Веспасиан. Фальшивый бог Рима - Фаббри Роберт

— Это нужно ради самого Рима, и мы всё это понимаем, — продолжал рассуждать Корбулон. — Но поймёт ли Калигула?

— Конечно поймёт, — ответил Веспасиан, надевая набедренную повязку.

Губка на палке перешла к Магну.

— Или же он, став императором, расценит это как вмешательство в свои планы. Императоры, как известно, не совершают ошибок. Что будет, узнай он, что мы предотвратили его самую большую ошибку?

— А вот это мудро подмечено, господин, — поддакнул Магн, в последний раз пройдясь по ягодицам губкой. — Даже если сейчас ты считаешь Калигулу своим другом, вполне может статься, что впоследствии ты станешь для него напоминанием о его былых промахах.

— Видишь, Веспасиан, это понятно даже твоему слуге с его-то мозгами!

Магн взял ведро и опрокинул его на ноги Корбулону. Грязная вода выплеснулась ему на шлёпанцы.

— Дать тебе губку? — любезно спросил Магн, протягивая, разумеется, грязную.

— Итак, все присутствующие согласны, что мы должны положить конец козням Макрона, — объявила Антония, когда они снова собрались в её комнате. — Вопрос в другом: как сделать это с минимальным ущербом моим собственным интересам?

Все трое вопросительно посмотрели на неё, но только Азиатику достало мужества задать вопрос:

— Ты имеешь в виду интересы Рима?

— Это одно и то же, консул. Буду с вами честна. В течение последних нескольких лет я единственная, кто стоял между относительно устойчивой государственной властью и возвращением к гражданской войне. Поскольку Тиберий отгородился от внешнего мира, удалившись на Капри, на мои плечи легла тяжкая ноша стравливать друг с другом фракции в Сенате, дабы ни одна не захватила себе слишком большую власть. Именно мне пришлось решать вопрос с Сеяном. Тиберий был слеп и не замечал его козней, Сенат же — слишком напуган, чтобы сказать хотя бы слово против.

Азиатик открыл было рот, чтобы возразить.

— Избавь меня от твоих аргументов, консул. Вы были в храме Аполлона, когда Сенат собрался на заседание, полагая, что им предстоит проголосовать за трибунские полномочия Сеяна. Скажи мне лучше, если бы в письме Тиберия содержалась такая просьба, каковы были бы результаты голосования?

Азиатик надул губы.

— Проголосовали бы единогласно, — был вынужден признать он.

— Верно, потому что любой сенатор испугался бы голосовать против. От мук совести были бы избавлены лишь те, кто, «случайно» забыв про заседание, разъехались по своим поместьям, а также те, кто имел несчастье накануне съесть несвежих креветок.

В ответ на её слова Корбулон тотчас ощетинился, что не скрылось от Веспасиана. Именно этим тот объяснял своё отсутствие на том заседании.

— Мне понятен твой довод, матрона, — признался Азиатик.

— У меня и в мыслях нет оскорбить тебя лично, консул. Я лишь говорю о фактах, каковы они есть. Для меня важно, что когда моего деверя не станет, я по-прежнему смогу оказывать влияние на политику Рима либо через моих внуков, Гая или Гемелла, либо через сына Клавдия. Кстати, в последнее время я всё чаще склоняюсь в пользу такого выбора... — Антония выдержала паузу, давая присутствующим возможность побороть замешательство. — Я ещё об этом скажу. А пока давайте подумаем, как нам помешать планам Макрона, не вызывая у него подозрений. Потому что стоит ему заподозрить, что за этим стою я, как он поведёт себя, словно загнанный в угол зверь. Не пройдёт и месяца, как и Тиберий, и я будем мертвы. Если я попытаюсь сорвать планы Клавдия и Нарцисса по продаже договоров, это тоже его насторожит. Если же Гай пойдёт на попятную и откажется от своего обещания, Макрон также узрит в этом мои происки. Что же нам делать?

— Устранить его, как ты устранила Сеяна, — предложил Азиатик.

— Я уже сделала в этом направлении кое-какие шаги. К сожалению, это долгий путь, если только не подослать к нему наёмного убийцу, от чего лично я воздержалась бы. Нам не нужен мятеж преторианской гвардии, которая, как вам всем известно, ему верна и истолкует его убийство как покушение на свои привилегии.

— Не лучше ли устранить Поппея, домина? — предложил Корбулон с мстительным блеском в глазах. — Нет его, не будет и денег.

— Да, но как? Если я выдвину против него обвинения в измене, Макрон тотчас насторожится. Более того, догадается, что я в курсе его замыслов.

— В таком случае прикажи его убить, — предложил Веспасиан, отказываясь верить собственным ушам.

Сколь же короток оказался путь от получения взяток до предложения убить человека!

— Это имело бы тот же результат, — ответила Антония, без колебаний отвергнув его идею.

— Но только не в том случае, если он умрёт от вроде бы естественных причин.

Антония в упор посмотрела на него. Её губы медленно растянулись в улыбке.

— Отличная мысль, Веспасиан. Это должно сработать. Если Поппей умрёт, Макрон подумает, что ему просто не повезло, и станет подыскивать другого продажного толстосума, на что могут уйти месяцы, если не годы. Что ж, очень даже разумно.

— Да, но как? И кто возьмёт это на себя? — спросил Азиатик. Доводы Антонии его не убедили. — Вряд ли мы сможем внедрить в его дом своего человека, который бы задушил его во сне подушкой. Да и вообще, там слишком много людей, поэтому все на виду.

— Это сделаю я, — негромко предложил Корбулон. — Понимаю, что это не слишком достойный способ убрать сенатора. С другой стороны, он ведь тоже пытался меня убить, причём ещё менее достойным способом. Так что будем считать, что это мой шанс отомстить ему. И я им воспользуюсь.

Веспасиан знал: он больше никогда не сможет посмотреть Корбулону в глаза. Ведь кто, как не он сам, предложил столь низкий способ убрать их общего врага, а вот о собственном участии даже не заикнулся.

— Я помогу тебе, Корбулон, — поспешил он загладить промах, правда с камнем на душе.

Где же те высокие идеалы, которые он проповедовал, когда десять лет назад впервые приехал в Рим? Увы, они разбиты вдребезги. В этот момент он понял, что готов на всё, лишь бы тот образ Рима жил в его сердце и дальше — Рим, которым правит честь, Рим, свободный от гражданских войн, которые положили конец республике. И вот теперь он предлагает защитить этот образ с помощью убийства. Как бы смеялась сейчас над ним его бабка Тертулла, будь она жива, подумал он.

— Спасибо вам, господа, — искренне поблагодарила их Антония. — Знаю, всё это противоречит тому, во что вы привыкли верить. Но я никогда бы не просила вас об этом, будь у меня иные возможности.

Веспасиан и Корбулон посмотрели друг на друга и хмуро улыбнулись. Оба знали, что только что вызвались сделать нечто такое, за что им никогда не будет прощения.

Азиатик прочистил горло. Только что принятое решение его отнюдь не радовало. Тем не менее он понимал, что иного выхода у них нет, и потому перевёл разговор в практическое русло.

— Как же нам достичь нашей цели, если мы решим сделать это в его же доме? Ведь это практически невозможно.

— Только не яд, — сказала Антония. — Его пришлось бы давать долго и мелкими дозами, чтобы со стороны показалось, что Поппей медленно умирает от какой-то загадочной болезни. К тому же это предполагает постоянный доступ на кухню.

После этих слов за столом воцарилось молчание. Все судорожно пытались придумать способ убить человека так, чтобы его смерть показалась естественной, причём не в постели и не за рабочим или обеденным столом.

В конце концов молчание нарушил стоявший в двери Палл.

— Могу я чем-то помочь, домина?

Антония обернулась в его сторону.

— Не сомневаюсь, что у тебя найдутся ценные соображения, Палл. Я всегда рада их слышать, так что можешь прийти нам на помощь.

Управляющий сделал шаг вперёд от двери.

— Ты добра ко мне, домина. У меня есть лишь одно замечание. Если вы хотите, чтобы всё выглядело убедительно, это нужно сделать без свидетелей, а вот тело должно быть найдено в публичном месте. Если мы исключим убийство Поппея в его собственном доме, нам следует найти другое укромное место. Где ещё в Риме бывает Поппей? Куда он ходит? В Сенат, бани, суды? К друзьям на пиры? Ни одно из этих мест нельзя назвать укромным. Он никогда не примет приглашение от тебя, домина. Что касается дома старшего консула, совершать подобное деяние там не пристало — это означало бы утрату всякой порядочности и чести.