Счастья хватит на всех - Юлия Александровна Волкодав

даже любили. В первую очередь за неравнодушие — большинство преподавателей не трудились запоминать студентов по именам, и уж тем более не вникали в их проблемы.

Впрочем, это всё потом. А пока что Сашка стояла в магазине медицинской одежды, выбирала халат, и сама не могла поверить своему счастью. Занятия начинались послезавтра. Она уже два дня как в Москве. Обустроилась в общежитии, встретилась с будущими однокурсниками на предварительном сборе, а главное, погуляла по городу. Прошлась по Тверской, покружила возле Большого театра, который внешне совсем не впечатлил — он оказался втиснут в городскую суету и как будто затёрт кипящей столичной жизнью. Сашке казалось, что дорога к театру должна пролегать через какой-нибудь парк с фонтанами и скульптурами, скамейками и беседками. Чтобы неторопливо следовать к нему, предвкушая встречу с искусством, настраиваясь, а после отдыхать в парке и обсуждать спектакль. Тут же получалось совсем иначе: выбежал из метро, ну или выскочил из машины, преодолел ступеньки — и вот ты в театре. Граница между серой обыденностью и миром искусства — всего лишь небольшая лестница. Как-то это было неправильно.

Зато ей понравился Камергерский переулок. Сашка сразу поняла, что он станет одним из самых любимых её мест в столице. Так близко к сердцу Москвы, всего в нескольких шагах от ревущей и бегущей Тверской, и такой тихий, уютный, такой театральный. Здесь что ни дом, то памятник, история. А ещё здесь рядом, на Большой Дмитровке, Театр оперетты, где когда-то, ещё студентом, Всеволод Алексеевич проходил стажировку. И Колонный зал Дома союзов, где он сотни раз выступал. Ему эти места родные, знакомые, и Сашке очень хотелось, чтобы и для неё они стали такими же. Хоть она и выбрала совершенно другую профессию.

Приближающаяся учёба тоже радовала и волновала. Никогда ещё она не ждала первого сентября с таким нетерпением. Хоть бы книги выдали раньше, чтобы начать читать! Но увы, учебниками обещали снабдить только через неделю. А зачем? Пишите лекции, учебники вам к завершению цикла потребуются. Сашка ещё толком не разобралась, что такое цикл, но всей душой жаждала знаний. Особенно после унылого, невозможно долго тянущегося лета в Мытищах. Она очень надеялась, последнего лета.

— Какой халат вы хотите? — Продавщица улыбалась дежурной, «московской» улыбкой, Сашка уже научилась их различать. — Смотрите, вот новые модели. Это в форме платья, а вот сарафан. Вы в каком цвете предпочитаете? Есть розовые, есть нежно-салатные.

Сашка с недоумением посмотрела на девушку. Сарафан? На вешалке и правда болталось нечто на лямочках и с расклешённым подолом. Сашка такие сарафанчики даже в раннем детстве игнорировала.

— Мне — в мединстут, — процедила она. — На занятия.

— Ну разумеется! Как раз студентки у нас их и берут. Под них можно любую блузку надеть. Очень модно! А вот ещё с кружевом есть!

— Халат! Обычный! Белый! — отчеканила Сашка и сама выбрала, строгий, чуть не до колен, с длинным рукавом. Примерила, глянула на себя в зеркало, и сердце аж зашлось от счастья. Почти настоящий врач. Человек в белом халате.

И даже первые месяцы учёбы, всем дающиеся невероятным напряжением сил, не сбили её романтического настроя. Она готова была учиться круглые сутки. Впрочем, почти так и выходило. Занятия начинались в половине девятого, а заканчивались в семь, а то и восемь вечера. Между парами случались «окна» по часу или полтора, но и в это время никто не отдыхал. Если не требовалось перемещаться из одного корпуса в другой, то просто пристраивались где-нибудь на подоконнике, а то и на корточках с конспектом и зубрили, зубрили, зубрили. Поговорку «от сессии до сессии живут студенты весело» придумали точно не про медвуз. Тут спрашивали постоянно, каждый день, чуть ли не на каждой паре. Устный опрос, коллоквиум, тестирование, контрольная, лабораторная, практическое занятие. Учили между парами, учили по ночам. Возвращаясь в общежитие, Сашка валилась на кровать, забыв переодеться, и засыпала. Просыпалась часа в два ночи по будильнику и садилась готовиться к следующему учебному дню. Питалась пирожками и всем, что можно разогреть на скорую руку и съесть, не отрываясь от учебника или конспекта. А мама пугала, что она не сможет жить одна, потому что не умеет готовить. Какое там готовить! Кто-то из девчонок в воскресенье ещё умудрялся выползать на общую кухню и что-нибудь варить или жарить, но Сашка знала, на что, точнее, на кого потратить единственный выходной.

О посещении всех московских концертов с участием Туманова она давно забыла. Когда? Да и на что? Но в воскресенье она обязательно брела в библиотеку, где со скидкой по студенческому билету можно было пару часов провести в Интернете. Узнать, где он, где выступал, посмотреть хоть несколько записей, почитать новости на форуме. А главное, убедиться, что здоров и весел. Успокоиться, получить свою дозу эндорфинов и вернуться к учёбе.

Сашку не пугало ничего из стандартных кошмаров первокурсника меда: ни огромный объём информации, которую требовалось запоминать, ни хронический недосып, ни воняющие формалином и почему-то гуашью чьи-то тазобедренные кости, давно ставшие учебным пособием. Иные девчонки и в руки-то боялись их брать, а Сашка не то что брала — она, староста, ещё и таскала их с кафедры в аудиторию и обратно. И отвечала за их целость и сохранность на занятии. Никакого страха, никакой брезгливости, ни на занятиях в морге, ни в операционной, куда первокурсников один раз сводили пока что «просто посмотреть» аппендэктомию, а заодно и заранее определить профнепригодных, падающих в обморок от вида крови. Сашка оставалась невозмутимой, ей достаточно было помнить, ради чего это всё. Куда больше подготовленного операционного поля, разверстого зажимами и расширителями — ну и что, как кусок мяса на базаре, воспринималось оно совершенно отдельно от обладателя, — Сашку поразил сам пациент, мужчина лет сорока. Студентов впустили, когда больного уже погрузили в наркоз, и Сашка увидела обнажённый торс, не прикрытый, как всё остальное, простынёй, мертвенно-бледное, неподвижное лицо и руки, разведённые в разные стороны под прямым углом и уложенные на специальные подставки локтевыми ямками вверх, чтобы удобно было вводить лекарства. Вот эти руки с воткнутыми иглами катетеров, беззащитность позы, заставили её содрогнуться. Стоило только представить на этом месте Всеволода Алексеевича, и коленки начинали предательски подгибаться.

Конечно, её мечты подвергались коррекции. Учёба в медицинском, да и самостоятельная жизнь (господи, наконец-то!) заставляли стремительно взрослеть. Когда живёшь в Мытищах и тебе пятнадцать лет, легко верится, что ты единственная в своём роде. Что лично у тебя, да-да, у тебя, всё получится. И что именно ты избавишь его от