Стихи и поэмы - Константин Фофанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
108.
Что может мозг создать, изобразить чернила, Как может передать мой дух восторг любви, Что нового сказать; где творческая сила, Чтоб выразить любовь и качества твои? Ничто, мой юноша прекрасный, — но порою Счастливо повторять я каждый день готов Все то же самое молитвою святою: Твоя любовь во мне, в тебе моя любовь. То вечная любовь, ее не разрушает Стремленье времени завистливым серпом, Перед морщинами она не отступает И старость делает навек своим пажом, Предчувствуя, что мысль любви родится там, Где внешностью любовь подобна мертвецам.
109.
О нет, не говори, что сердцем пред тобою Я изменил, хотя слабей в разлуке пыл. Скорей расстануся без страха сам с собою, Но не с душой, что я в тебе похоронил. Любовь моя — очаг, и если я скитаюсь, То возвращаюсь вновь к нему, как пилигрим; Сам приношу воды, с дороги омываюсь, Стирая пятна, пыль, — и греюсь перед ним. И если есть во мне те слабости, так трудно, Так горячо у всех волнующие кровь, То и тогда не верь, чтоб мог я безрассудно Растратить без тебя всю страсть и всю любовь, — И верь — вселенную я ни во что не ставлю, Тебя, о роза, я одну люблю и славлю.
Шиллер Иоганн Кристоф Фридрих
Юноша у ручья[3]
У ручья красавец юный Вил цветы, печали полн, И глядел, как, увлекая, Гнал их ветер в плеске волн. "Дни мои текут и мчатся, Словно волны в ручейке, И моя поблекла юность, Как цветы в моем венке!
Но спросите: почему я Грустен юною душой В дни, когда все улыбнулось С новорожденной весной. Эти тысячи созвучий, Пробуждаясь по весне, Пробуждают, грудь волнуя, Грусть тяжелую во мне.
Утешение и радость Мне не даст весна, пока Та, которую люблю я, И близка и далека… К ней простер, тоскуя, руки, — Но исчез мой сладкий бред… Ах, не здесь мое блаженство — И покоя в сердце нет!
О, покинь же, дорогая, Гордый замок над горой! Устелю твой путь цветами, Подаренными весной. При тебе ручей яснее, Слышны песни в высоте, — В тесной хижине просторно Очарованной чете".
Биография
КОНСТАНТИН ФОФАНОВ родился 18 (30) мая 1862 в Петербурге. Дед его, как сообщает сам Фофанов, «был привезен в Петербург двенадцатилетним мальчиком из Олонецкой губернии», работал «мыльщиком в бане», но в конце концов выбился в люди — стал «купцом третьей гильдии и уже имел кожевенную лавку». «Отец… имел лесной двор». Систематического образования не получил — учился в дешевых частных пансионах, много читал: «десяти лет почти знал наизусть Горе от ума и обожал Пушкина».
Писать стихи начал в отрочестве, в четырнадцать лет подражал Некрасову, в шестнадцать-восемнадцать увлекся Библией и написал множество стихотворений на библейские темы в возвышенно-народническом духе. Одно из них в 1881 появилось в газете «Русский еврей» под псевдонимом. Другое, Таинство любви, написанное в 1885 и напечатанное в 1888 в журнале «Наблюдатель», вызвало разбирательство в Синоде и закрытие журнала. Оно было уже едва ли не сотой публикацией: Фофанов постоянно печатался в иллюстрированных изданиях и в суворинской газете «Новое время», а в 1887 почти все написанное было собрано в книге «Стихотворения». За год до этого поэт «безвременья» 1880-х годов С.Надсон приветствовал в лице Фофанова «большое дарование чисто художественного оттенка». Литературный обозреватель «Нового времени» В.Буренин, со своей стороны, противопоставлял «наивную, небрежную, даже порой неряшливую музу» Фофанова «фразистой рутине» Надсона и надсоновщины. Первый же сборник Фофанова привел в восторг И.Репина, который познакомился с поэтом, написал в 1888 его портрет и оставался другом Фофанова до конца его дней. При активной поддержке Я.П.Полонского сборник был выдвинут на соискание Пушкинской премии Академии наук, которой, впрочем, не получил из-за языковых и стилистических вольностей автора. Их отмечали и более снисходительные читатели (в том числе Толстой, Лесков и Чехов), но относили за счет поэтической непосредственности.
Мечтательная меланхолия, устремленность в «сказок мир воздушный», «поэзия полутонов и полузвуков, передающая душевное состояние, промежуточное между радостью и горем» (Г.Бялый) — все это было вполне созвучно «сумеречной» эпохе, и недаром время от смерти Надсона (1887) до смерти Александра III (1896) критики именуют «фофановским» периодом истории русской поэзии. Первый сборник имел умеренный, но несомненный успех, и издатель «Нового времени» А.С.Суворин, не без оснований считавший Фофанова своей креатурой, выпустил в 1889 его вторую книгу под тем же непритязательным заглавием. Третья книга Фофанова называлась «Тени и тайны» (1892). В том же году в издании «Московской иллюстрированной газеты» вышла его пространная повесть в стихах. Барон Клакс — своего рода переделка Евгения Онегина. Итоговым можно считать стихотворное собрание в пяти частях, выпущенное в 1896 тем же Сувориным; его дополняет сборник «Иллюзии» (1900).
В 1887 году поэт женится на Лидии Константиновне Туполевой — красивой девушке, самоотверженно любившей его. История любви была романтична. Они познакомились, когда она была 14-летней восторженной гимназисткой, увлеченной его стихами.
Переживший в начале 1890-х годов тяжелое психическое заболевание и страдавший алкоголизмом Фофанов прожил последние десять лет жизни — первую декаду нового столетия — в пьянстве и нищете. По-прежнему многочисленные стихи его (всего им написано свыше 2000 стихотворений, не считая поэм, сказок, баллад и т. п.) печатались в массовых газетах и журналах; он подготовил к печати еще два сборника: «Эфиры» (стихотворения 1901–1906) и «Крылья и слезы» (стихотворения 1907–1911), но издателя для них не нашлось. Удалось опубликовать лишь две тоненькие брошюры: После «Голгофы» (1910) и поэму в октавах «Необыкновенный роман» — опять-таки «переделку» пушкинского Домика в Коломне. Читатели Фофанова остались в прошлом; стихи в лучшем случае не имели отклика (Блок в 1910 назвал их явлением «нововременской культуры»). Однако же и Мережковский, и Брюсов, и Горький относились к нему с почтением и безусловной симпатией; сын его, взявший звучный псевдоним Олимпов, был вместе с начинающим Игорем Северянином основателем «эгофутуризма», предтечами которого Северянин провозгласил Фофанова и поэтессу М.Лохвицкую. И программа, и самое существование «эгофутуризма» крайне сомнительны; однако некоторая преемственность все же наблюдается. К поэзии Северянина в немалой степени относится типологическая характеристика, данная творчеству Фофанова в Очерках по истории русской литературы (СПб, 1907) С.Венгерова: «Он почти никогда не берет русских сюжетов, а удаляется — за море, в Японию, в Палестину, в Скандинавию, в сказочное царство царевича Триолета, потому что это освобождает его от обязанности описывать точно и определенно… в его видениях реют только эльфы, феи, мелькают заморские царевичи, рыцари… часто стихотворения его обусловливаются не содержанием, а музыкальными особенностями того размера, который его в данный момент пленил». Отмечает Венгеров и «нарядность поэтического стиля, переходящую в крайнюю вычурность». При всех этих свойствах творчество Фофанов признается, однако, своеобразным, существенным и в известной мере плодотворным явлением русской поэзии конца 19в.