Объятия незнакомца - Шелли Такер

Пальцы замедлили дробь, остановились. Арман закрыл глаза. Удача. Она всегда была с ним, потому-то он и уцелел в ту страшную ночь, когда его перевернувшаяся коляска с грохотом катилась под гору. Он отделался несколькими синяками и царапинами да кратковременной потерей сознания.

Хотя по всем правилам игры должен был погибнуть.

Он прислонил голову к склизлой каменной стене. Чувства во сто крат сильнее страха снова настигли его. То были угрызения совести. И скорбь. Ее свинцовую тяжесть он ощущал и днем и ночью, во сне и наяву.

Вероника. Он помнил улыбку, озарявшую ее лицо всякий раз, когда она хвасталась своими кавалерами, насмешливый блеск ее глаз, когда она принималась поддразнивать его или Мари. Помнил ее немой восторг при виде очередной дешевенькой безделушки, которые он привозил ей из Версаля.

С юным, несокрушимым оптимизмом смотрела она в будущее, веря, что оно несет им всем счастье.

И вот ее нет. Ушла. Навсегда.

И в этом виноват он.

Боль пронзила его сердце. Он сжал кулаки, превозмогая ее. Он бы отдал все, чтобы вернуть тот день, когда впервые встретился в Версале с Шабо. Вернуть и все изменить. И начал бы он с себя: с собственной жадности.

Глупой, бессмысленной жадности.

Рывком поднявшись с кресла, он прошел к двери. Дверь была заперта. Господи! Сумма, которую предложил ему тогда Шабо, так ошеломила его, что он даже не поинтересовался у него, кто он таков и для чего ему удобрение. Отдав образец удобрения и получив свои деньги, он тут же направился к лучшему портному Версаля.

Думая, как обычно, только о себе.

Он тщеславно тешил себя надеждой, что именно он, Арман ле Бон, восстановит былое могущество рода ле Бонов, меж тем как позаботиться следовало бы о восстановлении репутации семьи.

Он прошел на место и, глядя на дверь, медленно опустился в кресло, как вдруг ощутил, что в его душе пробуждается какое-то новое, неведомое чувство, какая-то холодная решимость, почти что... бесстрашие.

Если Шабо потерял терпение и теперь намерен лишить его жизни за то, что Арман целый месяц водил их за нос, что ж, значит, так тому и быть. У него осталась только одна сестра, и он обязан уберечь ее.

Пусть даже ценой собственной жизни.

Арман сделал глубокий вдох, пытаясь унять учащенно бьющееся сердце. Он достойно встретит уготованную ему смерть.

Когда он впервые очнулся и обнаружил, что находится под стражей, эти люди показались ему необыкновенно сердечными. Они беспрестанно извинялись, со скорбью на лицах сообщили ему, что Вероника погибла, а Мари получила серьезные повреждения головы и потеряла память. Они уверяли, что поместили ее в лучшую лечебницу Парижа.

Шабо был так любезен, что пожелал лично, вместе со своим лейтенантом Гайаном, сопроводить Армана в Бастилию – разумеется, ради его же «безопасности», где его ждут прекрасно укомплектованная химическая лаборатория и несколько ассистентов из университета. Они очень сожалеют, но его дом сгорел, и поэтому не будет ли он так добр воспроизвести свое удобрение в их лаборатории. И по возможности быстрее. У них, к сожалению, не осталось ни крошки из того образца, который он дал им... Но ведь ему не составит труда создать его заново, не так ли?

Арман бормотал в ответ что-то невразумительное. Тогда они принялись взывать к его патриотизму. Упомянули как бы невзначай о полученной им сумме, сказали, что его величество щедро вознаградит «труды молодого гения».

Ни у кого из них даже не возникло подозрения, что тот, которого они считают гением, ни черта не смыслит в химии.

Он отказался от сотрудничества, и не прошло и дня, как их любезности перешли в угрозы. Если он не сделает этого, то поплатится жизнью, сказали они. Не только своей, но и жизнью сестры.

Последний аргумент явился решающим. Рисковать жизнью второй своей сестры он не имел права. Пока они не заподозрили, что удобрение создала она, она была в безопасности. Может быть, ей удалось бы даже сбежать из лечебницы. Он хорошо знал сестру: любое посягательство на ее свободу вызывало в ней протест. Неважно, помнит она что-нибудь или нет, но она сделает все, чтобы вырваться на волю.

Он приступил к работе, предупредив, что контузия повлияла на его мыслительные процессы, и без записей работать ему будет непросто, так что рассчитывать на скорый результат нельзя, им придется набраться терпения. С помощью ассистентов и тех скудных представлений о химии, которые он вынес, наблюдая сначала работу деда, а потом Мари, ему даже удалось ввести их в, заблуждение.

До поры до времени.

Арман развалился в кресле, так чтобы со стороны казалось, что он просто отдыхает. Они, конечно, уже поняли, что он не в состоянии дать им ничего мало-мальски стоящего, сообразили, что автором удобрения является кто-то другой, И решили, вероятно, что пора кончать тянуть волынку.

Странное, необъяснимое удовольствие доставила ему мысль о том, что они сделают с ним, когда он откажется назвать им имя настоящего автора. Вспоминая пустые голубые глаза Шабо, от которых веяло ледяным холодом, он не сомневался, какова будет его реакция.

Пытки.

Арман набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул. Жуткий свистящий звук эхом отдавался в каменных стенах и потолке. Он назовет им какое-нибудь вымышленное имя. Нужно держать их подальше от Мари. Дать ей шанс сбежать из лечебницы. Но назовет он его не сразу – пусть потрудятся, пусть выбьют его из него. Так будет правдоподобнее.

Арман провел ладонью по шелковому подлокотнику и усмехнулся. Это элегантное кресло выглядело здесь какой-то насмешкой, словно сама судьба смеялась над ним. Разве не мечтал он обставить свой дом роскошной мебелью? Разве не грезил о том, как сильные мира сего станут добиваться его благосклонности?

Что говорит нам пословица? От добра добра не ищут.

Всю свою жизнь он мечтал о том, чтобы им восхищались, однако... не сделал ничего, чтобы заслужить чье-то восхищение.

Но еще не поздно.

Хотя об этом уже никто не узнает. Он не успеет никому рассказать, потому что жить ему осталось недолго.

Судьба сыграла с ним злую шутку.

Далеко в коридоре застучали сапоги. Звук нарастал и оборвался у двери его камеры. В старом проржавевшем замке заскрежетал ключ, дверь открылась. Арман, весь подобравшись, выпрямился.

В камеру вошел Шабо. За спиной у него маячил Гайан.

Оба были в превосходных париках, в безупречных сине-белых форменных сюртуках и с кислыми физиономиями. Арман тут же отметил, что молодой лейтенант стремится походить на своего наставника не только в делах, но также в одежде и манерах.

Вслед за ними вошел темноволосый мужчина, которого Арман прежде ни разу не видел здесь. Простая, немного помятая одежда коричневых тонов делала его похожим на обычного буржуа, но недюжинный рост, мощное телосложение и неподвижный прямой взгляд придавали его появлению особый, зловещий, смыл.