Друг стад (Айболит из Алабамы) - Джон Маккормак

— Что это за штука на морде у вашей свиньи? — изумлялись они.

— Никакая это не свинья, братец, а Берта Кинг! — ответствовал Уолдо. А на губе у нее всего лишь запал. Доктор отличненько его вылечит, как только мы зерно уберем. В два счета ей личико подтянет!

Запал у животного — все равно что нарост на дереве. Это может быть и абсцесс, и доброкачественная опухоль, и просто твердое, неопознаваемое утолщение, однако само слово отнюдь не относится к числу научных терминов, милых сердцу составителей медицинских словарей.

На время операции Кэти предпочла самоустраниться, что меня вполне устроило. Я знал, что шум и гам, неизбежные в таких случаях, ей по душе не придутся. Мы поймали Берту за кольцо в носу, — именно так свиней и ловят, и, как мы и ожидали, без пронзительного, затяжного визга не обошлось. Держу пари, слышали его миль за пять с подветренной стороны. Однако, едва начал действовать впрыснутый в вену пентобарбитал натрия, над загоном мгновенно воцарилась тишина. С самой операцией ни малейших проблем не возникло; никаких осложнений тоже не было. С трудностями мне пришлось столкнуться, когда пару недель спустя я возвратился снять швы. Не ожидая недоброго, я ступил на Бертину территорию, — и тут я сперва услышал, а потом и увидел, как свинья мчится прямо на меня, злобно всхрапывая чавкающей, слюнявой пастью. По спине у меня, прямо-таки снизу доверху, пробежал холодок. Я в панике вскарабкался на автоматическую кормушку, а свинья бушевала внизу, принюхиваясь к запаху хорошо запомнившегося чужака. Уолдо, спрятавшись за цилиндрической коробкой на пятьдесят пять галлонов, тихо ржал над моей злосчастной участью, а я с высоты сего благородного пьедестала изучал результаты своих хирургических усилий.

Шрам на Бертиной морде был просто прекрасен. Собственно говоря, никакого шрама и не было. Видны были только белые швы. Я нарочно не подрезал концы, чтобы выдернуть нитки не составило труда, и теперь они торчали из пасти, словно Берта вознамерилась отрастить белые щетинистые усы, причем только с одной стороны.

«Отличная работа!» — поздравил я сам себя, застыв, точно статуя, на конусообразной вершине кормушке.

— Уолдо, да убери ты отсюда свою свинью! — проорал я.

— Док, да это ж никакая не свинья, а Берта! — поправил Уолдо между приступами смеха. — И она отлично помнит, что вы с ней давеча сотворили!

Наконец при помощи нескольких колосков из яслей Берту удалось-таки увести подальше от меня. Я торопливо слез на землю и опрометью бросился к пикапу. Оттуда я громко проинструктировал и Берту, и Уолдо, что следует делать со швами, и в мгновение ока унесся прочь. А Уолдо, согнувшись вдвое, продолжал хохотать, — хотя этого я уже не слышал.

Тупица тоже поправился, и на здоровье больше не жаловался. Когда я видел его в последний раз, он пытался забодать своих сородичей, отгоняя их от трех кормушек сразу, чтобы дать волю своим неуемным аппетитам. Недавнее злоупотребление на нем ни капельки не сказалось.

В ветеринарах нечасто видят косметических хирургов, однако мои и коллеги и я то и дело в косметических целях обезроживаем телят, купируем уши некоторым породам собак и, по слухам, даже скунсов, бывало, обезваниваем, хотя в ветеринарии эта процедура воспринимается «в штыки». Я же всего лишь сделал «подтяжку лица» страхолюдине-свинье. Не самое увлекательное занятие; однако приятно думать, что если удаление морщин среди свиней войдет в моду, я всегда смогу применить навыки, отработанные на Берте Кинг.

15

Я никогда не считал, что обладаю достаточными познаниями о представителях конского племени и их владельцах, чтобы считаться «лошадиным ветеринаром», хотя и получил в ветеринарном колледже всестороннюю практическую подготовку. Я уже давно усвоил, что просто знать медицину и хирургию — далеко не достаточно. Чтобы вылечить больную лошадь, а здоровой — выгнать глисты, сделать прививку и подпились зубы, ветеринару требуются прикладные умения и навыки в том, что касается различных способов фиксации, — равно как и некое «чутье лошадника», подсказывающее, пускать их в ход или нет.

Людей и лошадей объединяет не только высокий интеллект и низкий болевой порог, у них и в характере найдется немало общего. Одни добродушны и покладисты, и на внешние раздражители реагируют терпеливо и безропотно; другие отличаются преподлым нравом и чуть что не по ним, так просто с цепи срываются. Но чем эти два вида различаются — так это предсказуемостью. Если в ходе последнего ежегодного профилактического осмотра конь-пациент попытался разнести хлев и изувечить всех, кто рядом, можно поручиться, что и в последующие годы он свое «шоу» непременно повторит. Сдается мне, представители рода человеческого чуть более склонны ко всякого рода «сюрпризам».

Впридачу «лошадники» изрядно отличаются от «скотоводов» и «собачников». В первый раз оказавшись в обществе любителя лошадей, поневоле приходишь в замешательство, хотя подобный опыт на многое способен открыть глаза. В то время как скотоводы жалуются, что, дескать, цены на скот неуклонно падают, — владельцы лошадей благоговейно декламируют родословные, словно отрывки из Гомера и Шекспира. И если хозяева домашних любимцев с пеной у рта разглагольствуют о том, как необычайно умны и преданны их собаки и кошки, энтузиасты-лошадники рассуждают о призах, полученных на скачках, различных способах лечить колики, а также и о том, к какому именно грузовику лучше крепить прицеп для перевозки лошадей.

— Так вот, есть у меня мерин, жеребенок от Веселой Белли и Четверка, который, пока его не кастрировали, ходил в производителях в «Бегущем Опоссуме». Вы, небось, слыхали, как его позабыли смазать перед тем, как в Алабаму везти, вот он и охромел. А теперь у него хронический ламинит, так что обе передние третьи фаланги изуродованы. Коновал-то ему копыта обрезал и подогнал круглые подковы, — те, что для копыт со слабыми пяточными стенками, но к тому времени у бедняги уже развился гастрит Бьюта — а кто виноват, как не ветеринар? В лошадях он вообще ни бум-бум. — Людям, далеких от коневодства, чтобы понять вышеприведенный жаргон, необходимо вооружиться словарем специфических терминов, да еще и мозгами хорошенько пораскинуть минуту-другую. Ну, то есть, не считая пассажа касательно того, что ветеринар в лошадях ничегошеньки не смыслит.

Я то и дело обращался к своим учебникам по конским болезням, внимательно читал и перечитывал главы, написанные Гиббонзом, Воном, Хофманом, Уитом, Гардом и другими прославленными специалистами по лошадям, стараясь ознакомиться со всевозможными разновидностями хромоты и прочих недугов, с которыми мне приходилось сталкиваться, — и научиться диагностировать и лечить их, должным образом проведя полный осмотр пациента. Но мало-помалу я убеждался, что самое трудное в лошадиной медицине и хирургии — это научиться предвидеть результат лечения. Бесспорно, в том, что касается этого навыка, опыт — лучший учитель.

Вопреки ожиданиям, «лошадником» я стал далеко не сразу. Вызов к кобыле Джеймса Брайанта лишний раз доказал это со всей очевидностью.

— Доктор Маккормак, не будете ли вы так добры заехать посмотреть захворавшую кобылу? — попросил Джеймс. — Похоже, она чем-то подавилась. — Я всегда с ужасом предвкушал вызовы по поводу асфиксии, — с этой проблемой справиться непросто. Когда жадная лошадь заглатывает еду слишком поспешно, комок сухого корма размером с два кулака закупоривает пищевод длиной от четырех до пяти футов. В довершение удовольствия, застрявшая порция пищи может оказаться глубоко в грудном отделе, что чревато сущим кошмаром и для лошади, и для ветеринара. Огромный рыхлый сгусток невозможно протолкнуть вниз или вытащить, не рискуя повредить еще больше уже воспаленную и, возможно, гангренозную пищеводную выстилку. Во многих таких случаях, даже при удачном излечении, остаются зарубцевавшиеся ткани, так что у пациента возникает предрасположенность к сходным проблемам в будущем.

Ферма мистера Брайанта находилась в южной части графства Самтер, у самой границы с Чокто. Я часто работал с тамошними коровами, а вот к лошади меня вызвали впервые. Дорога туда занимала минут двадцать; и за это время я успел прокрутить в уме все возможные диагнозы.

«Может, просто яблоком или грушей подавилась, — сказал я себе. Однако в это мне не особо верилось: для яблок и груш было еще слишком рано. Может, у нее мыт и повреждены нервы гортани», — размышлял я. Мыт мучительное и весьма заразное респираторное заболевание у лошадей, что зачастую осложняется образованием абсцессов на лимфатических узлах шеи. Затем я подумал о ботулизме, — этот недуг, во многих местностях весьма распространенный, вызывает паралич мышц. Я уже жалел, что не справился по телефону о подробностях: меньше пришлось бы нервничать в дороге. Мысленно я дал обет — в будущем досконально расспрашивать позвонившего клиента.