Добудь Победу, солдат! - Сергей Абенов

Пока буду решать свои дела, ты найдешь какую-нибудь попутку и передашь в его деревню. Это все, что я могу сделать.

– А почему я? – удивился Арбенов.

– Со мной поедешь, мало ли какие вопросы у начальства возникнут. Что, мне одному отдуваться? А ты умеешь объяснить так… ну, коротко и ясно.

– Спасибо, Андрей Анатольевич!

– Да ладно, какое там спасибо… что ж я, не советский человек.

– Товарищ капитан, – спросил старшина, – что насчет радиста?

– Решим вопрос с радистом, в штабе армии поставим вопрос и решим.

Глава 4

Санька возвращался от штаба через поле, по едва набитой машинами колее. Настроение у Саньки было отличное, вернее даже, он был счастлив. Не беда, что не удалось повидать родных, но весточка от него и посылка с продуктами – это уже хорошо. Отступая, немцы сожгли его деревню и теперь его семья – мать и младшие сестры ютились в землянке, но это ничего, думал Санька, главное, что все они живы.

Деревня была уже близко, как вдруг Санька увидел, что по полю наперерез ему идет кто-то, девушка, судя по походке, и показалась она знакомой, и он побежал к ней, еще не веря своей догадке. Она повернула голову, заслышав его шаги, и Санька ахнул от удивления, ударил ладонями по коленям и закричал:

– Ольга! Не может быть! Не может быть!

Они обнялись, а он все повторял одно и то же, потом спросил: – Ты как тут оказалась? Прибыла по месту службы, а как наши, да все живы, ты как тут оказалась, да я ж тебе говорю, как же ты нашла нас, и мы тебя искали. Ольга сказала, что ей, наверное, нужно сначала в штаб, доложить и оформиться, и Санька сразу отмел такой вариант. Да какой штаб! – сказал он – подождет твой штаб, никуда не денется! Все равно наш начальник в отъезде и вернется только вечером. Сначала в группу, ребята обрадуются, не сказать словами. Он хотел бежать вперед, чтобы сообщить новость, но Ольга остановила его, и они решили, что войдут вместе.

Сарай, построенный когда-то бригадой строителей шабашников, был метров семи в длину и три в ширину и глина, которой он был обмазан, местами обвалилась и видна была дранка, которой он был обшит снаружи. Изнутри стены были дощатые, и в тех местах, где снаружи отстала обмазка, светились щели и в некоторых местах были дырки от пуль, в которые после полудня солнце било яркими, узкими лучами. Слева от двери был устроен дощатый настил, на котором спали разведчики, посередине у стены стол из струганных досок и две лавки по его обеим сторонам. Дальше стояла печка-буржуйка и за ней перегородка, за которой было место командира.

Санька распахнул перед Ольгой дверь, и когда она вошла, Чердынский, стоявший у двери, отступил назад и покачал головой – не верю! Они обнялись коротко, и Ольга подошла к Николаю Парфенычу, вставшему из-за стола, отметив, что совсем он не старый, ведь младше ее отца, и они обнялись крепко, и сержант только и смог сказать удивленно:

– Ну, ты, даешь, девонька!

Ольга достала из вещмешка сверток с плиточным чаем, и сержант, растроганный подарком, обнял ее еще раз, приговаривая:

– Ну, уважила, девонька! Ну, уважила, так уважила!

Посыпались вопросы и она, не успевая отвечать, смеялась и снова обнимала то одного, то другого. На настиле сидел незнакомый ей солдат, кавказец по наружности, и он кивнул ей и сказал – Георгий, и она решила, что познакомится с ним позже. Когда все немного успокоились и уселись за стол, она спросила:

– А где Камал? – и Санька тут же подхватился, я сейчас, сказал он, вспомнил, что командир в отъезде, и удивился тому, что Чердынский вдруг одернул его со злостью:

– Никуда не денется, придет твой командир!

И опять ее спрашивали, и Ольга отвечала что-то, и все смеялись над Санькой, когда он спросил, видела ли она Сталина? А он обиделся, потому что ему было непонятно, как можно быть в Москве и не увидеть Сталина, но все равно он был счастлив, потому что это он встретил Ольгу первым и привел ее сюда.

Она спросила, куда положить вещи и Загвоздин показал на перегородку. Она взяла свой вещмешок и, отодвинув плащ-палатку, которой был завешен вход, вошла в каморку. На стене над топчаном висели на гвоздях бинокль, автомат и кожаная сумка-планшет, и рядом с изголовьем был прибитый к стене небольшой столик с укосиной вместо ножек, и на нем стопка книг и свечной огарок в консервной банке и самодельная зажигалка. Вот здесь и живет мой… командир, читает ночью или думает о чем-то, а свечка почти вся сгорела и сумка совсем протерлась на углах.

Вот я и дома. Здесь другая природа, леса и поля кругом, и озера, а там, в Сталинграде, все было другое. Из НП в школе видна была бескрайняя, серо-желтая степь, и весь, как на ладони, истерзанный бомбами гороховский пятачок, искореженные громады Сталинградского тракторного завода, и берег Волги, по которой плывет сбитый в грязные комки снег, серые льдинки, облепленные шугой и мертвые тела, свои и чужие.

Глава 5

Они вернулись в дивизию около восьми часов вечера и сразу поехали на квартиру Студеникина, и он приговаривал всю дорогу:

– Вот тебе и задание, как снег на голову! Как обухом! А, старшина, мы с тобой планируем, а тут, раз – и обухом!

Дверь в дом была не заперта и они, пройдя через темные сени, вошли в комнату и капитан зажег большую керосиновую лампу. Надо подкрепиться и все обмозговать, сказал он, открой тушенку, а я нарежу хлеб и лук, я люблю, когда лук нарезан толстыми кольцами, и где-то у меня оставалась водочка. Черт бы побрал этих штабистов, у них семь пядей на неделе, или где там еще.

– Ладно, – сказал Студеникин, когда они выпили и он, щурясь от удовольствия, макнул толстое, чуть зеленоватое кольцо лука в деревянную чашку с солью, – наступление, контрнаступление, это не наше дело. Этим пусть высшее командование занимается. Но откуда им известно о прибытии этого представителя немецкого генштаба?

– У контрразведки свои каналы и нас это не касается!

– Согласен, вопрос поставлен неправильно. Если это такая важная птица, и с таким важным поручением, то, естественно предположить, что и секретность должна быть особая. Я к тому, что, может быть это дезинформация, а, старшина?

– Деза это, или не деза, мы с вами проверить никак не можем. Получен приказ и нам придется его выполнять!

Действительно,