Возмездие - Семен Цвигун

Алеша с сожалением оторвался от патефона и медленно стал пробираться к дверям.

— Обожди! — окликнула Зина. — Мишутка тебе передал. — Она отдала Алеше финку с наборной ручкой.

— Ох ты!

— Ну вот и все, — сказала Зина.

Рядом обиженно сопел Полищук, делая вид, что ничего, кроме патефона, его не интересует. Зина улыбнулась лукаво и достала настоящую матросскую тельняшку.

— Чуть не забыла совсем… Возьми от меня, матрос, — передала она тельняшку онемевшему от восторга Полищуку.

Он зарылся в нее лицом.

— Тельник!.. Морем пахнет, братва…

Зина тем временем выбралась из землянки.

Зина шла по лесу, жадно вдыхая весенний воздух и улыбаясь чему-то.

Около землянки, неподалеку от сторожки, в которой был штаб отряда, Зина увидела девушку, стиравшую что-то в тазике.

— Эй! — окликнула Зина. — Здравствуй! А Наташка дежурит, что ли?

— Спит она.

— Вечно спит! Сколько можно? А ну вставай, поднимайся, рабочий народ! — И прежде чем девушка успела что-то сказать, Зина решительно спустилась к дверям землянки и толчком распахнула ее. — Ох, извини, ради бога!..

Наташа была не одна. Испуганно глядя на Зину, она сидела на нарах, подтянув к подбородку одеяло, из-под которого сбоку выглядывала стриженая голова Бондаренко.

— Зиночка, я сейчас… — пробормотала смущенно Наташа.

— Прости, подружка. Вот тебе с мужем на счастье! — Зина бросила на одеяло сверток и быстро вышла из землянки.

Пока Наташа разворачивала сверток, Бондаренко влюбленно смотрел на нее. Из свертка выпал маленький детский чепчик и распашонка.

— Ой, Сенечка… — Наташа счастливо рассмеялась.

— Откуда ж она узнала? — недоуменно спросил Бондаренко, гладя Наташины волосы.

В комнате для тяжелораненых лежал подполковник Федоров, поглаживая ногу, которая покоилась на лотке из дощечек. Напротив, на свободной конке, сидел майор Млынский. За перегородкой звякали инструменты, и доносились оттуда приглушенные женские голоса.

Подполковник нервно курил и ругался сквозь зубы:

— Какая нелепость!.. У меня девятьсот прыжков. На лес, на воду, на скалы!..

— Что же поделаешь? — посочувствовал Млынский.

— Заварил эту кашу, а мне приказали расхлебывать. Чего это вдруг ты стал сомневаться? Ведь что получается? Я же смотрел материалы: Хорн, несомненно, полезет в центре. Ясно как божий день. Так нет же: давай, давай! Вот тебе и давай…

— Значит, кто-то пойдет вместо вас.

— Кто? — Подполковник придвинулся к краю койки, поближе к Млынскому, и понизил голос. — У меня документы подполковника Бютцова…

— Фридриха фон Бютцова?

— Да. Инспекционная поездка, только что из Берлина… Человека для этого надо готовить не меньше двухтрех недель… Да и где его взять, этого человека? Черт! — Подполковник в сердцах ударил по дощечкам лотка и застонал от боли.

— А ваши люди?

— Они со мной. Мой шофер, мой денщик… Все документы подлинные, отметки проставлены самые последние, тут нашармака не проскочишь, ты знаешь…

— И все же попробуем…

— Только сами не вздумайте пробовать. Засыпетесь — чихнуть не успеете, и ребят моих под монастырь подведете…

Дверь приоткрыла Зина.

— У нас все готово к операции. Извините, товарищ майор!

Млынский поднялся, посмотрел на часы.

— Я сейчас информирую Центр о случившемся…

Охрим Шмиль сидел в легковой машине рядом с шофером, а на заднем сиденье ехал Занге.

Колонна грузовиков с солдатами, в центре которой была легковая машина, на рассвете подходила к деревне… Половина солдат была в форме СС, другая — в крепких полушубках и меховых шапках. На рукавах полушубков белели повязки…

Деревня, в которую въезжали грузовики, знакома нам по недавним событиям — Селищи.

Легковая машина свернула к дому Павлушкина, стоявшему на отшибе. Ворота, сбитые из толстых жердин, были распахнуты, и на лай рассвирепевшего пса из дома никто не вышел.

Занге и Охрим вылезли из машины.

Отсюда, с пригорка, деревня была как на ладони. Колонна грузовиков вытянулась во всю длину улицы и остановилась.

Четко повинуясь приказам своих командиров, солдаты, выпрыгнув из машин, сразу же направились группами к каждому дому… Загрохотали приклады по дверям.

Солдаты вломились в дом к той женщине, которую недавно выбрали председателем сельсовета. Она едва успела накинуть платок на плечи. Ее и двух ее ребятишек вытолкнули на улицу…

Учительница спала, когда ворвались в дом. Сбросили одеяло. Девушка пронзительно закричала, забилась в угол, к ней потянулись руки, порвали рубашку…

На карателей накинулись трое мальчишек лет по двенадцати. Они дрались с солдатами, как волчата, зубами и ногтями защищая свою учительницу. Одного мальчишку выбросили в окно — раздался звон разбитого стекла и треск выбитой рамы. Остальных, избитых, и учительницу выволокли во двор…

Из окон полетели книги, классная доска, сшитые из обоев тетради и глобус, тут же расколовшийся пополам…

Разгромили все в доме женщины, помогавшей Ирине Петровне при родах…

И у Анны Лосенковой хозяйничали оккупанты. Ничего не позволив взять, кроме грудного ребенка из люльки, ее и девочек, полуодетых, вышвырнули из дома.

Заливались отчаянным лаем собаки. Грохнул выстрел— и лай сменился пронзительным визгом. Панически кудахтали редкие куры…

Людей — а это были женщины, старики и дети — прикладами гнали по улице к полуразрушенной церкви.

На дальнем краю деревни загорелись дома…

Занге, наблюдавший за разгоравшимся пожаром, обернулся к Охриму и по-русски спросил:

— В таком освещении узнаешь майора Млынского?

— Узнаю, — кивнул Охрим.

В тот же день в Тарасевичах, в доме Маши, которая когда-то спрятала у себя раненого Алика, командир отряда «За Родину» Высокий сидел не снимая кожаной куртки, со стаканом давно остывшего свекольного чая.

Поставив стакан, Высокий проговорил, обращаясь к Косте и Алику:

— Спасибо за помощь. Без связей с подпольем нам туго пришлось бы… Вы молодцы!

Костя смущенно улыбнулся и ответил:

— Алик смелый парень…

— Ну хорошо, друзья, — сказал Высокий и обратился к Маше, которая все это время влюбленно смотрела на Алика, а теперь собралась было уйти. — Останься, Машенька, у нас от тебя секретов нет. Дело, ребята, серьезное, и время не терпит: каратели зверствуют. Напали на ту деревню, в которой недавно был Млынский. Грабят, жгут дома, людей согнали и заперли в церкви…

— Ужас какой! — с болью сказала Маша.

Костя сжал зубы.

— Отомстим…

— Само собой, отомстим, — подтвердил Высокий. — Но людей еще можно спасти.

— Вы думаете? — посмотрел на Высокого Алик.

— Я уверен. Если внезапно ударить сейчас по деревне, можно спасти людей. Вот только сил у нас маловато…

У Кости глаза горели от возбуждения.

— Млынский поможет. Я к самому Семиренко пойду!

— Тут, ребята, некогда формализм разводить, — жестко произнес Высокий. — Надо действовать немедленно!

— Тогда мы сразу отправимся к Млынскому! — сказал Костя.

— Это другое дело. — Высокий поднялся.

— А мне с вами можно? — робко спросила Маша.

Алик посмотрел на Высокого. И тот подтвердил:

— Конечно. Чем представительнее, тем лучше… И передайте майору — на рассвете мы выступаем и ждем его помощи…

— Ты не имеешь права идти! — говорил сквозь зубы Федоров. Нога его, забинтованная и вытянутая, с подвешенной гирей, после операции нестерпимо болела.

Млынский стоял напротив в шинели, с оружием, готовый к походу.

— Там люди сгорят…

— Ты командир Особого отряда, а не начальник пожарной команды, — жестко сказал подполковник. — Думай лучше, как проникнуть в закрытую зону квадрата 27. Расстрелять нас мало, если не сделаем этого…

— Я никогда не прощу себе, если в этой деревне погибнут женщины, старики и дети. Я обязан спасти этих людей…

— Вся наша война за людей, майор, — сказал Федоров, — за кого же еще мы воюем? Пошли две роты, а сам не ходи. Как старший по званию, я запрещаю, все! — И подполковник устало откинулся на подушку.

Роты Бондаренко и Бейсамбаева выстроились на краю поляны. С левого фланга стояли Костя и Алик с винтовками. Из землянки вышел майор. Командиры сразу подобрались, повернулись к нему.

— Командуйте, Хват! — сказал отрывисто Млынский.

— Есть! По местам, товарищи командиры!

— Горшков! — обратился к лейтенанту Млынский. — Ты должен остаться.

— Слушаюсь, — нехотя подчинился Горшков. Млынский повернулся к Зине.

— Так и не успели поговорить…

— Еще наговоримся, Иван Петрович, — улыбнулась Зина. — Счастливо оставаться!

Зина бегом заняла свое место в строю.

Хват уже дал команду:

— Равняйсь! Смирно! Напра-аво! Шагом марш!

Алик на ходу обернулся и увидел смотревших им вслед Горшкова и Млынского.

— Млынский остался!

— Эй! Разговорчики! — прикрикнул Хват. — Шире шаг!

Грохотал ресторанный оркестр. Музыканты были в поту от духоты и усердия. В чадной атмосфере царило какое-то исступление. На тесном «пятачке» больше толкались, чем танцевали.