. Привет, Дон. Если вы намерены нас завербовать, то учтите, что со мной ничего не выйдет. Я зарабатываю много даже по вашим американским меркам. А вот майора Гольцова попробуйте. Может получиться. Потому что зарплата у него всего сто тридцать долларов.
— В неделю? — удивился Хоукер.
— Если бы! В месяц!
— Господи помилуй! Джордж, это правда?
— А вы не спрашивайте у него, — посоветовал Михальский. — Вы загляните в помойку и посмотрите, на каком говне он ездил. И сразу поймете, правда это или неправда.
— Как же вы живете?
— Спокойно, — буркнул Георгий. — Потому что меня не волнуют никакие финансовые кризисы. Дон приглашает нас поужинать в Центральном доме журналиста и за ужином поговорить о проблемах, которые его волнуют. Как ты на это?
— Кто платит за ужин? — деловито осведомился Михальский.
— Правительство Соединенных Штатов, — усмехнулся Хоукер. — Из моего фонда на представительские расходы.
— Согласен, — заявил Михальский. — Кто же отказывается от халявы? Да еще за счет правительства США. Но предупреждаю, Дон: мы нанесем вашей экономике серьезный урон. Потому что я не соглашусь меньше чем на филе по-суворовски.