Холодная нефть с горячим запахом крови - Владимир Контровский

Ударный бронетанковый легион, краса и гордость армии Объёдинённых Тевтонских Земель, погиб почти полностью. Генералу фон дер Танну оставалось только застрелиться, но его штабная машина тоже ушла под лёд, и холодная чёрная вода Чудского озера избавила Карла от такой необходимости.

А примерно через час над озером выпал чёрный снег — водяные капли, унесённые вихрем взрыва вверх, на десятикилометровую высоту, остыли и превратились в снежинки, вобравшие в себя мельчайшие частицы атомного пепла…

Но князь Владислав Балтийский ничего этого не увидел: он сгорел раньше, чем его зрительный нерв успел передать в мозг картину происходящего.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ. СТРЕЛЫ ВОСТОКА

"Откровенная демонстрация силы, — думал приморский князь Константин, глядя из иллюминатора вниз, на близкую землю (посольский самолёт шёл на малой высоте, почти на бреющем полёте, — это было обязательным условием, продиктованным китайской стороной, и князь только сейчас понял, чем оно было вызвано), — смотрите, соседи, и трепещите…".

Маньчжурские сопки были густо нафаршированы войсками и военной техникой — танки, самоходные орудия и бронетранспортёры в пятнистой камуфляжной раскраске стояли совершенно открыто, пренебрегая не только маскировочными сетями, но даже природными укрытиями вроде лесополос и зарослей гаоляна. Поднебесная Империя явила силу, и теперь демонстрировала её приморцам, желая подавить их зрелищем боевой мощи трёхсоттысячной ханьской армии, изготовленной к броску.

По обоим бортам княжеского самолёта попарно летели четыре китайских истребителя — два "ченьгду" и два "шеньянг". Судя по бортовым номерам машин, с момента пересечения посольским "Як-42" границы Приморского княжества воздушный эскорт успел смениться по меньшей мере дважды — мол, самолётов у нас тоже много, так и знайте. И Муданьцзян как место переговоров был выбран китайцами далеко не случайно: высокие стороны могли бы встретиться в приграничных городках Чуньхуа или Дуннине, но тогда генералы богдыхана лишились бы возможности ослепить властителя русского Приморья блеском оружия — много ли покажешь за несколько минут полёта?

Но князь Константин и без этого знал: там, за маньчжурской границей, — сила. Китай пережил Обвал без особых потрясений: сама структура этой страны во многом копировала средневековую феодальную иерархию, державшуюся на старинных статусных привилегиях, а не на богатстве некоторых индивидуумов или групп индивидов, выраженном в условных единицах. В начале двадцать первого века, ещё до Обвала, были попытки отдельных лиц, сколотивших себе состояние, приобрести политический вес и влияние на внутреннюю и внешнюю политику будущей Поднебесной Империи, но все эти попытки кончались для их организаторов весьма и весьма печально: не в меру шустрых торговцев незатейливо вешали или расстреливали, не заморачиваясь чуждыми китайскому менталитету ценностями вроде соблюдения прав человека. А после Обвала импортированный лак западной цивилизации отшелушился, и страна с более чем миллиардным населением быстро трансформировалась в самую настоящую империю времён династий Мин или Цин: в державу, покорную жёсткой воле богдыхана, где людьми признавались только носители пайцзы — персонального чипа, — а все аутсайдеры (без всякого исключения) считались враждебным элементом, подлежащим незамедлительному уменьшению роста на голову при помощи палаческого меча. И сотни миллионов трудолюбивых ханьцев, нисколько не возражая против распределения риса и хлопчатобумажной ткани для халатов-ципао, сумели создать армию: одну из самых мощных армий постобвального мира.

Начало созданию это армии было положено ещё на стыке тысячелетий, когда Китай на основе зарубежных образцов (в основном советских и российских) наладил собственное производство вооружений. Американские эксперты брезгливо морщились, изучая скудные разведданные о китайских модификациях советских истребителей "Миг-21" или подводных атомных ракетоносцах "Цзинь", скопированных с устаревших русских "дельфинов", однако после Обвала глобам пришлось создавать вооружённые силы практически заново, тогда как ханьцы заботливо сохранили имевшееся у них оружие и теперь наращивали боевые мускулы. А мускулы — это дело такое: их требуется разминать, чтобы они не атрофировались. Всё шло к большой войне, и приморский князь Константин это хорошо понимал.

Ко всему прочему, Китай и Япония заключили военный союз, что казалось делом почти невозможным, учитывая вековую вражду этих двух стран. Однако богдыхан и микадо как-то сумели вытравить из памяти своих чипизированных подданных Нанкинскую резню и привычку японских офицеров пробовать на пленных ханьцах заточку самурайских мечей. Из пыльных архивов был извлечён термин "панмонголизм" и лозунг "Жёлтая раса будет править миром!"; расползавшаяся Поднебесная Империя вобрала в себя азиатских "молодых драконов" и точила зубы на Индию, зажатую между ней и Новым Халифатом, тоже быстро набиравшим силу. Но если судьба далёкой Индии не сильно волновала князя Константина, то прямой угрозы своим владениям он не мог не замечать, и степень этой угрозы беспокоила властителя Приморского удела — именно поэтому его самолёт и летел сейчас в Муданьцзян. Хотя князь и не слишком уповал на успех переговоров, он всё-таки надеялся отдать ханьцам не всё, а только часть, причём желательно как можно меньшую. Надежды эти таяли по мере того, как приморский властитель машинально подсчитывал ханьские войска, стоявшие возле его границ, но другого выхода не было: прямое военное противостояние с Поднебесной было абсолютно безнадёжным — после всех пертурбаций атомный арсенал Приморского княжества был более чем скудным. И надеяться было не на кого: единой России более не существовало, сибирский князь Михаил (не говоря уже о камчатской лисе, князе Алексее) заботился прежде всего о собственных землях, а глобы сидели за океаном, решая свои проблемы и надеясь (как всегда) извлечь выгоду из чужой свары.

…Чуть накренившись, самолёт пошёл на посадку и приземлился на аэродроме на окраине Муданьцзяна. Лётное поле было самым обычным, — бетонка как бетонка, — и постройки вокруг него не выглядели специфическими китайскими, но ощущение затаённой враждебности

Константин ощутил сразу, как только ступил на трап, мгновенно подогнанный к самолёту.

По всему полю ровными рядами стояли солдаты ханьской армии; за их спинами смотрели в небо счетверённые стволы самоходных зенитных установок. На плоских лицах солдат, сжимавших в руках до боли знакомые АКМы, не было и тени эмоций, однако князь видел: перед ним беспощадный враг, и любая попытка вести с ним переговоры заранее обречена на провал. По спине приморского князя прошёл ледяной холодок, и вспомнилось ему заплаканное лицо жены, провожавшей его в Кневичах,[13] и слова, которые она повторяла безнадёжно-исступлённо: "Не лети к ним… Не надо… Прошу тебя…".

У трапа уже ожидали несколько машин, одна из которых явно предназначалась для послов. Намётанным глазом князь сразу определил, что в ней поместится от силы четверо пассажиров — он сам, переводчик и двое ближних бояр, — и это ему не понравилось. Однако отступать было некуда, и Константин, стиснув зубы, начал спускаться по хлипкому трапу, дрожавшему под его ногами.

— Приветствую гостей, — китайский офицер, стоявший у трапа, хорошо говорил по-русски. — Джихангир [14] ждёт вас в доме для беседы.

Кортеж ехал недолго — "домом для беседы" оказалось приземистое здание на краю лётного поля. По углам здания стояли четыре танка, но Константин уже не реагировал на очередную демонстрацию военной силы Поднебесной Империи. Отсюда до границы сотни километров и сотни таких танков: четырьмя больше, четырьмя меньше — какая разница?

Помещение внутри оказалось довольно просторным и не перегруженным мебелью. Всю противоположную стену занимал огромный экран; вдоль других стен замерли ханьцы в боевой броне, вооружённые не только автоматами, но и мечами — экипировка воинов личной охраны высоких персон Поднебесной. "Похоже, беседовать придётся стоя, — подумал князь. — Что ж, это к и лучшему: значит, наша беседа не затянется. А вот зачем тут такой дисплей, пока неясно".

Джихангира Чжан Сяньджуна, командующего Шэньянским военным округом, князь узнал сразу, хотя никогда не видел его в реале. Ошибиться было мудрено: генерал Сяньджун выделялся осанкой, одеждой и буквально излучаемой им непререкаемой властностью. Сын мукденского комиссара Хуа Сяньджуна, Чжан был из тех офицеров, которые очень быстро поняли, куда дует ветер перемен, превращавший бывших партийных бонз и военачальников в сановников рождавшейся империи или смешивавший их с пылью. Чжан Сяньджун сделал правильный выбор и головокружительную карьеру: Шэньянский округ был самым сильным из семи военных округов Китая.