Криминальная империя - Кирилл Казанцев

После обеда Игнатьеву было велено выходить «без вещей». Как таковых вещей у него не было совсем, но фраза означала, что его не выпускают, а лишь временно выводят из камеры. На допрос?

Два сержанта, надев на Игнатьева наручники, повели на улицу. Потом на машине отвезли в прокуратуру. «Опять этот сопливый нервный следователь, — подумал Игнатьев с сожалением. — Значит, предстоят бестолковые разговоры». Но сержанты остановились на втором этаже возле двери с табличкой «Ст. следователь Пугачев И. Т.». Это немного обнадеживало, потому что именно этот Пугачев его в прошлый раз и выпустил.

— Входите, — велел второй сержант, выйдя из кабинета и оставив дверь открытой.

Игнатьев вошел. Слава богу! За столом сидел тот самый Пугачев и что-то писал в блокноте. Игнатьев постоял, дожидаясь, пока сержант отстегнет наручники, потом, не дождавшись приглашения, сел.

— Так, — закончив писать и закрывая блокнот, произнес следователь, — Игнатьев. Ну, и что мне с вами прикажете делать?

— Вопрос, судя по всему, риторический.

— Н-да… Ладно, приступим.

И снова Игнатьеву пришлось объяснять, зачем он подходил к полицейским на дорожном посту, снова пришлось доказывать, что преступники, а их было далеко не двое и не трое, не могли не наследить. Их обязательно кто-то видел. Игнатьев начал горячиться и доказывать, что сообщи ему Пугачев подробности, которые выявили эксперты на месте преступления, он бы мог следствию здорово помочь.

— Не может такого быть, чтобы у вас не было версий! Ведь что-то вам известно!

— Зосима Иванович, — урезонивал Игнатьева следователь, — вам ли я должен напоминать о таких вещах, как тайна следствия?

— Да какого черта! Я буквально вчера снял форму, я профессионал, убиты мои ближайшие и единственные родственники! Что вам еще предъявить в качестве доказательства моей благонадежности?

Игнатьев перестал сдерживаться и уже откровенно орал на следователя. Пару раз заглянули изумленные сержанты, но Пугачев отправил их жестом за дверь. Наконец случилось невероятное. Пугачев поднялся, подошел к сейфу, порылся в нем и извлек несколько листов бумаги. Он вернулся и молча положил их перед Игнатьевым на стол.

— Читайте.

Запнувшись на полуслове, Зосима Иванович стал жадно читать. Это были акты вскрытия тел. Одно, второе, третье… шестое, седьмое, восьмое. Он закончил читать и уставился на следователя. Пугачев спокойно собрал листки и убрал их в сейф.

— Ну, что теперь скажете? — засовывая ключи от сейфа в карман и усаживаясь в кресло, спросил Пугачев.

— Как это может быть? — тихо спросил Игнатьев. — Это же… это… так не бывает? Нет, это чушь какая-то!

— Это официальные документы из уголовного дела, — напомнил Пугачев.

— Бред… — прошептал Игнатьев сквозь судорожно стиснутые зубы и потер лицо руками.

Артур Янкович предпринимателем стал буквально на пустом месте. Был период, когда он хорошо зарабатывал, будучи хорошим слесарем. Потом занялся сдачей металлолома, но собирать его и возить на тележке было сложно.

А однажды он повстречал на дороге школьного приятеля Сашку Курихина, который, ругаясь, ремонтировал старый грязный «МАЗ». Они разговорились, Курихин материл машину и тот момент, когда он решился выкупить этот хлам и начать зарабатывать на грузовых перевозках.

Совместная идея родилась тут же, когда Сашка сказал, сколько ему нужно денег, чтобы привести машину в рабочее состояние. Артур деньги вложил, и приятели стали возить металлолом на машине. Так он и стал местным королем металлолома. Ширилась сеть приемных пунктов черного и цветного металла. Увеличились объемы платежей ментам, чтобы смотрели сквозь пальцы на то, что несут мужики сдавать в эти пункты. Сложился штат приемщиков, которым можно было доверять деньги, чтобы расплачиваться на месте со сдающими металл алкашами. Вывоз же собранного богатства осуществлялся по всем пунктам теперь ежедневно. Жизнь у бывшего слесаря, а теперь бизнесмена Артура налаживалась. Правда, теперь появились иные проблемы, но это дело уже второе.

Игнатьев нашел Янковича в одном из приемных пунктов во время своей инспекционной поездки. Худощавый, энергичный, в дорогих брюках и ботинках, Янкович, приобретя статус солидного предпринимателя, приобрел с ним и извращенное представление о присущих богатым людям манерах поведения. Сработал общий недостаток культуры. Когда человек читает не отечественных классиков, где можно почерпнуть сведения о жизни и обычаях русского купечества и богатого дворянства, а дешевые детективы, где главными героями являются крутые бывшие спецназовцы и воры в законе. Естественно, Артур стал полагать, что признаками состоятельности являются нагловатость, полууголовный жаргон и энергичная жестикуляция. Главным образом с применением пальцев.

Артур не сразу понял, что от него хочет этот мужик. Сначала он решил, что о частном детективе Никольском тот его спрашивает, желая навести справки. А стоит ли этого Никольченко нанимать. И он, не дослушав Игнатьева, принялся горячо объяснять, что Никольченко этот погиб, а жалко, отличным мужиком был. Причем погиб со всей семьей. Значит, слухи по городу идут, понял Игнатьев. Это было и хорошо и плохо. Хорошо, потому что об этом можно расспрашивать подготовленных людей — все были осведомлены. Плохо, потому что на то они и слухи, что обрастают в процессе распространения таким количеством домыслов каждого их передающего, что истина оказывается погребенной очень глубоко.

— Так что опоздал ты, мужик, — развел Артур руками.

— Стой, я не потому тебя про Никольченко расспрашиваю, — осадил Игнатьев собеседника, принимая его манеру общаться. — Я его двоюродный брат, последний из родственников, кто остался. И я хочу разобраться в причинах его гибели.

— Так… говорят же, что угорели они… — наморщил лоб Янкович.

— Артур, включи логику! Краснодарский край, разгар лета, люди в доме выпивают. И зажженный камин!

— В смысле?

— Жарко, Артур, сильно жарко и без камина, понимаешь? Не верю я в несчастный случай. Я майор полиции в отставке и знаю, как это все бывает. Так поможешь мне, расскажешь о брате?

— А чего я о нем могу рассказать…

— Все, что знаешь, все дела.

— Ну, сначала мне его посоветовали как грамотного мужика в этих делах. У меня Ксюха, в смысле жена, что-то зажралась. Подозрения появились, что гуляет она от меня. Морду сразу бить я не стал, типа боялся ошибиться. Так-то она баба классная, все дела! А подозрения, конечно, заели, аж спать не могу. Ну-у, вот я его и нанял. Ну, пообщались, конечно. И, главное, я ему бабки за работу обещаю хорошие, а он мне пытается втереть, что не надо этого делать. Во хохма, да? Я, значит, ему предлагаю бабки, а он, значит, от них отказывается.

— А чего же он тебе советовал?

— Да… сначала я решил, что лабуда это все, а потом подумал-подумал… и решил, что Серега твой дело говорит. Вот сейчас я не знаю ничего, подозреваю, конечно, но толком не знаю. А может, и нет там ничего. А вдруг все подтвердится? И как я буду с ней потом жить? Урою же! И ее урою, и его! Он говорит, подумай сначала о причинах, если подозрения появились. Может, ты в делах погряз до того, что она тебя видеть перестала. Может, она специально тебя злит, чтобы ты ревновать начал, может, и мужика никакого нет, а она просто себе нашла какое-то развлечение. Может, она с подружками встречается. А что деньги тянуть с тебя стала, так не на любовника, а на другие цели. Подруга детства, например, больная неизлечимо, может, другая беда.

Янкович от избытка чувств хлопнул себя по бедрам руками и даже ткнул Игнатьева в плечо кулаком.

— Ты представляешь, как в воду глядел! Я по его совету изменился круто в отношении Ксюхи, стал ей внимания больше уделять, подарки там всякие делать. Представляешь, в жизни не догадаешься, от чего бабы тащатся больше всего! От цветов, прикинь! Ты ей букетик принеси, и она обалдеет прямо на твоих глазах. Прикинь! Любовь — как в первые месяцы знакомства. А потом я с ней по душам побазарил, и все оказалось так, как Серега и говорил. Подруга у нее, они с ней в школе за одной партой сидели. А у подруги мать больная. Она ей лекарства доставала. Прикинь, я когда все узнал, эту матуху в клинику отвез, оплатил все там. А Ксюха теперь ко мне относится как к принцу какому-то. Типа я такой щедрый, и все дела! Серега твой мастер, волокет в бабах, я тащусь… в смысле… раньше волок.

— Слушай, Артур, а ты не слышал, были у Никольченко какие-то проблемы с криминалом? Может, угрожал ему кто-нибудь, наезжал на него?

— Это, типа, что его убили? — Янкович пожал плечами и на некоторое время замер в такой позе. — Хрен ее знает. Вроде он при делах был, прихваты у него везде имелись. Он же в ментовке раньше работал. Что-то такого я не помню.

Еще минут двадцать Игнатьев потратил на то, чтобы различными наводящими вопросами помочь Янковичу вспомнить что-нибудь подобное. Но все было безрезультатно. Тогда пришлось заходить с другой стороны и расспрашивать о местном криминале и о тех, кого в народе называли «черепановскими».