Месть венецианки - Жанна Лаваль

Двое скрылись в кустах, остальные же заняли позиции для атаки. Каждый выбирал холмик или камень поудобнее. Над бухтой повисла напряженная тишина. Все пираты всматривались в море, откуда должна была появиться «Большая Берта». Чуть позже с берега прибежали Флери и Коротышка, волоча за собой с полдюжины мушкетов.

Вновь воцарилась тишина. Кто-то хотел закурить, но его остановили грубым окриком. Солнце поднялось достаточно высоко, и вот-вот лагерь мог пробудиться — тогда будут обнаружены похищенные мушкеты и неожиданной атаки не получится. Пираты уже начали волноваться. В тишине были слышны их тихие проклятия. Наконец, из-за скалы показался корабль, и тут же прохладный утренний воздух прорезал хлопок пушечного выстрела. За ним второй, третий. Пираты — все как один — бросились в атаку. Матросы венецианского брига были захвачены врасплох и выглядели совершенно беспомощными. Клаудиа перебегала от палатки к палатке, пытаясь отыскать того человека, ради которого затеяла всю эту кампанию, но тщетно. Не было его и среди офицеров. Очевидно, командир брига не сходил на берег и находился на корабле.

Не прошло и пяти минут, как все было кончено. Большинство матросов и офицеров даже не успели оказать сопротивление. Теперь они стояли перед пиратами и представляли собой жалкое зрелище. Многие были полураздеты и протирали сонные глаза, не понимая, что происходит. Пираты по-хозяйски ходили по палаткам, размахивая пистолетами и собирая все, что имело какую-нибудь ценность. С офицеров были сняты все цепочки, перстни и дорогая одежда. Теперь своим жалким видом они ничем не отличались от матросов.

Клаудиу больше интересовало, как обстоят дела на кораблях. Там происходила какая-то суета, доносились отдельные выстрелы. Она уже хотела послать шлюпку на помощь абордажной команде, но в это мгновенье венецианский флаг медленно пополз вниз, и она с облегчением вздохнула.

— Свяжите пленных! Соберите все барахло, возьмите их шлюпки — и быстрее на корабль!

Клаудиа спокойно отдавала распоряжения. Дело было сделано, но теперь ей предстояло самое главное.

— Скажите капитану, чтоб он прихватил с корабля их командира! Я жду.

Когда шлюпка отделилась от корабля и начала медленно приближаться к берегу, Клаудиа пристально всмотрелась в фигуры сидящих в ней людей. Вот пираты, вот Рене, сидящий на корме, а рядом с ним… Она тотчас же узнала его…

Шлюпка приближалась, и теперь Клаудиа уже видела его глаза. Они смотрели на нее пристально и неотрывно, и что-то странное было в этом взгляде… То ли упрямство, то ли страх, а может быть, раскаяние.

Наконец шлюпка уткнулась в песчаный берег. Джан Контарини сразу направился к Клаудии. Он учтиво поклонился и холодным, едва слышным голосом произнес:

— Вы обхитрили меня. Теперь судите, я готов принять кару.

— Очень трогательно, синьор, что в вас наконец проснулось благородство, — ответила Клаудиа. — Во всяком случае, надеюсь, мне не придется стыдиться вашей трусости, как это уже имело место с князем Альдо Рокко.

— Мне следовало сразу догадаться, что бедняга Альдо пал жертвой не пиратов. Но кто мог подумать, что вы воскресли из мертвых?

— Вы неглупый человек и как будто верующий. С того света иногда возвращаются. Или вы не верите в историю с Иисусом? — Она невольно улыбнулась, ибо чувствовала, что крепко задела религиозные чувства Джана.

Это была странная вера. Он много грешил, с успехом проворачивая множество вполне меркантильных дел, добрая часть которых не обходилась без какого-нибудь злодейства. Его набожность стала предметом многочисленных шуток в Венеции, ибо всякая его исповедь истолковывалась людьми не иначе как признак только что совершенного проступка. Он грешил и каялся — и был, как ни странно, искренен в своем лицемерии, ибо, не покаявшись, он не мог грешить. Он давно уже чувствовал, что дамоклов меч вознесен над ним, и молил Бога, чтобы тот повременил с исполнением приговора. Но всему есть свой срок, и в эту минуту Джан Контарини понимал, что его час пробил.

— Господь помутил мой рассудок. Ведь было очевидно, что это ловушка. Когда Альдо пришло то роковое письмо от того торговца скакунами… как его там…

— Абу аль-Вазира.

— Да. Я сам отговаривал князя снаряжать корабль. И теперь вот… Какой же я глупец!

— Вы не глупец. Просто вы очень любите драгоценные камешки. Признайтесь, вы поспешили сюда, думая, что удача сама плывет к вам в руки? — Клаудиа с усмешкой смотрела на своего врага.

— Но я действительно слышал легенду о том, что на этом острове император Константин XI велел построить в скале монастырь и спрятать там от турок сапфир «Око Господне».

— Да, это красивая легенда…

— И когда греческий монах написал мне… То есть теперь я знаю, что это написали вы… в общем, когда пришло письмо, я решил, что вряд ли это случайно…

Клаудиа рассмеялась. Она не ошиблась, когда решила сыграть на его невероятной жадности и стремлении заполучить знаменитый сапфир.

— Почему вы смеетесь? — Он явно злился, чувствуя себя дураком.

— Вспомните, Джан, от кого вы впервые услышали эту легенду? Ну же!

— Это было слишком давно. Я не помню, да это и не важно уж теперь.

— Ошибаетесь, охотник за брильянтами!

Она подошла к нему ближе, чтобы еще раз увидеть растерянность и разочарование на лице этого мрачного человека, до сих пор уверенного в себе.

— Это очень важно. Потому что легенду рассказала вам я.

— Кто?! Вы?

— Представьте себе, барон. Это было около двух лет назад, после моей свадьбы, на маскараде. Вы помните маску богини мести?

— Да, помню! Такая страшная старуха с развевающимися змеями вместо волос и факелом в руках.

— Под этой маской была я. Кто бы мог подумать тогда, что маску богини мести я надевала тогда не в последний раз. Кто бы мог подумать…

Барон отвернулся от Клаудии и упал на колени, устремив взгляд к небесам.

— Господи, я знал, что ты давно готовишь мне расплату, и этот час настал…

— Эту легенду я тогда рассказала вам просто так, потому что накануне услышала ее от Себастьяно, а он привез ее с Крита. Так что это не я, а он заманил вас сюда.

— О Господи, этого еще не хватало! Только не он!

— Когда я писала вам письмо, барон, я ужасно боялась, что вы догадаетесь. Вы могли вспомнить наш дом, Себастьяно, маску и догадаться, откуда вам грозит опасность. К тому же незадолго до этого погиб ваш лучший друг Альдо Рокко. И при весьма сходных обстоятельствах.

— Господи, покарай же меня за глупость! — причитал Джан.

— Но вы не догадались, и, наверное, это не случайно. Не случайно и то, что вы здесь. После того как вы предали Себастьяно, ваш путь сюда был предрешен.