Бог из машины - Людмила Астахова

«Крепись, Рэйс! – сказал он себе. – Ты же помнишь, что тебе еще писать рапорт в Адмиралтейство, докладывать Священному Князю и отвечать потом на каверзные вопросы эрны Мэрсэйл?» И уж это точно будет похуже, чем расписывать матушке ход битвы! Эрн Сэйлит еще десять раз успеет пожалеть, что не сгорел вместе со своим флагманом. И даже категорическое требование Устава касательно действий адмирала его не спасет.

Когда эрн Арвэйл со своими людьми взошел на «Эдолкарби», чтобы захватить его, то заметил идущий снизу дым и немедля приказал идберранский флагман оставить. Вскоре идберранский корабль был весь в огне, и вдруг мачта «Эдолкарби» упала на наш: искры посыпались в крюйт-камеру, которая была открыта по причине сражения. Мгновенно подняло «Княгиню Лэйнсилэйн» на воздух, эрн Арвэйл, штурман, и еще человек десять попали на обломки; прочие все, исключая выпрыгнувших за борт, погибли в волнах. Вслед за «Княгиней» взорвался и «Эдолкарби», и уже сцепившаяся с нами «Пелисца», чье имя означало «Огненная удача». Вот с какой иронией насмеялась судьба над идберранским кораблем! Я же тем временем перенес флаг свой на «Месть Морайг» и взошел на ее борт. Корабль «Кровь Кинэйда», вернувшись в строй, прошел сквозь неприятельскую линию, а «Месть Морайг» и «Расправа» со своей стороны повернулись против идберранского флота и в весьма близком расстоянии открыли пальбу. Продолжалась она, впрочем, недолго. В 14 часов пополудни противник обрубил якоря и в большом беспорядке вошел в глухой бассейн при Лейриарре. Об арьергарде повесть оказалась невелика: как и было предписано, он держался весь бой в отдалении и пришел, когда мы уже обложили Лейриаррскую бухту, но еще издалека стрелял из пушек на воздух.

Теперь у Рэйса зачесалось ухо. Кровь Морайг, уж не развел ли эрн Ройэлд, капитан «Мести Морайг», столь любезно уступивший генерал-адмиралу свою каюту, у себя на борту блох? Вот уж что было бы совсем неуместно! Хотя скорее всего это были просто истрепанные нервы генерал-адмирала в гремучем сочетании с усталостью и нестерпимой горечью потери. Никакая месть не утолит боль от гибели «Княгини». Пусть идберранский флот уничтожен, и, каким бы ни был исход этой экспедиции, Республика Идбер очень не скоро сможет восстановить силы, но… Кровь Морайг! Оддэйн и Белая Свора его! Жечь и топить конфедератскую сволочь!

Именно таким и был его приказ, отданный со шканцев «Мести Морайг», когда воспаленный взор эрна Сэйлита хищно нацелился на сгрудившийся в Лейриаррской бухте неприятельский флот. «Жечь и топить! Месть за «Княгиню», парни! Вырежем конфедератскую сволочь!» И еще пара-тройка выражений, каких точно не напишешь – ни в рапорте, ни в письме к матушке. И хриплый вой из сотен глоток моряков с «Мести Морайг» был ответом адмиралу, а вслед за ними этот древний кровавый боевой клич подхватили и с бортов других ролфийских кораблей. Над каменной чашей Лейриарра заполошно заметались чайки, а серебряный лик Морайг, когда заглянула она в ночные воды бухты, будто заранее умылся свежей кровью…

…Бухта при крепости Лейриарр, матушка, защищена была двумя мощными береговыми батареями, на западном берегу и на восточном. Противник же встал в две линии из 7 и 6 кораблей соответственно, прочие суда неприятеля выбрали позицию между линией и берегом. Дождавшись арьергарда, мы встали на якоря для бомбардировки, но покамест к укреплениям не приближались, ведя обстрел с удаления. Целью моей при этом было не столько нанесение фортам значительных повреждений, сколько создание над водою дымной завесы, дабы без помех соорудить из шнявы «Стрела» и корвета «Бдительный» два брандера. В 17 часов поставил я у входа в бухту на якорь бомбардирский корабль «Таран», с тем чтобы начал он обстрел вражеских судов. В полночь к «Тарану» подошел «Эйнсли», а полчаса спустя – «Кровь Кинэйда» и «Меч Конрэнта». В кильватере «Меча» пришли и брандеры. «Эйнсли», «Кровь Кинэйда» и «Меч Конрэнта» встали линией и атаковали неприятельский строй, «Таран» и фрегат «Гончий пес» – батареи на западной стороне бухты, а фрегат «Верный» и корабль «Расправа» – батареи восточной стороны. Прочие же корабли оставил я в резерве, сам же на «Мести Морайг» через четверть часа встал в линию баталии, также приказав открыть огонь. И вот в час пополуночи от выстрелов или «Эйнсли» или же «Крови Кинэйда» загорелся и взорвался корабль неприятеля. Горящие его обломки накрыли всю бухту, паруса стоящих в ней вражеских кораблей загорелись тоже. И почти тотчас же взорван был и второй неприятельский корабль. После этого мы прекратили пальбу, и в гавань вошли наши брандеры. «Стрела» сцепилась с уже горящим кораблем, а вот «Бдительный» прошел в глубь вражеского строя. Его командир, капитан-лейтенант эрн Дэйни, поджег запалы и вместе с командой покинул борт на шлюпке. Не успели они благополучно достичь «Эйнсли» (прошу Вас, матушка, сообщить благородной эрни Дэйни о в высшей степени достойном подвиге ее брата и добром его здравии), как «Бдительный» взорвался и поджег почти все оставшиеся в бухте корабли. К половине третьего утра еще 3 вражеских корабля взорвались, и до наступления рассвета та же судьба постигла и остальных. Захватить и вывести с незначительными повреждениями мне удалось только 2 корабля неприятеля, чтобы не оставлять эскадру мою совсем уж без призов. И вот сей страшный, но славный бой нами закончен. Засим и мне пора кончать мое письмо.

О себе скажу, что…

И тут Рэйс задумался снова. Про контузию, ожоги, а в особенности про чуть было не пробившую ему голову пулю писать не хотелось. Совершенно. Конечно, эрна Крэйдилейн не станет докучать сыну-адмиралу излишней заботой: это недостойно благородной владетельницы, да и возможности такой у матушки нет и не будет еще очень долго. Но к чему тревожить ее даже упоминаниями о незначительных этих ранениях? А не написать нельзя! Потому как эрна Крэйдилейн – не дура и прекрасно понимает: совсем невредимым из такого морского боя, как Лейриаррское сражение, не выходит никто – ни адмирал, ни последний юнга. И что же делать? По-ролфийски суровый и требовательный с подчиненными (а среди народа Морайг человека мягко-доброжелательного и покладистого никогда не назовут хорошим командиром – ролфи искренне считают, что чем громче на них рычат, тем лучше), перед матерью эрн Сэйлит откровенно робел, мгновенно превращаясь в застенчивого послушного мальчика, стоило ему сойти с борта флагмана своей эскадры и ступить на порог родительского дома. Даже Священные Княгини, обе сразу, не вызывали у Рэйса такого душевного трепета. Просто потому, что его богиня покамест смотрела на него глазами матери, а какой ролфи в здравом уме станет задирать хвост на богиню?