Джек Ричер, или Заставь меня - Ли Чайлд

– Ладно, давай поищем на территории немного меньшей, чем Милуоки, – предложила Чан.

– Пары кварталов будет достаточно. Если мы двинемся в нужном направлении. Речь идет о человеке, который ужасно выглядит из-за того, что совсем не следит за собой. Вероятно, он плохо питается, возможно, у него бессонница. Скорее всего, он не ходит к врачу, поэтому у него нет прописанных лекарств. И он наверняка не бродит между полками, отыскивая самые лучше витамины. Аптеки находятся вне его радара. У него нет любимой. Все они для него одинаковые. Поэтому у него не было никаких особых причин покупать телефон именно в этой аптеке. Почему же он так поступил? Ответ очевиден: он проходит мимо нее дважды в день – по пути в библиотеку и обратно. Как еще он мог ее заметить? У них на витрине выставлен одинокий пыльный телефон. Значит, мы можем сделать вывод, что его путь домой лежит в этом направлении. Выходит из библиотеки, сворачивает налево и идет мимо аптеки.

– И куда потом?

– Это очень симпатичный район. Очевидно, здесь хорошие дома. Однако Маккенн стыдится своего жилья. Что у нас получается? Ты видишь место, которого следовало бы стыдиться?

– Я не Маккенн.

– Вот именно. Все относительно. Старик в комнате волонтеров похож на генерального директора в отставке или что-то вроде того; не сомневаюсь, что он местный и живет в собственном доме. Практически невозможно носить такие рубашки, если ты не живешь в доме. Подобные вещи неразрывно связаны. Практически необходимое условие. Вероятно, роскошный особняк на какой-нибудь тенистой улице. Вот почему, если все относительно, Маккенн живет не в доме. Но и не в квартире. Квартиры являются допустимой альтернативой собственному дому. В некотором смысле они даже лучше. Вне всякого сомнения, тут нечего стыдиться. Значит, Маккенн живет не в доме и не в нормальной квартире.

– Например, в разрушенном доме, – предположила Чан, – в старом особняке на какой-нибудь не самой тенистой улице, поделенном на отдельные комнаты. И если он и не готовит на электрической плитке, то близок к этому. А в таких вещах совсем не хочется признаваться другому человеку – в особенности если он живет в собственном особняке. Возможно, похожем, но не пришедшем в негодность. Тот же архитектор, тот же план. Однако для его улицы не наступили тяжелые времена. Такие вещи мужчине пережить нелегко.

– Да, примерно так я и представляю себе ситуацию, – сказал Ричер. – Приблизительно. Может быть, дело вовсе не в том, что он мужчина. Но через два или три квартала в этом направлении мы должны найти пару улиц с рядами полуразрушенных или обветшалых домов с дюжиной звонков на каждой двери и табличками с фамилиями. И, если нам повезет, мы обнаружим, что одна из фамилий принадлежит Маккенну.

Они обнаружили множество фамилий и множество табличек и звонков, улиц было не две, а четыре, к тому же оказавшихся очень длинными. Первые две сворачивали через два квартала направо и налево от проспекта, на котором находилась библиотека, третья и четвертая – после следующего квартала. Малоэтажные дома, примостившиеся между более высокими зданиями, находились там с самого начала, а не были построены позднее. Однако выглядели они вполне прилично. В водостоках нет мусора, под ногами не хрустят использованные шприцы, стены не украшают граффити, нигде не видно следов гниения и разложения. Никаких явных признаков нищеты и несчастья. Но каким-то непостижимым и жестоким образом окружающие дома делали их совсем непритязательными. Возможно, из-за отсутствия деревьев, или сырости в подвалах, или большого количества кондиционеров в окнах. Может быть, здесь не так дул ветер. Может быть, много лет назад бедная вдова разделила свой дом, чтобы свести концы с концами, и через некоторое время ее примеру последовали соседи. Репутация – очень тонкая вещь.

Они медленно проехали на своем лимузине по микрорайону, чтобы определить границы поисков. Потом попросили водителя припарковаться и дальше пошли пешком. Солнце поднялось над озером, и его яркое сияние отражалось от поверхности воды. Даже за два часа до полудня было жарко.

Чан пошла по солнечной стороне улицы, Ричер – по теневой. Они по отдельности, не синхронно, шагали от двери к двери, снова и снова поднимаясь и спускаясь с крыльца, как официанты, разносящие меню, или миссионеры, пытающиеся обратить людей в свою веру. Джек обнаружил, что у большинства звонков имеются надписи с фамилиями; иногда они были напечатаны, иногда написаны от руки, кое-где старые зачеркивали и рядом ставили новые. Ему попадались польские и африканские фамилии, ирландские и южноамериканские, здесь жили все нации Соединенных Штатов, но на первой улице они не нашли фамилии Маккенн.

Двадцатью милями южнее Материнского Приюта мужчина в выглаженных джинсах и с уложенными волосами в очередной раз снял трубку стационарного телефона.

– Она больше не пользуется своим телефоном, – сообщил его агент.

– Почему?

– Трудно сказать. Вероятно, это мера предосторожности. В прошлом она была агентом ФБР, а он – военным. Они не похожи на детей, заблудившихся в лесу.

– Иными словами, ты хочешь сказать, что Хэкетт не в состоянии их найти.

– Нет, он их нашел. И без особых усилий. Он наблюдал за библиотекой. Они пришли к ее открытию и провели внутри полчаса, потом купили одноразовый телефон в соседней аптеке.

– Так чего же он ждет?

– Удобной возможности.

– Они не должны поговорить с Маккенном.

– Не беспокойтесь. Этого не случится. Даю вам слово.

Ричер и Чан пересекли проспект и оказались на второй улице. Им вновь пришлось подниматься и спускаться по ступенькам, двигаясь от дома к дому. Большинство было трехэтажными, и каждый этаж принадлежал отдельным владельцам. В одном они обнаружили множество табличек с самыми разными именами: Бейкер, Дасслер, Джованни, Исигуро, Каллахэн, Крупке, Леонидас, Оквейм, Фридрих, Хавьер, Хирото, Энгельман. Почти в алфавитном порядке. Двенадцать букв. Вероятно, Каллахэн был ирландцем. Но Маккенна они не нашли.

Внешний вид домов говорил об остатках былой славы. Старые витражи и викторианская плитка, многочисленные слои краски на входных дверях с толстым стеклом в верхней части, за которым можно было разглядеть вестибюли с велосипедами и детскими колясками. Ричер двигался все дальше, от двери к двери, от одной квартиры к другой; приближался конец улицы, он уже осмотрел больше половины, но так и не нашел Маккенна.

Это сделала Чан.

Она помахала ему с другой стороны улицы, с крыльца дома, который ничем не отличался от своих соседей. Ричер поднял ладонь, словно подавал сигнал семафора, и Мишель незаметно потрясла кулаком, как гольфист после дальнего и успешного удара. Он перешел улицу, остановился рядом с Чан, она показала на звонок и провела изящным ногтем по полоске белой бумаги с аккуратной надписью «Питер Дж. Маккенн».

Глава

34

Маккенн жил в 32-й квартире; по прикидкам Ричера, она находилась на третьем этаже, вторая от лестницы. Судя по всему, самая дальняя, если идти по часовой стрелке, что представлялось самым вероятным вариантом. Верхний этаж, без лифта и без вида из окна, о котором стоило бы говорить. Ничем не примечательное здание на второсортной улице. Не самое удачное расположение.

Массивная уличная дверь была заперта.

Чан нажала на звонок, принадлежащий Маккенну. Они ничего не услышали. Вероятно, расстояние было слишком большим. Никакого ответа через динамик. Ничего. Только тихое, жаркое, неподвижное утро.

– Попробуй позвонить еще раз, – предложил Ричер.

У одноразового телефона была функция повторного набора номера. Совсем неплохо за тринадцать долларов. Чан нажала кнопку, и они стали ждать, приложив щеку к щеке.

Длинные гудки.

Нет ответа.

Она отключила связь и спросила:

– Что теперь?

– Для пиццы еще слишком рано, – ответил Ричер. – Значит, мы будем Службой доставки посылок.

Он нажал на девять разных кнопок, и как только ему ответили, сказал:

– Доставка посылок, мадам.

После небольшой паузы последовал щелчок, и дверь открылась.

Они вошли и оказались в душном вестибюле с велосипедами, детскими колясками, карточками с рекламой тайских ресторанов и слесарных мастерских. Дальше начинался коридор нижнего этажа со следами жизнедеятельности семей, проживших здесь сотню лет, и выцветшими обоями на стенах. В элегантные когда-то двери были варварски врезаны пять замков на разной высоте, глазки и бронзовые дощечки с номерами на разной высоте. Слева находилась квартира номер 11, за ней, дальше по коридору, – 12.

Застеленная ковром лестница оказалась красивой и крутой. После каждого пролета автоматически зажигалось освещение. Здесь было особенно душно, и они поднялись на третий этаж, тяжело дыша. Квартира номер 32 оказалась первой, к которой они подошли. Сразу за углом, слева.