Семенов-Тян-Шанский - Андрей Алдан-Семенов

— Я не сомневаюсь, что занятый вашим превосходительством Заилийский край, хорошо обеспеченный мирной русской колонизацией, сделается одним из перлов русских владений в Азии, — говорил он генерал-губернатору.

Гасфорт согласно наклонил голову, прищурил кофейные глаза.

— Заилийский край обширен и сказочно богат, — продолжал Петр Петрович. — И совершенно ненормально, что мы держим государственную границу не впереди такого огромного пространства, а сзади него. Граница империи все еще находится на старой линии казачьих форпостов от устья Урала и вверх по его течению. От Петропавловска граница проходит по Иртышу на Омск и дальше — к озеру Зайсан. Согласитесь, ваше превосходительство, что трудно управлять громаднейшим краем, не имея твердых границ…

Кофейные глаза Гасфорта заблестели сухо и стеклянно. Он еще ниже склонил длинную голову.

— Мне представляется совершенно необходимым перенести нашу государственную границу с длинной уральско-иртышской линии на короткую. Новой пограничной линией можно было бы соединить поселение Верное у Заилийского Алатау с форпостом Перовским на Сыр-Дарье…

Гасфорт пошевелил эполетами, бледная усмешка скользнула по тонким губам. Семенов понял: его соображения по переносу границы нравятся генерал-губернатору.

— Заманчивое предложение, — ответил Гасфорт, — но боюсь, высшие власти сочтут сие преждевременным. Не рискую идти на перенос границы без ведома Санкт-Петербурга.

— Занятие Заилийского края и прочная колонизация его — крупная заслуга перед Россией, — намекнул Петр Петрович. — Эту заслугу оценит история. — Он выдержал паузу, рассчитывая на ее эффект. — Пока же все, что будет предпринято для научного исследования нового края, станет светочем науки, впервые озаряющим самую глубь Азиатского материка.

— Я сочувствую научным исследованиям в Заилийском крае, — отозвался торопливо Гасфорт, словно боясь подорвать свою репутацию просвещенного правителя.

Тогда Петр Петрович изложил программу второго путешествия в Небесные горы. Гасфорт согласился со всеми его предложениями. Пользуясь благосклонностью генерал-губернатора, Петр Петрович подал ему мысль о снаряжении экспедиции в Кашгарию.

— Ваш адъютант Чокан Валиханов может выполнить трудную и важную миссию. Этот юноша обладает выдающимися способностями. Он большой знаток истории Востока и в особенности народов, соплеменных киргизам, — говорил Петр Петрович.

— Я принимаю ваше предложение, — согласился Гасфорт, — но при условии, если вы заручитесь согласием высших правительственных кругов. Без ведома Санкт-Петербурга экспедиция в Кашгарию невозможна…

Петр Петрович попросил Гасфорта отчислить и направить в Петербургский университет хорунжего Потанина.

— Такие люди, как Григорий Потанин и Чокан Валиханов, бесценны для русской науки, — говорил он убежденно.

Гасфорт согласился и с этим. Они расстались взаимно довольные и признательные друг другу.

21 апреля 1857 году Петр Петрович выехал из Омска. В Семипалатинске его ждал томский художник Павел Кошаров.

Плетеный тарантас снова катился через Киргизскую степь к предгорьям Заилийского Алатау.

Глава 15

СУД В ТАШБУЛАНЕ

По илийским берегам цвели эфемеры — мимолетные яркие цветы весны.

Анемоны лиловыми коврами устилали землю, колыхались хохлатки, выпирали из песка широкие листья ревеня. Красные тюльпаны захватили огромные участки. Буйствовали ковыли, дикий чеснок вскидывал к небу дурманящие кисти, играли разноцветьем смолевки, грабельки, мышиный горошек.

Веселая зелень полупустыни отцветала, созревала и погибала в конце веселого месяца мая.

Павел Кошаров то и дело ахал. Румяное, со вздернутым носом лицо, живые, цвета спелой черники глаза художника смотрели из-под широкой шляпы. Подвижный, любопытный, неистощимый рассказчик и выдумщик, Кошаров не давал Семенову скучать в дороге.

Они ехали к урочищу Тамгалы-Таш. Справа сливалась с горизонтом безграничная степь, слева за рекой мерцали белым мрамором снега Небесных гор.

Плоские берега Или приподнимались и сужались. Тарантас въехал в красное ущелье. Река здесь пробила путь в порфировых скалах, и они становились все выше. Семенов разглядывал крутые голые скалы, висящие над рекой.

— Вот они, — показал художник на красную скалу. — Это они — Писаные камни…

Тарантас остановился, Семенов и Кошаров выпрыгнули на песок. Перед ними были Тамгалы-Таш — Писаные Камни, ради которых Семенов отклонился от своего путешествия. Кошаров вынул из тарантаса альбом и карандаш, чтобы скопировать крупные буквы тибетской надписи.

Эти тибетские надписи были начертаны на илий-ском порфире в середине XVIII столетия, во времена Джунгарского владычества. Они обозначали западные пределы Джунгарии.

Весь жаркий майский день путешественники провели в урочище.

— Я же первый европеец, срисовавший тибетские надписи на реке Или, — шутил Кошаров, складывая альбом. — А быть первым кое-что значит.

Ночью они прибыли в Верное. Пристава Большой орды Хоментовского уже не было, Семенова встретил новый начальник Перемышльский — вялый спокойный человек. Он не обладал дерзкой энергией и смелостью Хоментовского и не решался на самостоятельную деятельность.

Семенову снова пришлось рассказывать о целях своего путешествия.

— Я хочу проникнуть на восточную часть Иссык-Куля, а оттуда на горные перевалы, соединяющие Илийский и Иссык-Кульский бассейны с Кашгарией. Надеюсь также исследовать хребет Тенгри-таг, — говорил Петр Петрович, не предполагая, что его планы как раз на руку приставу Большой орды.

В эту зиму с новой силой вспыхнула междоусобная война между киргизскими племенами, населяющими берега Иссык-Куля. Богинцы, вытесненные сарыбагишами, стремились вернуть себе восточную сторону озера. Они обратились к приставу Большой орды с просьбой принять их в русское подданство. Только чувствуя себя под защитой России, они могли еще бороться с сарыбагишами.

Полковник Перемышльский понимал: богинцам необходима военная поддержка. И все же он боялся помогать без согласия генерал-губернатора Гасфорта.

— А спрашивать разрешения у Густава Ивановича бесполезно, — жаловался он Петру Петровичу. — Гасфорт затеет переписку с министерством иностранных дел, и пойдет писать губерния.

После долгих размышлений Перемышльский решил: Петра Петровича будет сопровождать конвой из пятидесяти казаков. Одновременно к экспедиции примкнет полуторатысячный отряд Тезека — одного из султанов Большой орды. Казаки Семенова и всадники Тезека и будут той силой, что охладит наступательный пыл сарыбагишей.