Счастья хватит на всех - Юлия Александровна Волкодав

Сашку определили на второй ряд. На первый, как она поняла, усадили одноклассников Туманова, и, глянув на них, Сашка испытала культурный шок. Вот эти люди учились вместе со Всеволодом Алексеевичем? Этот дедушка, согнувшийся в три погибели? И эта бабушка в старомодных янтарных бусах и с сиреневыми волосами? Вы шутите, что ли?

Ещё минут пятнадцать объясняли, когда хлопать, как улыбаться, куда смотреть и как себя вести. Так что в конце концов Сашке поднадоело. С самого утра она была на взводе от предстоящей встречи с Тумановым, но теперь постепенно перегорала. Нельзя же нервничать бесконечно. И обстановка в студии сильно отличалась от атмосферы концертного зала, куда идёшь как на праздник, настраиваясь, предвкушая, вдыхаешь пыльный запах кулис. А тут слишком светло, слишком жарко и слишком шумно, телевизионщики носятся как сумасшедшие, суетятся.

В этой суете она и пропустила момент, когда в студии появился Всеволод Алексеевич. Он как-то тихонько вошёл, без объявления, без аплодисментов. Вынырнул из-за декорации и прошмыгнул в приготовленное для него кресло в центре студии. Сашка его заметила только через несколько минут, когда в микрофон сообщили, что к съёмкам всё готово.

— Что готово? Что у вас готово, если свет не выставлен? — подал голос Всеволод Алексеевич, и все отлично его услышали, так как петличку ему уже подключили. — Прожектор мне прямо в глаза светит.

Он говорил негромко, но недовольно. Кто-то тут же побежал переставлять свет, Светлана тем временем принесла артисту чай, но он только дёрнул головой, отказываясь.

— Ешь вода, пей вода, — пробормотал он. — Целый день тем чаем наливаюсь, пожрать некогда. Надолго у вас тут всё?

— Два часа, Всеволод Алексеевич, не больше. Эфирных будет сорок минут.

— Вот, два часа, — горько произнёс Туманов. — Потом ещё два часа по пробкам. Поем к ночи. А пузо растёт!

Сашка сидела, забыв, как дышать. Происходило что-то невероятное. В нескольких шагах от неё был Всеволод Алексеевич и в то же время совсем чужой человек, похожий на него только внешне. И то несильно, потому что в её сознании Всеволод Алексеевич всегда улыбался, всегда источал жизнелюбие, даря хорошее настроение всем вокруг. А сидящий в кресле немолодой мужчина хмурился, капризничал и в целом выглядел сварливым и абсолютно чужим. Не только для неё чужим — для всех. Он «тыкал» крутящимся вокруг него девушкам-помощницам и смотрел как будто сквозь них, равнодушными глазами. Как мало это напоминало медовые взгляды со сцены и обходительное целование рук каждой, кто поднимался на неё с цветами.

Наконец свет поправили, съёмки начались. И странное дело, только прозвучала фраза «Приготовились! Снимаем!», у Всеволода Алексеевича словно лампочка внутри включилась. И улыбка появилась на лице, и глаза стали привычными, добрыми, с лучиками морщин, тщательно замазанными гримёром. От такого превращения Сашка совсем растерялась. И какой Туманов настоящий? Первый или второй?

Сначала Всеволод Алексеевич рассказывал о детстве. Вроде бы ничего нового, все факты ей давно известны. Папа ушёл на войну полевым хирургом, ребёнка воспитывала бабушка, жили в Подмосковье, холодно, голодно. Но сегодня Туманов вдруг вспомнил подробности, о которых Сашка раньше не слышала — начал рассказывать, как бабушка отправляла его отоваривать карточки. Во время войны. Карточки. Сашка произвела нехитрые подсчёты, ещё раз себя перепроверила. В сорок пятом ему было четыре года. Кто мог отправить четырёхлетнего ребёнка отоваривать карточки? У взрослых-то, случалось, продукты отбирали. Всеволод Алексеевич тем временем вошёл во вкус и сыпал новыми историями, в деталях рассказывая, что именно на нём лежала обязанность топить печь в их с бабушкой доме. Печь Сашка видела только в кино, но легко могла предположить, что детей держат от неё подальше. Судя по лицу ведущей, беседовавшей со Всеволодом Алексеевичем, у неё тоже возникли сомнения.

На вопрос о поступлении в институт он только рукой махнул, мол, ну конечно его взяли с первого раза, преподаватели сразу разглядели в мальчике талант. Сашка с трудом сохраняла каменное выражение лица, какая уж там улыбка, о которой твердили им перед съёмками. Нет, в ГИТИС он и правда поступил с первого раза. Только до этого два года подряд проваливался на экзаменах в Гнесинку, так что в итоге пришлось сначала идти в армию, и только потом штурмовать учебное заведение попроще. Но об этом Всеволод Алексеевич тактично умолчал.

К концу второго часа у Сашки уже раскалывалась голова, то ли от слишком яркого света, то ли от постоянных аплодисментов, по команде режиссёра прерывавших излияния Всеволода Алексеевича. А скорее всего, от самих излияний, в которых то и дело проскальзывали новые факты биографии, абсолютно друг с другом не стыкующиеся.

Перед тем как снимать вопросы зрителей, решили сделать перерыв. К Туманову подскочила гримёрша, поправлять растрепавшуюся причёску — в порыве вдохновения Всеволод Алексеевич то и дело пятернёй закидывал волосы назад. Он терпеливо позволял себя причёсывать, но, когда гримёрша попыталась зафиксировать результат своей работы лаком, огрызнулся, мол, последние волосы выпадают от вашей химии.

— И чаю мне принесите, два часа тут долдоню, уже в горле першит!

Он снова превратился в угрюмого ворчуна с пустыми глазами. Лампочка погасла. Никогда Сашка не видела ничего подобного, разве что отец, напиваясь, постепенно проходил стадии от лёгкого веселья, когда мог полезть обниматься, проверять дневник и даже выдавать деньги «на мороженое» до злобной отрешённости от мира, а то и агрессии в адрес подвернувшихся под руку домочадцев. Но стадии всегда шли одна за другой, не меняясь местами и не чередуясь. И вообще, меньше всего Сашке хотелось сравнивать отца и Туманова. Бред какой-то.

Чай Всеволоду Алексеевичу принёс Ренат, вместе с телефоном. Директора Туманова Сашка иногда видела на фотографиях, хотя в кадр он попадал редко и всегда держался в тени артиста. Огромный, под два метра ростом, шире в плечах даже Всеволода Алексеевича, и лысый как коленка, что вкупе с раскосыми глазами придавало ему экзотический азиатский вид. С Тумановым он работал давно, уже лет десять.

Ренат наклонился к артисту и что-то долго ему объяснял, Всеволод Алексеевич морщился, потом вручил ему телефон назад.

— Чего трезвонить? Домой приеду, поговорим, — в полный голос произнёс он. — А то Зарина Аркадьевна не знает, что у меня съёмки!

У Сашки уже сил не было, ни ужасаться, ни удивляться. В её представлении Всеволод Алексеевич, внимательный и любящий супруг, по двадцать раз на дню звонил жене. Да он сам же об этом говорил, в интервью журналу «Неделя ТВ», Сашка даже помнила жёлто-розовую обложку выпуска. Рассказывал, что они постоянно перезваниваются, что для него очень важно ощущать поддержку любимого человека, особенно когда